29

29

Пальцы выстукивают по панели военный марш. Та-да-да-да, та-да, та-да... Водитель нет-нет, а посматривает искоса. Куда уж быстрее? - вопрошает его взгляд. Машина и так мчится на пределе, подскакивая на кочках. Колея, укатанная техникой, глубока, и бронеавтомобиль бороздит днищем снежный наст, ныряя в ямы. По обе стороны - частокол сосен. Солнце тоже спешит к горизонту, и от стволов тянутся длинные тени. А вокруг нетронутая белизна, припудренная блестками.
Приходится притормаживать на обочине. Навстречу ползет тяжеловоз, он доставляет лес на станцию. У железнодорожных путей поворачивается стрела крана. Цепляет груз за стропы и перекладывает с машины на порожнюю платформу.
Пожалуй, впервые он возвращается в гарнизон, не сдерживая нетерпения. И с долей сердитости. И с твердым намерением заполучить свой трофей. Потому как забодала неудовлетворенность, ощущавшаяся на расстоянии особенно остро.
Завернуть к гостинице и забросить вещмешок. А затем, не переодеваясь, к комендатуре. Краткий рапорт полковнику, подробный отчет будет позже. Просмотреть список срочных дел, наметить первоочередные - и вниз, на улицу, к сослуживцам. Затянуться, прикурив от сигареты приятеля.
Скупые приветствия, расспросы.
Да, почти без потерь. Трое легкораненых, что неплохо, учитывая упорство, с коим отбивались амодары. Партизан пощипали, но главаря так и не схватили. Генштаб принял решение по минированию подозрительных районов.
Да, ривалов практически взяли с поличным на поставке партии оружия, но они умудрились просочиться через кордоны. В генштабе полагают, что в ближайшем окружении завелся "жук", осведомленный о секретных операциях.
Да, на севере есть, на что посмотреть. Война мало затронула амодарские поселения. И тем больше забот по демонтажу и вывозу оборудования и стройматериалов.
Да, предлагали место в ставке генштаба, но он отказался. "Почему? Это же столица Амодара!" - удивлен Крам и для пущей выразительности крутит пальцем у виска. Что тут непонятного? Потому что он - не штабная крыса и не привык плющить задницу, сидя за столом. И это единственная причина, уверяет Веч.
Да, осточертела зима. На севере морознее и буранистее. Ветра так и норовят забраться под полушубок. А в Доугэнне зимы мягче и короче.
Да, гарнизонные мехрем* тоже вышколены и тем скучны. А тамошние амодарки похожи на мороженых креветок.
Оказывается, вот чего недоставало. Собраться небольшой компанией и выслушивать последние новости. Похохатывать над шутками и поглядывать на окна, дожидаясь, когда она появится на крыльце. В последнее время она не задерживается в комендатуре. Видно, не работается по вечерам без "родственничка".
Но дело не в ней и не в нем. Дело в принципе, ведь так? "Так", - отвечает неуверенно внутренний голос. Ведь принимала же и не оказывалась. По глазам видел, что тянет к нему. По смущению замечал, что согласна. Шестым чувством понял - поощряет к большему. А потом как отрезало. Почему?
Постояли, почесали языками, и достаточно. Сослуживцы расходятся, но не все.
- Вечером в клубе, - обозначает Крам место следующей встречи и уходит бодрым шагом.
Сигарета вот-вот кончится, а её нет. Может, часы спешат?
Стукнула дверь, притянутая назад пружиной.
Выйдя на крыльцо, она щурится сослепу и, приноровившись зрением, замечает неподалеку нескольких доугэнцев. Смотрит с легким испугом, а потом взгляд меняется. Сперва недоверчивый, затем изумленный, радостный и... тухнет. Темнеет, как снег на весеннем солнце, становясь ноздреватым и рыхлым.
Что за бабский закидон? Ведь вспыхнула, он видел. И погасла.
