30

30

"Как упрек на щеке слезинка.
- И умираю.
Нежат лаской опаловы очи.
- И воскресаю.
Я - твой верный оруженосец".
Популярный амидарейский поэт и признанный мастер нерифмованных пятистиший Лекисель писал о великой любви и о своей милой, ставшей ему музой. И о ранней седине из-за потакания бесконечным капризам ненаглядной.
Айями тоже умирала и воскресала, но от страха. Как на качелях: вверх - вниз, вверх - вниз. Язык стал неловким, слова - невнятными. Взгляд метался по сторонам, избегая господина подполковника, и застывал в одной точке. На выщерблинке у края столешницы.
Пугала непредсказуемость. И тяжелый взгляд А'Веча.
Айями ощущала себя мышкой, загнанной котом в угол, хотя господин заместитель не гонял жертву по помещению, а сидел за столом, поигрывая пальцами, сцепленными в замок. Угрюмость хозяина кабинета давила, заставляя втягивать голову в плечи. Айями давно бы распласталась на полу, если бы не стул, на котором она устроилась. И лихорадочно вспоминала, в чем могла провиниться.
- Хочешь что-нибудь сказать? - спросил господин А'Веч грозно.
Кто? Айями?! Нет-нет, и для пущей убедительности помотает головой. Разве не видно, что меньше всего она жаждет болтать по душам? Тем более, душа сейчас находится где-то в районе пяток.
- Я знаю твой секрет, - произнес А'Веч. - О тебе и... о нём, - добавил, помедлив.
Сказал и впился взглядом, следя за реакцией.
На что он намекает? И на кого? Конечно же, на Айрамира! Господин подполковник узнал, что Айями укрывает паренька!
Что делать, что делать? Падать в ноги к А'Вечу и умолять. Плакать, хватаясь за брючину. Стану вашей рабой... Сделаю что угодно, лишь бы не разлучали с дочкой...
- П-простите, так получилось, - выдавила Айями через силу. - Это моя вина.
Видимо, её щеки стали белее снега, потому что мужчина успокоил с кривой усмешкой:
- Не бойся, не трону тебя.
Наверное, она ослышалась. Её прощают?!
- Спасибо, - пробормотала Айями неверяще и промямлила дрожащим голосом: - А... что будет с ним?
Господин А'Веч смотрел с мрачной ухмылкой и молчал. Как он узнал о парнишке? Проще простого. Потому что кто-то донес. А глупая, наивная Айями верила в своих соотечественников. Верила, что солидарность не угасла в сердцах амидарейцев.
Значит, просчиталась. Как и Эммалиэ. Старая и молодая - две самоуверенные дурочки, потерявшие чувство страха.
- И его... не трону, - ответил господин подполковник после паузы, показавшейся вечностью.
Вспотевшие ладони сжали платье в складки. А сердце отказывалось верить услышанному, выскакивая из грудной клетки.
Наверное, господин А'Веч принял донос к сведению и дал указание навести справки. И понял, что амидареец, скрывающийся у переводчицы, - самоуверенный и хвастливый мальчишка, неспособный на разбой и зверское убийство.
- Премного вам признательна, - в глазах Айями выступили слезы, дыхание сперло от обуревавших чувств. - Спасибо... спасибо...
Нужно поставить свечку в храме за благородство А'Веча. Сегодня же вечером. Ради такого случая грешно жмотиться.
Айями прижала руки к груди.
- Чем я могу вас отблагодарить? Только скажите - всё сделаю.
- И этого довольно. Ступай, - махнул он рукой... устало? разочарованно?
Айями летела на второй этаж как на крыльях.
- Случилось что-то хорошее? - улыбнулась Мариаль, заразившись веселостью Айями.
Та схватила девушку за руки и закружила по комнате.
- Случилось, случилось!
Теперь Айрамиру не нужно прятаться. Он может открыто ходить по улицам, не боясь патрулей. Волшебные слова: "По велению господина А'Веча" станут пропуском для паренька и защитой для Айями.
Поистине чудесный день! Айями торопилась домой, вызывая счастливой улыбкой недоумение прохожих, но вдруг вспомнила: кто-то из них - предатель. Тот, кому хватило совести сдать беглеца оккупантам. За жратву или за иные посулы. Или из страха. А победители в лице господина подполковника оказались порядочными и пошли навстречу беглецу, живущему на нелегальном положении.
И ни на миг не заподозрила Айями, что разговор с господином заместителем велся о разных людях. Едва за амодарской переводчицей закрылась дверь кабинета, как А'Веч зарылся пальцами в волосы. А спустя мгновение папки полетели долой со стола и усеяли пол. А стул, ударившись, о стену, рассыпался обломками. Сиденье отлетело к порогу, спинка - к окну.
Не сразу дыхание пришло в норму. И кулаки не сразу разжались, оставив на ладонях красные полукружия.
Никакой трусости. Не она помешала называть вещи и лица своими именами. Просто сказанное вслух прозвучало бы унизительно и выставило бы посмешищем. Он не прыщавый пацан, обуреваемый эмоциями, а уверенный в себе мужик со здравым цинизмом. На деле получилось обычное собеседование. Пусть радуется, что не допрос с пристрастием. Хотя следовало построже с ней, посолиднее.
Какая к бесам солидность?
Носок ботинка с яростью поддел сиденье, и оно, оставив зарубку на стене, рикошетом отправилось к окну.
- Навести порядок, - сказал Веч холодно, выйдя в приемную, и Аррас кивнул. Будет исполнено.

- Ну, как? - поинтересовался Крам. - Удостоверился?
- Удостоверился, - ответил Веч, помешивая ложкой масурдал*.
Крам не обманулся показным спокойствием товарища. Он молча следил, как Веч высыпал в тарелку жгучий перец из баночки и постучал по донышку, вытряхивая остатки, а затем, не мелочась, бухнул в суп четыре ложки тамариндового* соуса и, размешав, принялся есть.
- Недоразумение разрешил?
- Разрешил, - кивнул Веч, уткнувшись в тарелку. - Эй! Неси калган*! - крикнул повару.
"Худо дело" - подумал Крам, наблюдая, как друг накладывает горкой свежую стружку приправы.
Завтра утром, сдав патрульную вахту другому звену, возвратится в гарнизон лейтенант А'Некс. И Веч его убьет, нарушив негласное правило: чужая женщина - табу.
Тьфу. Все беды от баб. Без них жилось куда бы легче.
Гарнизон давно гудит - неслышно, как высоковольтные провода - но напряжение ощутимо вибрирует в воздухе. А Веч добавил недовольства, разогнав дом встреч и клуб.
Неправильная политика.
Доугэнцам скучно. Порвали рты, зевая. Служба не в счет. Подъем, завтрак, караул, обед, физнагрузки, ужин, отбой. Почесать бы кулаками, да не об кого. Силушка рвется наружу, а приложить её некуда. Тренировки не считаются, потому как принудительные, без азарта и без огонька. Того гляди, пламя выйдет из-под контроля и захлестнет городок и жителей.
Сородич возвращается завтра. И Веч пойдет под военный трибунал из-за мелкой бабёнки. Ни рожи у неё, ни кожи, а гляди ж ты - не дает покоя бедняге. Может, бесовка забралась в человеческое обличье?
Нужно спустить пар и как можно скорее.

***

- Ты уверена? - спросила Эммалиэ озадаченно.
- Абсолютно. Представляете, Айрамир получит даганский пропуск, и нас не арестуют.
В отличие от Эммалиэ, выслушавшей подробности разговора со скептическим видом, Айями искрилась радостью.
- Мда, - потерла лоб соседка. - Вы точно говорили об одном и том же человеке?
- Конечно! О ком же еще?
- Странно. И господин А'Веч не потребовал ничего взамен? Не послал патруль с обыском и не велел явиться с повинной? Получается, отпустил парня на все четыре стороны.