Рука машинально потянулась, чтобы взъерошить волосы, а вместо этого сдвинула шапку на затылок. Ну, удружил родственничек, бес рогатый. Но хоть и грязно сыграл, теперь не его ход. И дело даже не в трофее, дело в принципе. Игра обязана закончиться проигрышем, который достанется не Вечу.
Она проходит мимо, держась краем площади. Потому что побаивается. Запнувшись на ровном месте, краснеет и прибавляет шаг.
- Что? - Веч не сразу вникает в слова капитана. Тот тоже смотрит вслед удаляющейся женской фигуре.
- Говорю, недурственные у вас амодарочки. Отзывчивые. Думал, гордячки, а они нашего брата поддерживают... морально и физически.
Сослуживцы гогочут.
О ком это он?
- Переводчицы, что ли? - уточняет Веч, выпустив струйку дыма изо рта.
- Ага. Если б знал, давно завалился бы к вам в госпиталь. Тогда бы мне точно перепала какая-нибудь из трёх.
- Остроносая, например. Ходит в мужских ботинках, - говорит приятель, посмеиваясь.
- А что? Я бы оприходовал, - заверяет самодовольно капитан. - От моих предложений еще ни одна не отказалась. Да вот не успел с ней пообщаться. Выписали. Жду машину - и на станцию.
- А как тебе та, у которой коса до пояса? - спрашивает другой приятель. - Толстая, в канат толщиной. Так бы и намотал на руку, чтобы на колени её...
- Тоже неплоха, но не мне наматывать, - отвечает капитан, и они смеются.
- А та, у которой глаза серые с черной каемкой? - допытывается сослуживец.
Какие, к бесам, глаза? - вдруг разъяряется Веч. Выходит, весь гарнизон на неё заглядывается. Если бы только в глаза смотрели. А то и на ноги зырят, и на прочие части тела.
- И она бы дала, не сомневайся. Но её пялит пернатый.
- Какой пернатый? - опешил Веч.
- Из Черных орлов, - разъясняет капитан. - Не вру, Триединым клянусь.
- Едрит к бесам в зад, - ругнулся Веч, растерявшись. Не может быть. Аррас бы знал.
- Информация из надежных источников. И бабёнка подтвердила, - говорит капитан, закидывая вещмешок на плечо. - Вот и машина за мной. Ну, бывайте. У вас хорошо, а у нас дома лучше.
Веч опомнился, когда дотлевшая сигарета опалила пальцы. Наверное, видок у него был соответствующий, потому как приятели поспешно распрощались, вспомнив о запланированной ревизии двигателя в гараже и о сборах перед утренним рейдом.

- Что это, я спрашиваю? - Веч тряс списком военных, состоящих в связях с амодарками. - Почему не пополняется?
Гнев рвался наружу. Растрепать, растерзать ни в нем неповинные листочки.
- Список обновляется при поступлении новых сведений, - ответил невозмутимо Аррас.
Он давно привык к вспышкам раздражения начальника и научился понимать с полуслова, а Веч ценил сородича за исполнительность и хладнокровие, хотя сам не мог похвастать последним. В настоящее время его потряхивало от бешенства.
- Обновляется?! - Веч ткнул пальцем в отпечатанные строчки. - Что-то незаметно. Я не вижу здесь ханурика из Черных орлов.
Аррас задумался.
- Информация о нем не поступала.
- Так найди эту информацию! - заорал Веч. - За уши притащи, если потребуется! Со дна достань! Я что, должен за тебя работу делать?
- Будет исполнено, - отчеканил помощник.
- Немедленно! - рявк ударился в закрывшуюся дверь.
Веч раздраженно перелистнул страницу. Последним пунктом в списке значились имена Арраса и амодарки, переводчицы с косой до пояса. Ну, лис, ну, хитрец. И когда успел?
Следующие полчаса оказались решающими для сохранности кабинетного интерьера. И тахта осталась нетронутой, и стул не ударился о стену и не разлетелся на части, и папки не швырялись со стола в порыве ярости. Зато Веч, вышагивая от окна до шкафа и обратно, прошел расстояние, равное длине экватора. И чем дольше мотался по кабинету, тем больше домыслов накручивал, переваривая услышанное у крыльца комендатуры.
- Ну? - спросил грозно, когда появился Аррас.
Тот кашлянул.
- Этого человека не внесли в список...
- А кто виноват? Кто прошляпил? - рассвирепел Веч.
- Потому что в нашем гарнизоне нет доугэнцев из клана Черных орлов, - закончил фразу помощник.
- Как так? Совсем нет? - растерялся Веч. - Разыщи среди раненых.
И опять Аррас проявил недюжинные способности секретаря, оперативно созвонившись, увязав и сопоставив. Он выяснил, что среди выписавшихся из госпиталя за последний месяц и находящихся на лечении не было и нет представителей небесного круга с клановым знаком черного орла.
- Оппа, - Веч было рухнул на тахту, но тут же вскочил. - И как это понимать?
- Не могу знать. Но я бы заметил, - отозвался Аррас с осторожностью, чтобы не вызвать нового витка вспыльчивости у начальника.
- Потому и не заметил, что дерьмово установил прослушку, - парировал едко Веч. - Свободен.
Впрочем, он сам виноват и почем зря вылил раздражение на помощника. Велел приглядывать за родственничком, хотя следовало держать в поле зрения весь гарнизон.
В клубе Крам, выслушав краткий рассказ о возникшем ребусе, сказал:
- Я мог бы посчитать оскорбительным твое незнание клановых связей в небесном круге. Но радуйся, сегодня я добрый и великодушный. И сядь, а то у меня натерлись мозоли на глазах.
Веч, нервно расхаживавший туда-сюда, опустился на стул и забарабанил пальцами по столешнице.
- А теперь слушай истину от представителя небесных. Клана Черных орлов не существует. Что уставился? Нет - и всё тут. Есть Стальные орлы, есть Степные, а есть Серебристые. А Черных нет.
- Как нет? - изумился Веч. - Капитан же поклялся.
- Эх, угораздило меня уйти с площади не вовремя, - посетовал Крам. - Уж я бы начистил этому хвастуну рыло за "пернатых". Тоже мне лягушка-пузатое брюшко.
Веч зарылся пальцами в волосы.
- Значит, он соврал. Не пойму, какой ему резон давать дезу*.
Крам посмотрел снисходительно на товарища, мол, у того налицо клинический случай. Сидит напротив наглядная иллюстрация слепой ревности, у которой мозги кипят и не соображают.
- А ты найди его и спроси, - посоветовал Крам.
Конечно же, Вечу не хватило терпения дождаться утра, и помощник, которого в срочном порядке вызвали в клуб за новым заданием, взялся разыскивать капитана из северного гарнизона, созваниваясь и расспрашивая. Новости, которые принес Аррас, огорошили. Прямиком от станции Т'Осчена командировали для сопровождения груза по железной дороге до границы с Доугэнной. Сейчас поезд находился в пути, и в ближайшее время не представлялось возможным перехватить капитана. На всякий случай Аррас разослал указания дежурным узловых станций: передать Т'Осчену, чтобы тот срочно позвонил в южный гарнизон. Но, учитывая, что железнодорожные составы обычно шли транзитом с короткими и редкими остановками, голос капитана мог прозвучать в трубке лишь к концу недели.
Молодец Аррас, до глубокой ночи флегматично разводил и сводил нужных людей с помощью телефона, после чего со спокойной совестью отправился на боковую.
А вот его начальнику не спалось. Зато хорошо пилось.
- Что за бред о несуществующем клане? - рассуждал Веч, потягивая вино из стакана. - Этот дуболом с умным видом ляпнул галиматью, а я купился.