- Это называется доверием. Проверкой на честность и ответственность. Теперь Айрамир не сбежит, а придет к даганнам добровольно. Пойду-ка, спрошу у него, когда он собирается в ратушу.
- Постой, - Эммалиэ ухватила за руку. - На твоем месте я бы не торопилась. Мне кажется, вы с господином начальником недопоняли друг друга
- Наоборот, прекрасно поняли. Я видела, это решение далось ему нелегко, и поэтому вдвойне, даже втройне благодарна. Господин А'Веч мог бы не вызывать меня на разговор. Отдал бы приказ, и мы сидели бы сейчас не на кухне, а в тюрьме.
Соседка покачала головой.
- Слушаю тебя и не могу уразуметь мотивы даганнов. На их месте я бы первым делом арестовала парня и допросила.
- Им спокойнее, когда бывшие солдаты находятся на виду. Согласитесь, из двух зол лучше зарегистрированный законопослушный амидареец, чем неучтенный партизан в тылу.
- Кто их разберет, этих даганнов? Вдруг они объявили амнистию беглецам? - отозвалась задумчиво Эммалиэ. - Было бы чудесно. Прежде чем сообщить парню хорошую новость, запишись повторно на прием к господину А'Вечу и разузнай, как получить пропуск. Я подтвержу, что Айрамир - мой племянник.
- И мой кузен. Замечательно! - обрадовалась Айями. - Вот так сюрприз для него!
Но Эммалиэ не заразилась восторгом.
- Узнать бы, кто настучал даганнам.
- Соседи, кто же еще?
- Не обязательно. Сосед рассказал по секрету приятелю, тот - знакомому, знакомый - другу, и в результате выяснится, что информатор живет на другом конце города. Хотела бы я посмотреть этому человеку в глаза.
- Вот видите! Айрамир ненавидит даганнов, а они вовсе не звери, - воскликнула с жаром Айями. - Я попробую расспросить господина А'Веча о доносчике. Вдруг проговорится?
- Будь осторожнее. Как правило, информаторы хорошо законспирированы. Лучше не злить господина А'Веча излишним любопытством.
Дочка бросила игрушки, разложенные на диване, и вскарабкалась на колени к Айями. За раздувшейся щекой Люнечки прятался последний сахарный кубик из подарка Имара.
Айями прижала кроху к себе.
- Вкусно?
- Ага, - причмокнула дочка. - Есё хочу. Мам, а у насяйника есть ляльки?
- Не знаю, - улыбнулась Айями.
- Попроси есё. Нозкой поелозь, и тебе дадут, - поделилась секретом успешного вымогательства Люнечка.
- Ох, сладкоежка. И хитрюлька, - защекотала Айями дочку, и та засмеялась.
Слушая заливистый детский смех, Айями думала о том, что жизнь порой изворачивается под удивительными углами. И неожиданный разговор с господином А'Вечем - тому пример.
Знала бы она, как заблуждается.

Следующим утром, на работе, Айями посматривала с нетерпением на дверь комнаты, стараясь не пропустить появление помощника В'Арраса. Нужно у него спросить, как записаться на прием к господину подполковнику.
Тук, тук - нога в туфле нетерпеливо постукивает по полу. Пальцы нервно крутят карандаш. Минутная стрелка ползет, а В'Аррас не идет. Куда он подевался? Обычно появляется с проверкой перед началом работы и, заглянув, исчезает.
Господин помощник так и не пришел. Зато Мариаль сказала:
- Нам разрешили отдохнуть и посмотреть кое-что. Пойдем?
- Нас не накажут? - спросила с опаской Риарили, когда амидарейки направились по боковой лестнице на верхний этаж. Этот маршрут не оговаривался при перемещениях переводчиц по ратуше.
- Нам разрешили, - заверила Мариаль.
Они остановились на лестничном марше у окна. Стекло в раме сохранилось, поэтому задний двор оказался как на ладони. Снаружи солнце, легкий морозец, утоптанный снег. А поодаль - толпа даганнов. И офицеры тут, и солдаты. Сборище могучих исполинов.
Айями сперва испугалась: в чем причина шумного собрания? Пригляделась: мужчины образовали плотное кольцо и кричали, сотрясая воздух кулаками. А в круге возились двое. Точнее, дрались, занося кулаки для ударов. Блестели смуглые тела, мелькая темными пятнами клановых знаков на плечах и спинах. Через щели в раме просачивались вопли: "Врежь!", "Порви", "Размажь!"
Айями ухватилась за ворот блузки.
- Это... наказание?
- Нет, - ответила Мариаль. - Это bohor*. Схлёст или мочилка. Ну, или драка.
- Зачем? - спросила Айями, задыхаясь. Наблюдать за избиением - свыше всяких сил.
- Даганны так развлекаются. Аррас сказал... Господин В'Аррас сказал, что мочилка - национальное увеселение даганнов. Разве вы не заметили, что сегодня у них хорошее настроение?
Нет, Айями не обратила внимания, погрязши в собственных проблемах. Пожалуй, дежурный за стойкой разговаривал по телефону чересчур возбужденно. И инженеры вдруг куда-то заспешили, закрыв кабинет. Их взбудораженные голоса донеслись эхом из фойе, преодолев этажи и запертые двери. И утром перед ратушей царило оживление среди военных, чего давненько не наблюдалось.
- Бить друг друга... Неужели им нравится? - воскликнула возмущенно Риарили и скривилась, когда драчун ударил противника наотмашь.
Очевидно, переводчицы пришли к завершению боя, потому что даганн, считавшийся судьей, вскоре поднял руку одного из участников драки. Толпа взревела. Ясно и без пояснений комментатора: это победитель.
В опустевший круг вышел другой даганн, и зрители зашлись в криках, скандируя имя участника.
- У меня сейчас перепонки лопнут, - буркнула Риарили недовольно.
Соперник не заставил себя ждать. Выскочил в круг, сбрасывая одежду на ходу, и остался в штанах.
Драка была ужасной. Слово "мочилка" точно отразило суть. Мужчины схлестнулись так, что вздрогнула земля. Столкнулись как бешеные носороги или слоны. "Вздумай кто-нибудь помешать, и мокрого места не останется" - подумала Айями. Она зажмуривалась каждый раз, когда кулак попадал в цель.
Варварство какое-то.
Хоть и плевались переводчицы, выражая презрение примитивному развлечению, а против воли взгляды притянулись к окну. Потому что даганны дрались... красиво, пожалуй. Сцепились как хищники - опасные и безжалостные. И ловко увиливали от ударов.
Помощник В'Аррас наблюдал со стороны за творящейся вакханалией, ибо зрители сошли с ума: орали и свистели, салютовали кулаками. Даганское начальство реагировало сдержаннее, но не намного.
- Дикари, - вынесла вердикт Риарили.
- Они же изувечат друг друга! - воскликнула Айями, когда участник драки, получив сокрушительный удар в живот, пошатнулся и упал на колено. - Мало даганнам войны, они и в мирное время добровольно калечат друг друга.
- В мочилке есть правила: куда можно бить, а куда - нельзя. И как бить, тоже важно, - пояснила Мариаль. - У даганнов каждая боевая единица на счету, поэтому они дерутся понарошку.
"Понарошку?!" - изумилась Айями. Как же они дерутся всерьез?
- Откуда ты знаешь о правилах? - полюбопытствовала Риарили.
Мариаль промолчала, отвернувшись окну. Заалевшие щеки девушки ответили без слов: от помощника В'Арраса.
Очередное побоище закончилось, победителя определили, в круге наступило затишье. Зрители жестикулировали, смеялись и перекидывались шутливыми тычками.
- Смотрите! - воскликнула Мариаль, показав пальцем.
Даганны расступились, и в круг вышел... А'Веч. Сбросил куртку, расстегнул китель, стянул рубаху через голову. В'Аррас, словно по волшебству очутившись рядом, поймал одежду на лету.