- Потому что дуболом тоже поверил в галиматью, - сказал Крам и икнул. - Ситуация проще простого. Он приставал к твоей амодарке, а она отшила. И выдумала покровителя.
- Почему не прикрылась моим именем? - поинтересовался Веч скептически и с ноткой ревности.
- А ты дал ей такое право? - ответил товарищ вопросом на вопрос.
Не давал, о чем сейчас остро пожалел. И родственничек не успел. Умчался в командировку, аж пятки засверкали - исключительно благодаря усилиям Веча.
Он влил в себя залпом остатки спиртного, и горячительный напиток, попав в желудок, прошелся высокими градусами по венам. "Твоя женщина" - обмолвился Крам. Ладно звучит, как ни крути. Коротко, но емко и разгоняет кровь посильнее вина.
- Выходит, она обманула его. - Заглянув в пустой стакан, Веч показал знаками ближайшей мехрем*: неси ещё и покрепче.
За такой вывод не грех выпить. И на душе разом полегчало. Хорошо, что есть друг, который разложил недоразумение по полочкам. А с капитаном сочтемся. Пусть заранее заказывает вставную челюсть.
...
- Я вот о чем подумал, - сказал Крам, осоловев после внушительной порции спиртного, принятого на грудь. - Если посмотреть на ситуацию с другой стороны... Капитан - идиот, а твоя амодарка - дурёха.
- Она не дурёха, - ответил Веч, покачиваясь. - Не-не.
- Да! - Крам ударил кулаком по столу. - Потому что баба. А бабам положено иметь куриные мозги и не отличать орла от ястреба, а коршуна от сокола. Твоя амодарка видит что?
- А что она видит? - Веч вытряхнул в рот последние капли вина из стакана.
- Она видит красивую птицу на спине, и решает, что это орел.
- Погоди, каким образом она видит птицу?
- Ты чё? - Крам стукнул друга по плечу. - Этот хрен повернулся к ней задницей.
- А-а. Постой! - Веч внезапно протрезвел, представив, при каких обстоятельствах амодарка разглядела клановую наколку, и проснувшаяся ярость застлала глаза.
Крам набулькал по новой порции винишка себе и другу.
- И амодарка решает: "Красивый орел". А это не орел, а ястреб. Или скопа. Но баба думает: "Орел, не иначе. И не иначе, как черный орел". Вот так по женской глупости и рождаются сплетни.
Веч махом осушил стакан. Крам прав, как всегда. Откуда бы амодарке знать о клановых тонкостях небесного круга? Но ведь кое-что знает, хотя перепутала и ошиблась. Выходит, перед ней позировал "пернатый" со всеми вытекающими последствиями. И теперь она - чужая женщина. Почему так вышло? Заигравшись с родственничком, Веч забыл о том, что в гарнизоне больше сотни мужиков, которые только и ждут случая, чтобы помять какую-нибудь амодарку, тем более, если она не против. Точно! Вот почему она отказалась от маленького знака внимания в виде шоколадных фигурок. Потому что закрутила с другим. Позволяла тискать себя по темным углам, а перед Вечем изображала скромность и смущение. Свернуть шею обоим! Не мешкая.
Друг потянул за рукав, возвращая вскочившего Веча на место.
- За правду жизни, пусть она и горчит как хельба*! - провозгласил тост, подняв стакан. Веч, мрачный как грозовая туча, с неохотой поддержал.
...
Стол тонул в табачном дыму.
- Нас, небесных, мало, но мы стоим насмерть друг за друга, - заявил Крам заплетающимся языком, опустошив n-ную бутылку вина. - Так что если твоя амодарка встречается с кем-то из наших, отойди в сторону и не мешай.
- Знаю, - ответил Веч, клюя носом и не уступая товарищу в подвижности речевого аппарата. - Спасибо, друг. Ты настоящий друг.
Самое время побрататься. Крам как всегда прав. Кто смог, тот урвал, а чужая мехрем - табу. Распри из-за женщин запрещены под угрозой трибунала. И вообще, нужно себя не уважать, чтобы схлестнуться с соплеменником из-за какой-то бабы. Потому что бабы того не стоят, особенно, мелкие нефигуристые амодарки с подловатым шлюшным характером. Их, баб, вагон и маленькая тележка, а в Доугэнне и того больше. Завтра же прошение о переводе в приграничный гарнизон ляжет на стол полковника.
...
А потом наступило утро. Ледяной душ прогнал суровое похмелье, но последние слова Крама зацепились намертво. Выпитое вино смыло всё: нелогичность, несостыковки и несвязность выводов. Зато высветилась цель - найти ухажера. Просто так, ради интереса, а не потому что чешутся кулаки, и снова раздирает злость, притупившаяся вчера от спиртного. А Доугэнна подождет.
И опять Аррас получил задание: составить отдельный список представителей небесного круга, прикомандированных к гарнизону. Оказалось, чуть больше двадцати человек. Не так уж много от общей численности, потому как "пернатые" понесли наибольший урон в войне. Четыре года назад амодарская армия, перейдя границу, первым делом обрушилась на города небесных кланов, обосновавшихся поблизости от Полиамских гор.
Согласно указанию подполковника А'Веча сородичей Крама вызывали в комендатуру и опрашивали на предмет умалчивания близких знакомств с горожанками. Вычеркивая из списка одного за доугэнца другим, помощник В'Аррас невольно лил бальзам на самолюбие начальника. Выяснилось, что небесные не состояли в утаиваемых связях с амодарками, точнее, в связях с конкретной переводчицей.
Лишь лейтенант А'Некс из клана Чернокрылых ястребов не явился в комендатуру согласно приказа. Пару дней назад его звено отправилось на охрану железнодорожного моста, находившегося в десятке километров от городка.
- Неделя патрульной вахты - и прилетит наш ястребок, - пошутил Крам. Как оказалось, неудачно, потому что подполковник А'Веч, изучив список, без долгих раздумий вынес обвинение отсутствующему подозреваемому.
- Однозначно это он. Стопроцентная схожесть между "черным" и "чернокрылым".
- Вот я и говорю: баба - дура, коли не видит разницы между орлом и ястребом, - проворчал Крам. - Если из-за неё сломаешь моему сородичу нос, я за себя не отвечаю.
- Причем здесь нос? - удивился деланно Веч. - Пусть твой сородич объяснит, почему скрывал тактическую информацию.
Крам скривился, словно от зубной боли. В последнее время его выдержка подверглась серьезному испытанию, потому как подполковник А'Веч с утра до вечера занудствовал и вымещал отвратительное настроение на гарнизоне. Точнее, напомнил распоясавшимся и разленившимся доугэнцам о военной дисциплине. Солдаты разве что снег не мели. Техника сияла и лоснилась, казармы драили до блеска, столовую вылизали от пола до потолка, после физических тренировок пот тек в пять ручьев, учебные тревоги проводились глухими ночами, когда сон особенно сладок. Теперь под окнами комендатуры не трепались впустую, а в клубе не толпились, прохлаждаясь за картишками и вином. Каждому нашлось занятие.
- Наняли амодарок, пусть они и убирают, - ворчали недовольно солдаты, но окрик: "Разговорчики в строю!" заставлял вытягиваться в струнку.
Казалось, подполковник А'Веч вообще не смыкал глаз и успевал везде и всюду. Как тут уснешь, если зудится, и взгляд беспрестанно падает на часы, подгоняя минутную стрелку? Вот вернется лейтенант с патрульной вахты, и даже заступничество Крама его не спасет. И дело не в уязвленном самолюбии и не в мести. Суть в нарушении устава, и виновный ответит по всей строгости, потому что не прошел инструктаж и не выслушал наставления руководства о последствиях утечки информации. Поддавшись телесной слабости, лейтенант мог проболтаться амодарке о секретных операциях и о стратегических планах и о распорядках в гарнизоне.