Зрители притихли, а переводчицы подались ближе к окну. Полуголый А'Веч прошелся по кругу, разминая шею и плечи, и на ходу обмотал кисти тряпичными лентами, взятыми из рук помощника.
Титан, монолит. Из окна не видно, какая татуировка у него на спине. Заняла лопатки и спустилась к пояснице.
- Что за картинка? - спросила Айями, не отрываясь от зрелища.
- Не разберу, - сощурилась Риарили. - Зверь какой-то.
Если зверь, значит, господин А'Веч происходит из земного круга.
Желающих выступить против офицера не нашлось. Видимо, даганны побаивались сурового начальника. А он выглядывал кого-то в толпе, чтобы вызвать за состязание, вернее, на бойню. И уже поднял руку, чтобы поманить, но наперерез ему вышел... Имар!
- Господин Л'Имар вернулся! - ахнули амидарейки.
Когда он приехал? Почему не зашел в ратушу и не заглянул к переводчицам?
Имар споро разоблачился под свист и крики зрителей. Он не уступал противнику в росте и в мышечной массе, разве что был чуть уже в плечах. И согнул руку в локте, продемонстрировав зевакам надувшийся бицепс и клановый знак на предплечье. Толпа ответила приветственным рёвом. Пусть Айями не различила издалека линии рисунка, она знала: это тигр. Скромно и не так вызывающе, как татуировка господина А'Веча, занявшая две трети спины.
- Gach! - крикнул судья и взмахнул рукой.
На заднем дворе наступила тишина. Участники прошлись по кругу, прицениваясь, и... ринулись навстречу.
Это было то еще зрелище.
Изворотливость и проворство. И мощь.
А'Веч сделал подсечку, чтобы повалить противника, но Имар утянул его за собой, и они, кувыркнувшись, упали, впрочем, вскочив по-кошачьи легко. Толпа всколыхнулась, раздвигая границу круга.
Соперники дрались, не жалея сил и друг друга. Если падали, то поднимались на ноги как неваляшки. Если били, то со всей дури. Если брали в захват, то для того, чтобы сломать ребра и выжать внутренности. Это поняли не только зрители, об этом догадались и амидарейки, но остановить мочилку не было никакой возможности. Дерущиеся попросту бы размазали третьего лишнего. Удары сопровождались сдавленными женскими охами и ахами. Переводчицы наблюдали с округлившимися глазами за отточенными натренированными движениями.
Даганны вошли в раж. Удары сыпались с сумасшедшей скоростью и отражались с неменьшей силой. Имар прыгнул на противника, рассчитывая обрушить того наземь, но А'Веч извернулся, с разбегу проехав на спине по снегу.
Граница круга расширилась еще больше. Зрители, затаив дыхание, наблюдали за поединком. Соперники то сходились, пытаясь взять друг друга в захват, то расходились, и тогда в ход шли кулаки. А'Веч бился как заводной и с остервенением. Он поставил цель и пёр к ней. Имар нападал спокойнее и без неистовости. И ни один из них не желал уступать.
Неужели им не больно? - задавалась вопросом Айями, глядя на драку. Действо приобретало всё большую неуправляемость. Одержимость, что ли. Кто выдохнется первым?
А'Веч был злее и оттого коварнее. Он исходил злобой, и даже схлёст не выбил её из головы. Совершив обманный маневр, А'Веч сделал неожиданный рывок и обхватил противника, рухнув вместе с ним на снег. Амидарейки вытянули шеи, пытаясь разглядеть происходящее за спинами зрителей.
- Ну же! - потребовала раздраженно Риарили, словно даганны могли услышать призыв и расступиться.
Кольцо сжалось. Очевидно, борьба велась на небольшом пятачке. Айями нервно кусала губы: кого назовут победителем?
Внезапно по толпе прошло волнение, похожее на растерянность. Прозвучал короткий приказ, и сборище рассосалось без лишней суеты и гвалта. Задний двор ратуши опустел. Противники поднялись на ноги и, отряхнувшись от снега, начали одеваться. В'Аррас докладывал начальнику, и тот кивал, застегивая пуговицы. А'Веч спросил, а Имар ответил - ровно и по уставу, словно несколько минут назад не нанес удар сопернику в солнечное сплетение.
Мочилка закончилась ничьей.
- Что случилось? - спросила растерянно Риарили, а Мариаль встревожилась.
- Пойдем отсюда, пока нас не увидели.
Вернувшись в комнату, троица бросилась к окну и застала на площади следы от машин, разъехавшихся в спешном порядке. Наверное, даганны сорвались во внеплановый рейд.
- Наверное, произошла диверсия или стычка с партизанами, - предположила Айями. Лишь сейчас она заметила на тыльной стороне ладони отпечаток зубов. Оказалось, наблюдая за дракой, Айями прикусила кожу на руке.
- Они удвоили караул, - заметила Риарили, усевшись на подоконник.
- Нет воды. Отключили, - сообщила с порога Мариаль, вернувшись из туалета.
Остаток рабочего дня прошёл в беспокойстве. Переводчицы прислушивались к звукам в коридоре и на всякий случай приоткрыли дверь.
Тишина. Даже помощник В'Аррас не появился, не говоря об инженерах. Видимо, у даганнов нашлись срочные дела.
Амидарейки гадали о причинах поспешного завершения мочилки, выдвигая версии вплоть до фантастических, и незаметно переключились на обсуждение волнующих моментов драки.
- Я думала, господин Л'Имар сдастся, а он выстоял, - сказала Риарили, и в её голосе прозвучали нотки... гордости?
- Даганны похожи на бездушных роботов, - заметила Айями. - Они не чувствуют боли и не ведают страха.
- А я испугалась, - признала Мариаль. - Ждала, что господин А'Веч вот-вот сожмет голову господина Л'Имара и раздавит как орех.
- Господин Л'Имар победил бы, не вмешайся обстоятельства, - ответила Айями убежденно. - А вот нам - упрек за неверие в него.
Только сейчас до неё дошло: Имар приехал, и он вернется к разговору, прерванному внезапной командировкой. Возможно, сегодня вечером.
Тайком от коллег-переводчиц Айями потрогала губы. Почему-то поцелуй Имара не отложился в памяти. И не взбудоражило воспоминание о неловкой сцене, прерванной господином В'Аррасом. Зато предстоящий разговор начал заранее тяготить. Айями успела не раз пожалеть о скором отъезде Имара. И вот он приехал, а она тут же забыла о молитвах за его возвращение. Забыла о том, что хотела просить о защите от притязаний даганнов.
И всё-таки Айями скучала без его обаяния, без шуток, без интересных рассказов о родине. И без вечеров за совместным переводом технических терминов. И стыдно признать, приревновала к Риарили, которую встряхнул приезд господина Л'Имара. Драка на заднем дворе раскрасила щеки взволнованной девушки румянцем. Точнее, не драка, а последний участник.
- Не понимаю, как можно наслаждаться зрелищем взаимного избиения, - сказала Риарили. - Не вижу ничего прекрасного в ушибах и переломах. Этот бохор* - развлечение для дикарей.
Так и есть. Животная сущность даганнов вырвалась наружу в плотном кольце зрителей.
- Потому что мы разные, - отозвалась Мариаль. - Они соревнуются в силе, а мы - в уме и красоте.
Физическим единоборствам амидарейцы предпочитали интеллектуальные и эстетичные состязания, например, шахматы или катание на коньках.
Айями закрыла глаза, и перед внутренним взором встали фигуры противников. Короткие рубленые движения. Нападение и защита. Глухая оборона, сменяющаяся атакой. Ни секунды на передышку. Сила, гуляющая в напряженных мышцах.
Она так и не разглядела его клановый знак. И не поговорила с помощником В'Аррасом о записи на прием.
В последние минуты рабочего дня ратуша ожила. Зазвучали голоса, захлопали двери, прогоняя застоявшуюся тишину. В фойе приглушенно переговаривались военные. Как всегда, как обычно. Словно и не приключилась с утра мочилка, словно и не произошло внезапное ЧП.
Парадная дверь распахнулась, и вместе с морозным воздухом в фойе вошел А'Веч. Вернее, вплыл как крейсер, и волнами, расходившимися от него, амидареек прибило к стене.
Господин подполковник пребывал в гневе, Айями ощутила это шестым чувством. Ярость захлестывала А'Веча, растекаясь и заполняя свободное пространство. И даганны почувствовали, замолчав и посторонившись.
А'Веч обвел помещение глазами, и его взгляд замер на лице Айями. Она испуганно сжалась, уменьшившись в росте, впрочем, как и её коллеги.
- За мной! - рявкнул господин заместитель и двинулся к лестнице.
Переводчицы затравленно переглянулись. Переглянулись и военные.
- Ну? - раздался грозный рявк, мол, долго я буду ждать?
И Айями обреченно побрела следом.

Она примерзла к двери. Жалась к потрескавшемуся кожзаменителю, стараясь слиться с обстановкой. Казалось, сделай Айями шаг, и её закрутит смерч, образовавшийся в кабинете. Потому что А'Веч расхаживал как разъяренный хищник в клетке и время от времени вносил беспорядок в интерьер. Пинал или бросал. Швырял и ругался.
Не успела Айями глазом моргнуть, как даганн оказался рядом и навис, заслоняя от света. Вблизи она разглядела ссадину в уголке рта и свежие синяки на скуле и возле виска.
- Вот объясни, почему вы, амодары, совершаете глупые и бессмысленные подвиги, - сказал А'Веч вкрадчиво.
Айями замотала головой. "Н-не знаю"...
- Я понимаю, вы ненавидите нас, доугэнцев. Но почему не думаете о своих соотечественниках? Или вам плевать на них?
Что ответить? Опять промямлить: "Н-не знаю" и зажмуриться, когда кулак с размаху впечатывается в стену.
- Насосная не работает. Без воды остались тюрьма, прачечная и больница. Смотри в глаза!
В зрачках А'Веча гуляла тьма. Радужки увеличились, растекшись чернотой.
Парализовал. Обездвижил как удав кролика. И не коснулся еще, а Айями замерла с колотящимся сердцем.
Пуговица за пуговицей он расстегнул её пальто. Костяшки на руках сбиты в кровь, а А'Веч и не поморщился.
Айями позволила размотать шарф и стянула шапку. И без верхней одежды почувствовала себя голой, потому как взгляд господина подполковника прожигал насквозь.
Руки машинально стянули вырез блузки. Как оказалось, зря, потому что внимание А'Веча переключилось на перламутровые застежки.
- И кому вы сделали хуже? Не нам. Своим сородичам, - объяснял он. Слово за словом, пуговка за пуговкой.
Айями сглотнула, пытаясь загородиться.
- Убрать руки, - приказал А'Веч, и она послушалась, задрожав как осенний листок.
Да и господина подполковника потряхивало. И он с трудом сдерживался, чтобы не разорвать блузку на клочки, потому как запутался в крошечных петельках.
- И ты, амодарка разэтакая, душу мне вытрясла... Сердце вынула, иголками набила и углями... Или яду подсыпала?... В груди жжет, не переставая, - бормотал А'Веч, шаря под блузкой.
Айями отвернулась к окну и закусила губу, молясь о том, чтобы вытерпеть и не закричать.
- Смотреть на меня, - велел он. Однако убрал руку, но лишь для того, чтобы схватить женскую ладошку и направить к поясу брюк и ниже, к паху. И не отпускать, подавляя сопротивление.
Айями вспыхнула и забилась в стальных тисках. Потому что поняла. Потому что невозможно не понять. Его желание, смешавшись с черным пламенем в глазах, явственно ощущалось ладонью.
Бесполезно, не вырваться. Даганн держал крепко её пальцы и заставлял поглаживать. И глухо застонал над ухом. Забылся, навалившись всем телом.
- Нет... пожалуйста... нет...
Разве ж он услышал?
Задрал юбку и, рывком подняв ногу Айями, прижал к своему бедру. И его пальцы, бесцеремонно забравшись под хлопок белья, оказались там . Нетерпеливо и оттого грубо проникли, заставив всхлипнуть и дернуться.
- Пожалуйста... не надо, - взмолилась Айями. Пискнула, и голос сорвался.
Тщетные мольбы. Зверь глух и слеп. И управляем инстинктами.
Вынув, он поднес пальцы к носу и втянул запах - откровенно, непристойно. Айями чуть не расплавилась от стыда.
- Так нельзя... У вас с Оламирь... Вы и Оламирь... - изо всех тщедушных силёнок уперлась руками в его грудь. Пустая попытка. Как комарик в лапах медведя.
- Какая такая ламира-хамира? - пробормотал А'Веч, настойчиво стягивая с неё колготки.
- Оламирь... - напомнила Айями, чуть не плача. - Амидарейка... с меховым воротником...
Даганн отстранился, давая ей короткую передышку. И задумался. Все святые, пусть он протрезвеет!
- Это мехрем* Крама. Его женщина, - ответил А'Веч и вернулся к прерванному занятию.
Люди бывают разные. В критической ситуации кто-то мгновенно делает выводы, а кто-то соображает туго. Особенно тогда, когда перевозбужденный даганн припер к двери, лапая, и не собирается отпускать.
Айями могла бы завизжать и вцепиться ногтями в его лицо. Могла бы пинать и кусаться, вырываясь. Пусть никто не придет на помощь, она всё равно поборолась бы за свою честь.
Но Айями не закричала. Потому что вникала в услышанное.
Оламирь - женщина господина У'Крама. Первого заместителя полковника О'Лигха. А господин А'Веч - второй заместитель! Произошла путаница. Вот, значит, кто обхаживает Оламку: заваливает драгоценностями и возит на машине в столицу.
Ой, балда! Впору истерически рассмеяться. Не сосчитать, сколько переживаний доставило небольшое недоразумение, ставшее огромной проблемой и неодолимым препятствием. И неожиданно проблема лопнула как мыльный пузырь. Истаяла как горб, давивший к земле.
Осмысливая сказанное, Айями не заметила, как осталась без белья. Зато услышала бряцанье пряжки ремня и вдруг взлетела над полом. Это А'Веч поднял на руки, притиснув к двери.
Айями пробило на нервное хихиканье.
- Что? - спросил даганн с недовольцей.
- Ничего, - хихикнула Айями и поняла, что обнимает его за шею. И испугалась.
Испугалась взглянуть вниз - туда, где юбка задрана до талии. Туда, где валяются отброшенные мужской рукой колготки. Туда, где подметают пол спущенные брюки. Он прав, лучше смотреть глаза в глаза. И видеть, как стекает капля пота по виску. И облизать внезапно пересохшие губы. И почувствовать его движение: сперва медленное, сопровождаемое сдавленным стоном, а затем всё чаще и быстрее.
Дверь вздрагивала под яростными толчками.
Женщина может не разбираться в технике и называть отверстия дырочками, а отвёртки - штучками. Женщина слаба физически и не сумеет ответить ударом на удар. Но в интуиции ей нет равных. И интуиция нашептывает женщине - по исступленности соития, по неудержимости и жадному напору - что она желанна. И что недовольство и грозность мужчины разрослись до неимоверных размеров из-за недопонимания. Из-за Айями, перепутавшей даганских заместителей. С каждым движением мужчина выплескивает неудовлетворенность, копившуюся день ото дня и выстрелившую сегодня и сейчас.
А'Веч брал своё так же, как дрался с Имаром. Мгновенно распалившись.
Таранил. Ходил как поршень. И взмок. И обжигал кожу частым отрывистым дыханием. Расплющил, погреб под собой.
Айями услышала глухое рычанье и почувствовала замедляющиеся фрикции. И дернулась от тупой боли повыше ключицы.
Он замер, уравновешивая дыхание, а потом отстранился. И нахмурился. И снова прильнул губами к шее... чтобы лизнуть?
Кожу зажгло, и Айями зашипела, втянув воздух.
- Не утерпел, - пояснил хрипло А'Веч, распрямляя плечи.
Он удерживал Айями на весу - полуобнаженную, распутную. Держал словно пушинку, даже мышцы не напряглись.
Стянув рукой полы блузки, она отвела взгляд. Потому что боялась снова ухнуть в омут черных глаз.
- Ухватьись крепчи, - сказал А'Веч на амидарейском.
Подрыгал ногами, сбрасывая брючины и умудрившись не уронить Айями. Отнес её к окну и усадил на спинку тахты, а сам устроился рядом, на коленях. Ох, как он близко. Большой и сильный... И за окном светло. В кабинете музыки было иначе. Рассеянный свет лампы, смазанные тени силуэтов...
Накатил жгучий стыд. И осознание случившегося.
Оттолкнуть бы его и прикрыться, но он не позволяет. Пригвоздил руки к спинке.
И хочет ещё, потому что не наелся. Так, заморил червячка.
А'Веч снял рубаху по-мужски - захватив со спины и стянув через голову. Айями разглядела налитые мышцы торса и светлые полоски шрамов на руке и с правого боку. И волосатость, спускающуюся широкой дорожкой от груди к паху. А потом ей завязали глаза, с треском оторвав полоску ткани от подола рубахи.
- Не снимать, - прозвучал приказ, и блузка сползла с плеч, а горячие пальцы опустили бретельки бюстгальтера.
- Пожалуйста...
Тонкий голос сорвался на фальцет, когда мужские ладони накрыли грудь.
- Молчать, - последовало веление. Прозвучало шепотом на ухо, и Айями ни с того, ни с сего обдало жаром.

***

Груди у нее как у подростка. Маленькие, с вытянутыми сосками, напоминающими недоспелую вишню.
Он всегда любил вишню.
И не такая тощая, как в конце лета. Руки как руки, а не спички. Ноги стройные и не худые как палки. А вот курчавые завитки внизу гораздо темнее, чем волосы. И россыпь бледных веснушек на переносице и плечах.
Молчит и терпит. И её покорность злит.
Потому что Веч не насильник. И помнит, как отец поучал своего первенца, приходившегося Вечу сокровным братом, накануне свадьбы. Распарившись после бани, старшие члены семьи собрались в кемлаке* и потягивали прохладный ойрен*, ведя мудреные беседы о жизни, о прошлом и о будущем Доугэнны. Заодно давали наставления молодожену в удачной семейной жизни. Молодняк не допускали на сходки. Веч, получивший недавно клановый знак и познавший женщину, считался взрослым и участвовал в сборищах старших членов семьи.
- Женщина должна кричать под тобой, извиваться, царапаться... Не от ненависти - от наслаждения, - сказал отец и сделал глоток ойрена. Желтоватая пена образовала усы над губой. - Ты поймешь, когда женщина довольна. Она устанет, размякнет. Глаза осоловеют, а тело покроется испариной. Женщина станет покорной и мягкой как масло. И не вспомнит, как кричала под тобой. Приручи её, и она будет тебе преданна. И не подпустит другого, предпочтя смерть.
В последний раз Веч прикладывал усилия, пожалуй, в мирное время. А в войну получал своё, не заботясь о женщинах, которыми пользовался. Потому что не было нужды.
Зато сейчас появилась. Потому что, бесы раздери, нужно утереть нос "пернатому" до того, как он получит вызов на поединок.
Но как утереть, если она не хочет? Вздрагивает от малейшего прикосновения и зажимается.
Сколько времени Веч пытается? Пять минут или десять? Или полчаса? Запал давно сошел на нет. В пустыне и то влажнее. Она кусает губы, терпеливо дожидаясь окончания пытки.
Значит, бесова отрыжка, плохо пытается.
Завязать ей глаза, укрыв смущение и неловкость под полоской ткани... Уложить на тахту - так комфортнее и защищеннее для пугливой амодарки... Обнять, поглаживая, и нашептывать разные горячительные словечки... те, что не успели забыться за годы войны. Потому что женщина любит ушами.
Не сразу её дыхание участилось, а рот приоткрылся. И первый стон слетел с губ.
Теперь не упустить момент и подталкивать - настойчиво и деликатно. Быстрее и медленнее. Мучить лаской и грубо мять.
Нет большего удовольствия, чем наблюдать, как женщина подается навстречу, прогибаясь в спине. Как она обхватывает ногами и надавливает пятками: скорее, скорее... Как с силой притягивает к себе за шею и ерошит волосы... Вот будет смех, если дёрнет, ухватив короткий ёршик. А что, женщины в порыве страсти и не такое вытворяют.
А когда страсть достигает пика, она судорожно цепляется за Веча, а затем обессилено откидывается на спину, дыша как бегун после забега.
Да, забег стал долгим, но плодотворным. Достаточно результативным, чтобы самодовольно усмехнуться и завершить свои усилия тем, в чём, собственно, и состоит предназначение мужчины в паре.

Насвистывая, Веч собирал разбросанную по кабинету одежду. Фыркнул, подняв китель, и встряхнул от пыли.
И её вещи, брошенные у двери, сграбастал. Отнес к тахте, старательно пряча ухмылку.
Она лежала, поджав ноги к груди, и молча наблюдала за перемещениями Веча.
Раскраснелась - ему в плюс. Смутилась, встретившись взглядом, - тоже в плюс. Не отвернулась - третий плюс.
- Почему у меня слипаются глаза, а у вас - нет? - спросила, зевнув.
- У тебя. Ты сказала: "а у вас - нет". Не " у вас", а " у тебя", - ответил он, заправляя рубаху в брюки. - Так и должно быть. Ты - женщина, я - мужчина.
- Покажите ваш клановый знак.
- "Покажи". Повтори.
- П-покажи... Пожалуйста, - обращение на "ты" давалось ей нелегко.
Веч стянул рубаху и повернулся спиной.
- Можно... поближе? - спросила она неуверенно.
Можно и поближе. Сесть на корточки и жмуриться, чувствуя, как порхают по лопаткам прохладные пальцы.
Она осторожно притронулась к старому шраму от осколочного ранения, полученного в сражении у Полиамских гор, и отдернула руку.
- Красивый зверь... Кто это?
- Снежный барс.
- Земной круг.
- Он самый, - ответил сварливо Веч и сам не понял причину раздражения. - Откуда знаешь?
Она замялась.
- Господин Л'Имар рассказывал.
- Забудь о Л'Имаре. Теперь рассказывать буду я.
- А как же разговорный даганский? - растерялась она.
- Будешь разговаривать со мной.
- А технические термины?
- Переведу и объясню.
Она моргала удивленно, но промолчала, не найдя, что ответить.
Поднявшись с корточек, Веч направился за кителем, оставленным на столе, и обернувшись, увидел, что она задремала, пристроив голову на подлокотник и свесив руку.
Завернув рукав рубахи по локоть, Веч сравнил руки: свою - смуглую, с черными волосками и рельефом мышц, и её - светлую, с ниточками тонких венок и редким золотистым пушком. Кисть узкая, без украшений, пальцы тонкие, но не костлявые. А вот кожа обветренная, с заусенцами у ногтей.
Укрыв спящую кителем, Веч вышел на порог кабинета.
- Иди сюда, - поманил Арраса. - Только не ори.
Тот поднялся из-за стола и молча откозырял.
- Найди подушку и одеяло. Немедленно.
Бровь Арраса поднялась и опустилась.
- Будет исполнено, - отрапортовал бесстрастно, и Веч, с беспокойством оглянувшись, погрозил помощнику кулаком.
- Сказал же, не ори.
Аррас не подвел. Как пить дать, джинн. В его закромах чего только нет. Через пять минут принес запрошенное. Правда, пододеяльник с наволочкой остро пахли хозяйственным мылом, и, по всей видимости, подушку с одеялом несли по улице, потому что они успели пропитаться морозцем.
- Согреть. Быстро, - приказал Веч. - На будущее иметь в кабинете дежурный комплект.
- Так точно.
- Ух, я тебя! Сбавить громкость, что ли, не можешь?
Не пригодилось одеяло, и подушка не понадобилась. Едва Веч попытался подсунуть её под голову, как амодарка подскочила, не узнав спросонья интерьер.
- П-простите, я больше не буду.
- Забыла? Мы перешли на "ты".
- Да-да, конечно, - закивала она, собираясь в спешке.
Веч сел рядом. Тахта, развернутое одеяло с подушкой и растрепанная полуодетая амодарка создавали иллюзию домашнего уюта. Хотя нет, в казенных стенах любой маломальский уют становится уродливым и не к месту. А вот в гостинице, в постели Веча... Когда-нибудь она окажется там.
- Не торопись, - сказал он. - Помедленнее.
Её руки, натягивающие колготки, дрогнули, а щеки залились румянцем.
Вечу нравилось её смущать. Однако требовалось кое-что прояснить.
- Если эчир не согласится тебя уступить, я убью его в поединке.
Веч не стал уточнять, что ни один доугэнец не отдаст свою женщину сопернику. Такой "подарок" приравнивается к бесчестию, поэтому смерть предпочтительнее. По традиции мужчины выясняют отношения, схлестнувшись в драке без правил.
Амодарка промолчала, и он истолковал заминку по-своему.
- Вчера я сказал, что не трону его. Я беру своё слово назад.
Вот так. Пернатому конец.
Конец приключился бы утром, но сначала вернувшийся из командировки родственничек вылез некстати, а потом помешала диверсия на насосной. Но завтра однозначно будет потасовка. Один на один. На ножах.
Веч любил драки. И трибунал его не пугал. Чему быть, того не миновать.
Обычаи будут соблюдены: церемониальное уведомление о споре за женщину, переговоры и попытки мирного решения конфликта, вызов на бохор* в присутствии свидетелей, и, собственно, поединок. Победит сильнейший. Суд командоров пойдет навстречу герою войны. Сохранит жизнь, но разжалует и отберет награды. Или лишит клана, срезав знак со спины, и отправит в пожизненную ссылку в родной церкал* проигравшего лейтенанта.
На лице амодарки отразилась смесь противоречивых эмоций: удивление, испуг, радость, разочарование.
- У меня нет покровителя, - прозвучало тихо.
- Да ну? - не удержался от иронии Веч. - А этот... чернокрылый?
Она непонимающе нахмурилась.
- Лейтенант из клана Чернокрылых ястребов, - напомнил Веч. Наверное, грубо освежил память, потому что амодарка с расстроенным видом отвернулась к окну и принялась застегивать пуговки на блузке.
- Прости...те, я пойду. Мне пора.
- И тебя не волнует его судьба?
Она пожала плечами.
- Я незнакома с этим человеком.
- А с доугэнцем из клана Черных орлов, выходит, знакома? - съехидничал Веч.
Вот так. Уж как он не хотел, а все-таки признал, что расспрашивал, разыскивал и намеревался придушить. И что ревновал, к бесам собачьим!
Её руки замерли.
- Один даганн сказал, что арестует мою семью, если я не соглашусь на его предложение... И я придумала покровителя, - сказала она нехотя и вздрогнула, когда Веч сел перед ней на корточках.
- Кто это? - спросил, заглядывая пытливо в глаза.
- Я не могу сказать. Если правда вскроется, он обязательно сделает так, как пообещал.
- Кто? - повторил Веч с достаточно красноречивой интонацией, потому что амодарка смешалась, и её губы задрожали.
- Капитан из госпиталя... Пожалуйста, защитите нас! Он угрожал! - схватила Веча за рукав, приготовившись плакать.
Веч смеялся так, что выступили слезы. Смеялся оттого, что в действительности всё оказалось проще простого, а потом запуталось и перекрутилось из-за домыслов и мнительности.
Изначально Крам оказался прав. Стоило по приезду с севера задать один-единственный вопрос виновнице бед, сидящей сейчас на тахте, и недоразумение истаяло бы как сигаретный дым. Пфык! - и не было бы ночей, доканывающих бессонницей, и не пришлось бы менять измочаленную в хлам грушу в тренировочном зале, и двухмесячная заначка курева не исчезла бы меньше, чем за неделю. И не вынашивались бы планы по растерзанию лейтенанта.
Бесова язва! Веч едва не убил непричастного человека. Соплеменника.
Нужно затянуться. Срочно.
А отсмеявшись, он разозлился. Какой-то поганец посмел распускать руки в чужом гарнизоне. Амодарки не разбираются в иерархии доугэнских званий и считают, что чин капитана носит не иначе как божество, наделенное безграничной властью. И сейчас одна из них взирала на Веча со смесью удивления и страха, гадая о причине смеха.
- Я разберусь с ним. Не бойся, - успокоил Веч, и его осенило: - Он угрожал не только тебе?
Она сдержанно кивнула.
Ай да Аррас, хитрый лис. Не долго думая, внес своё имя в список. Лишь дурак откажется от женщины, преподнесшей себя на блюдечке. А капитан, рыло пингвинье, еще встанет на карачки, харкая кровью. И не догадывается, поди, что мелкая амодарка оставила его с носом. Мала пигалица, да изворотлива. Женщина Веча. И по этому поводу страсть как хочется покурить. И выпить.
Теперь Веч - её покровитель, и другого эчира* у неё не было, нет и не будет. Отсюда вытекает вопрос: за какого козла она заступалась вчера и благодарила чуть ли не на коленях? К бесу в зад! Веч имеет полное право знать.
Амодарка растерялась. Хватала ртом воздух, а слова не шли.
Веча позабавил её испуг. Не нужно далеко ходить за ответом. Весь её секрет - в задушевной трепотне по вечерам с паршивцем-сородичем. Видно, вчера у Веча был основательно зверский вид, напугавший амодарку до заикания.
- Об Л'Имаре беспокоишься? - спросил небрежно.
Она неуверенно кивнула, отведя глаза.
Конечно, кто же ещё как не родственничек. Ему бы польстила горячая защита амодарки. Если бы не пригляд помощника, продул бы Веч свою игру. Проигрался бы вдребезги.
- С ним я разберусь. Не волнуйся, не трону. Пообщаюсь по-нашему, по-семейному, - заверил Веч.
Хотя в последнее время его обещаниям - длев* цена. Вчера пообещал, а сегодня свое слово забрал, пригрозив убить лейтенанта. Бедняга А'Некс. Служит и не подозревает, что за последние сутки его будущее поменялось несколько раз.
- Значит, он станет твоим покровителем? - поинтересовался Веч, намеренно не называя имени. Обронил свысока и с пренебрежением, а в груди опять заклокотало и зажгло. Что за напасть?
Она покачала отрицательно головой, дополнив молчаливый ответ смущенной полуулыбкой.
Большего и не требовалось.
- Отлично, - сказал Веч, поднявшись на ноги. - Собирайся. Машина тебя отвезет.
Пока амодарка приводила себя в порядок, он вышел в приемную, чтобы отдать распоряжения помощнику насчет автомобиля.
- Ты знал, что Т'Осчен тащил местных женщин в койку?
- Никак нет. Он бывал в комендатуре, заходил к сородичу. Хвастал, что любую уложит в кровать. Говорил... - Аррас порылся среди бумаг на столе, и, вынув нужную, зачитал: - "бабы сами прибегают и не по разу".
- И что, прибегали?
- Я нашел рапорт дежурного. Незадолго до выписки в госпиталь к Т'Осчену приходила амодарка. Разговаривали в фойе не дольше пяти минут, после чего амодарка ушла. Опознана как переводчица Аама лин Петра.
- И я узнаю об этом сейчас? - разъярился Веч.
- Указанная переводчица не является лицом, подлежащим надсмотру, поэтому мне не докладывали об её передвижениях вне стен комендатуры.
Так и есть. Веч не посчитал нужным дать указание об отслеживании каждого шага амодарки, поэтому офицеры из службы внутреннего порядка прочитали рапорт дежурного, позёвывая, и подшили в папочку.
Поздно психовать из-за неудачного стечения обстоятельств. Надо радоваться, что проблемы разрешились. Где же гадский портсигар? Остался в кабинете, во внутреннем кармане кителя.
- Вот паскуда, - пробормотал злобно Веч. - Укладывал под себя баб угрозами. Разве твоя мехрем не говорила?
Помощник растерянно моргнул, чем несказанно удивил Веча. В кои-то веки броня невозмутимости Арраса дрогнула.
- Никак нет. Не говорила.
Эх, зря Веч приказал убрать "прослушку" из комнаты переводчиц, когда родственничек улепетнул в командировку. А всё потому, что в других доугэнцах Веч не видел потенциальных соперников. Как оказалось, напрасно.
Когда он вернулся в кабинет, амодарка застегивала пуговицы пальто.
- Вот. Выбирай всё, на что ляжет глаз, - показал Веч на коробку, водруженную на столе, и направился к тахте за кителем и сигаретами.
- Что это?
- Паёк.
Спасибо Аррасу, мухой доставившему коробку заодно с постельным комплектом.
Губы амодарки задрожали.
- Зачем?
Что за глупые вопросы? Хороший эчир должен заботиться о своей женщине и материально обеспечивать. Иначе никакое удовольствие не удержит мехрем, и она сбежит к другому. Вот будет позор и потеха на весь гарнизон.
Краска сошла с щек амодарки.
- Хорошо, - произнесла она бесцветно. Взяв крупяной брусок из коробки, покрутила в руках, прочитала этикетку и... размахнувшись, кинула в Веча. Промазала, конечно, однако промах не убавил решительности.
- Я! Не! Проститутка! - кричала на амидарейском, кидаясь банками и брикетами. Пыхтела, замахиваясь, и швыряла, сопровождая броски выкриками: - И подачки! Мне! Не нужны!
- Эй, женщина, ты что, ополоумела? - опешил Веч, с легкостью уворачиваясь от летящих снарядов.
- Вот тебе! Вот! Вот!
Её лицо раскраснелось, а уложенные недавно волосы выбились из узла.
Консервная банка ударилась о раму, но не разбила окно. Дребезжание стекла отрезвило воительницу, и она ринулась из кабинета, схватив сумку и хлопнув напоследок дверью.
- Вот бесовка, - Веч растерянно почесал затылок. Мда, ни меткости у неё, ни силы в замахе.
Оглядев устроенный погром, он фыркнул, а потом упал на тахту как подкошенный и захохотал. Заглянувший в кабинет Аррас застал начальника неуемно гогочущим.
- У... у... уехала? - выдавил тот через смех вперемежку с икотой.
- Хотела идти пешком.
- Как? - вмиг посерьезнел Веч. - Велел же проследить, чтобы села в машину.
- Села, когда я сказал, что водитель поедет следом до подъезда.
Аррас протянул знакомый список. В последней строчке значились имена А'Веча из клана Снежных барсов и амодарки Аамы лин Петра.
Оперативненько. И тешит самолюбие.
Веч ухмыльнулся. Его мехрем оказалась с характером. А чему, собственно, удивляться? Достаточно вспомнить пощечину, которую она залепила летом в машине.
- Навести здесь порядок, - приказал помощнику.
У амодарки есть имя. Аама. Его женщина.
Отличное завершение отвратительно начатого дня и последних недель. И за это стоит выпить.

***

- Что-то ты притихла. И витаешь где-то. Я дважды спросила, а ты мимо ушей пропустила. Вроде бы с работы вернулась, а словно и нет тебя, - заметила Эммалиэ.
- Задумалась, - ответила Айями, кутаясь в платок. Не от озноба, а потому что прятала отметину. Та покраснела, налившись отечностью. У халата открытый вырез, у футболок тоже низкая горловина. Хоть лейкопластырем заклеивай. В чём завтра идти на работу?
- В городе поговаривают, на насосной устроили диверсию. Наши подожгли.
- "Наши" - это кто?
- Говорят, Сопротивление. Была перестрелка, есть убитые и раненые.
- В ратуше отключили воду, - сказала Айями.
- И в тюрьме. А там две сотни наших пленных. Даганны будут устранять повреждения не меньше недели. А без воды худо.
И то правда. Ни поесть, ни жажду утолить, ни умыться. Того гляди, приключится вспышка дизентерии.
И в госпитале нет воды. Зоимэль не сможет стерилизовать инструменты и принимать пациентов. И половину прачек с посудомойками отправили по домам, пока не восстановится водоснабжение. Соответственно, женщины вместо пайка получат кукиш с маслом.
- Айрамир как узнал о поджоге, так ожил. Рвался на розыски сопротивленцев, насилу я отговорила. Кашляет как туберкулезник, какие ему засады и диверсии? И себя выдаст, и товарищей погубит. А про даганский пропуск ты уж сама ему скажи. Только есть у меня подозрение, что парень спасибом не наградит.
- Вы были правы. Мы с господином подполковником недопоняли друг друга. Он не знает об Айрамире, - сказала Айями, рассеянно возя ложкой по тарелке.
Страх давно прошел, хотя в кабинете господина подполковника она изрядно перепугалась, сообразив, что едва не выдала себя с головой. Заговори Айями о документах для паренька, и её не выпустили бы с третьего этажа без допроса.
Святая наивность. Истолковала вчерашние слова А'Веча по-своему и вообразила невесть что о его доброте и благородстве. А на самом деле разговор велся о разных людях.
- Хорошо, что ты вовремя выяснила, - утешила Эммалиэ. - Айрамир спит и видит, как бы найти партизан, и даганнам добровольно не сдастся.
Подбежавшая Люнечка протянула карандаш.
- Мам, затоци.
- Ох, горе луковое, - Айями поцеловала дочку в лоб. - Когда рисуешь, не нужно давить, и грифель не сломается.
- Это непр-равирный кар-рандасик, - отозвалась Люнечка, демонстрируя излишек рычащих звуков. - Др-ругие не ромаются, а этот ромается церый день.
- Собираешься стать тигрой? - улыбнулась Эммалиэ.
- Ага. Р-р-р-р! - дочка состроила забавную мордашку и, схватив заточенный карандаш, побежала дорисовывать картинку.
- Машина! - воскликнула встревоженно Эммалиэ, углядев светлые полосы от фар, переползающие со стен на потолок - Неужели облава?
"Нет, это пришли за мной, чтобы арестовать за покушение на даганского офицера", - подумала Айями отстраненно. Случившегося не вернуть. Но если бы ей предложили отмотать время назад, она поступила бы так же, разве что метилась бы точнее.
Айями не удивилась, когда в дверь постучали. Зато соседка побледнела: она торопилась предупредить Айрамира, но не успела.
Настойчивый стук повторился, и Айями открыла дверь незваному гостю. Им оказался даганский солдат, поставивший у порога большую картонную коробку и молча удалившийся. В посылке обнаружились консервы и брикеты, пережившие ощущение полета в кабинете господина подполковника. И кулёк с шоколадными фигурками, от которых Айями однажды отказалась, чем несказанно оскорбила дарителя. И небольшой светильник в форме шара, упакованный в бумагу и обмотанный бечевой. Айями сунула руку внутрь полой сферы и повернула лампочку. Комнату озарил тусклый голубоватый свет.
- А-ах! - воскликнула Люнечка от переизбытка чувств. Она вертелась около коробки, заглядывая внутрь в поисках разных чудес.
- Это нибелим*, - пояснила Айями. - Чем туже закручиваешь лампочку, тем ярче свет. Чтобы погасить светильник, нужно выкрутить лампочку из цоколя.
Дочка коснулась пальчиком и отдернула.
- Не ззётся, - пояснила деловито и притронулась гораздо смелее.
Новая игрушка увлекла девочку. Люнечка, запустив пальчики внутрь матового шара, крутила лампочку и зачарованно смотрела, как гаснет и разгорается голубая сфера.
Эммалиэ перебрала содержимое коробки.
- Откуда это и за что?
- От господина А'Веча, - ответила Айями, наблюдая за экспериментами дочки.
- Нужно вернуть и сказать, что это чересчур, - сказала Эммалиэ, потирая озабоченно лоб. - Поблагодарить за щедрость и возвратить. Айями, слышишь меня?... Айями? Посмотри мне в глаза.
Выдержки Айями хватило на пару секунд, и взгляд снова перекочевал к дочке. Конечно же, соседка поняла, в чем заключалась причина роскошных даров, тут особого ума не потребовалось.
- Он тебя принудил? - спросила вполголоса, чтобы не услышала Люнечка.
Айями отрицательно покачала головой.
- Угрожал? Бил?
Нет и еще раз нет. Отметина у ключицы не считается.
Повисло молчание, прерываемое радостными возгласами Люнечки, устроившей около сказочного светильника бал для игрушек.
Эммалиэ задумчиво мяла пальцы.
- Это не просто плата. Это аванс. Он рассчитывает на большее. Если ты оставишь подарки, он посчитает согласием.
Айями лишь вздохнула в ответ. И как прикажете возвращать банки с брикетами? Таскать каждый день понемногу на работу и относить в приемную на третьем этаже?
- Значит, примешь? Вот скажи, стоит он того, чтобы от тебя отвернулись соседи? Взгляни на Оламку. Ей никто руки не подаст, зато с радостью бросят камень в спину.
Айями не ответила. Подошла к окну, вглядываясь в темень.
- У Оламки ни котёнка, ни щенёнка, а у тебя есть дочь. Косые взгляды заденут и Люню, а злые слова и того больнее жалят, - сказала Эммалиэ, приблизившись.
- Я вам противна?
- Глупенькая... - отозвалась соседка ласково, и у Айями засвербило в носу. - Чуяло моё сердце, когда ты приносила с работы травки и мед. И сахарные кубики... Не оставили бы тебя в покое. Добром или силой бы принудили. Слабой женщине трудно без крепкого плеча, и защитить некому. Говоришь, он подполковник?
Айями кивнула.
- Это хорошо. У него власть, полномочия. А если забеременеешь?
- Вряд ли, - ответила Айями, сгорая от стыда. - У меня с лета нет циклимов. Зоимэль сказала, это аменорея из-за потери веса.
- Может, и к лучшему. Подумай вот о чем. Когда-нибудь господин А'Веч уедет на родину, или его переведут в другой гарнизон. А с чем останешься ты?
- Не знаю. Вы... бросите нас? - голос Айями дрогнул. - Из-за меня у вас возникнут проблемы.
- Куда ж я от Люни денусь? Нам еще алфавит изучать и письмо с арифметикой. Не расти же ребенку неучем, - сказала Эммалиэ бодро и добавила тише: - Нужно привыкнуть... сжиться с этим. Тебе, мне... Всем нам троим. И не прятать голову в песок, хотя будет трудно. Ты готова?

Айями с трудом уложила в кровать взбудораженную дочку. Приглушила свет нибелимовой лампочки, и Люнечка уснула, слушая сказку и глядя безотрывно на голубой огонек в матовой сфере.
Со светом хорошо. Уютно и комфортно. Можно читать и писать, не боясь ослепнуть. Не нужно заготавливать лучины и следить, чтобы угольки падали строго в плошку с водой. Не нужно собирать бережно парафин от сгоревших свечек и переплавлять, используя многократно.
"Выключив" светильник, Айями взяла с комода свадебную фотографию и забралась под одеяло. Бездумно водила пальцем по черточкам любимого лица, а потом прижала рамку к груди.
Она могла бы о многом рассказать Эммалиэ.
О пыльной шершавости потертой обивки и о гладкости холодной стены. О его руках, наглючих и бесстыжих. О широких плечах и о многочисленных шрамах. И о шепоте, который забирается в уши и растекается волной жара по венам... Оказывается, он умеет не только приказывать.
И о клановом знаке могла бы рассказать. О морде пятнистого зверя, оскалившегося со злобным шипением. О рассерженной кошке, демонстрирующей острые клыки и когтистую лапу, занесенную для удара.
И о том, что он волнует Айями, пора это признать.
Она могла бы рассказать о том, что её немало удивила решимость, с коей А'Веч собрался убить соплеменника из несуществующего клана. И спокойствие в голосе, заставившее её помертветь от страха: господин подполковник способен на всё.
Айями могла бы рассказать и о смелости, проснувшейся на выходе из кабинета господина подполковника.
Он решил, что купил её так же, как летом, когда Айями пришла продавать себя в клуб. Амидарейки - шлюхи, они сначала отрабатывают, а уж затем получают заработанное. И он заплатил, но на этот раз щедрее. Подготовился и нанес удар. Отвесил полновесную оплеуху, баш на баш. Кто бы подумал, что он забыл пощечину в машине?
Айями могла бы рассказать, что на крыльце ратуши её потряхивало от гнева, а в машине - от страха. Она едва не покалечила даганского офицера. Попала бы банкой по голове и убила. И, выбравшись из автомобиля на нетвердых ногах, захватила трясущимися руками горсть снега, чтобы умыться, охлаждая горящие щеки, но постеснялась шофера, сопровождавшего до двери.
Она могла бы рассказать, что тщательно разглядывала себя в зеркале, что висит в ванной, и не нашла во внешности ничего завораживающего и прекрасного, чем мог бы увлечься даганский офицер вроде господина А'Веча. Заурядное лицо, заурядная фигура. Правда, ключицы теперь менее выпирают и ребра спрятались под слоем жирка.
Айями могла бы рассказать, что по возвращению домой собиралась встать на колени перед образами и молиться, молиться, молиться. И просить прощения: у Микаса - за измену его памяти и утрату верности, у Эммалиэ - за то, что она окажется втянутой в "холодную" войну с горожанами, у Люнечки - за то, что по мере взросления у той появится повод упрекнуть мать в слабости и беспринципности. И у Амидареи - поверженной и умирающей страны, которая не скоро поднимется с колен, - просить прощения. За потерю национальной гордости и за симпатию к чужаку, который был, есть и останется врагом отчизны.
Айями могла бы откровенничать до утра, но вместо этого повернулась на бок и, прижав к себе спящую дочку, обхватила маленькие пальчики. Уткнулась носом в русую макушку, вдыхая аромат детства.
Что сделано, то сделано, и жизнь продолжается.
Память о Микасе навечно вытравлена в сердце. Он - первый и единственный мужчина, которого Айями любила.
И если Эммалиэ не разочаруется в Айями, то вдвоем или нет, втроем с Люнечкой они выдержат любые тяготы и невзгоды.
________________________________________________________
Мехрем* (даг.) - содержанка, проститутка
Echir, эчир* (даг.) - покровитель
Кемлак* (даг.) - мужская половина дома,
Ойрен* (даг.) - слабоалкогольный шипучий напиток, похожий на квас
Масурдал* - суп из чечевицы
Тамаринд* - растение семейства бобовых. Мякоть зелёных плодов используется в приготовлении острых блюд.
Калган* - пряность, на вкус резко пряная, жгучая, горьковатая.
Bohor*, бохор (даг.) - драка, потасовка. Жарг. - мочилка, буча, схлёст.
Cercal - (церкал, на амидарейском - церкаль) - населенный пункт в Даганнии.
Длев* (даг.) - мелкая медная монетка в Даганнии
Нибелим*(даг.) - фосфоресцирующая горная порода. При особой обработке дает яркий свет в течение нескольких десятков лет в зависимости от естественного освещения. Чем темнее, тем сильнее разгорается нибелим.