Рьяно радея за дисциплину и порядок, Веч заслужил одобрение полковника О'Лигха:
- Ишь распустились, лоботрясы. Думают, если война закончилась, можно и расслабиться. На том свете отдохнем. Так их, разгильдяев!
Зато беспокойство Крама росло как на дрожжах. Он решил, что друг, движимый местью и распаленный злобой, замыслил изощренное наказание для лейтенанта А'Некса.
- Я мог бы посчитать оскорбительным твое богатое воображение, - сказал Веч. - Приглядись. Я действую в пределах устава, и мне без разницы, кто и чей сородич.
Так-то оно так. Амодарку-переводчицу и пальцем не тронул, и слова грубого не сказал, но своим молчанием запугал до заикания. Она разве что по стене не размазывалась, сталкиваясь с Вечем на лестнице, и пробиралась мимо на цыпочках, завидев его на крыльце комендатуры.
Веч и сам запутался в мешанине обуревавших эмоций и оттого злился, теряя над собой контроль. С одной стороны, упрекнуть переводчицу не в чем. Она выбрала покровителя, и им стал не Веч. Но и родственничку обломилось, и маленькая ложка меда в бочке дегтя подсластила горькую пилюлю. А с другой стороны, самообладание падало на колени под гнетом обуревавших фантазий. О лейтенанте А'Нексе и об амодарке. О том, где они встречались и чем занимались. О том, каким образом им удавалось таиться и скрывать. О том, что её подтолкнуло к "крылатику": нужда или симпатия. О том, чем тот лучше его, Веча.
И тогда нападала ожесточенность. Какое-то необъяснимое исступление, помрачнение, что ли. В глазах темнело, и рассудок отступал на дальний план. Одолевала жажда ломать и крушить. Сдавливать, выжимая досуха. Так же, как в первые годы войны.
Видимо, что-то эдакое проявлялось на лице Веча, потому что амодарка при мимолетных встречах кралась, не дыша, и сливалась с собственной тенью. И заикаясь, выдавливала тоненько: "Д-доброе утро". А Крам, ни на миг не поверив в напускное спокойствие друга, сказал:
- Носом чую, убьешь кого-нибудь. Или моего лейтенанта, или того, кто сегодня попадется первым под руку. Поговори с ней начистоту.
- О переводах? - фыркнул Веч. - Не вижу темы для продуктивной беседы.
- Я тут поразмыслил... Мы тогда напридумывали всякого... несуразного. Если бы Некс оприходовал твою амодарку... Ладно, не кривись. Если бы он закрутил с ней, то не смолчал бы. Сам знаешь, в гарнизоне такие вещи разносятся быстрее огня. Каждая амодарка - как звездочка на фюзеляже. Некс не упустил бы случая прихвастнуть. Уж я бы точно знал. А я знаю, что он ходил к мехрем.
- Не собираюсь трепаться с бабой о том, о сём. Вот приедет её эчир*, с ним и пообщаемся, - ответил Веч грубо и посмотрел на часы: - Ну ладно, бывай. У меня утренний обход территории.
А через десять минут помощник В'Аррас заглянул в комнату переводчиц с устным повелением: Ааме лин Петра срочно подняться на третий этаж для беседы с господином подполковником.

***

Вечером они наводили порядок в квартире Эммалиэ - переставляли, двигали, убирали.
Случилось так, что накануне женщина из соседнего подъезда подписала договор и уехала в Даганнию. Айями немного знала соседку, чья судьба незначительно отличалась от её собственной. Тоже вдова, но постарше годами, тоже работала на фабрике до закрытия, тоже растила дочку лет шести, которую язвительные языки прозвали Хромоножкой из-за врожденного увечья. Разве что мудрой советчицы Эммалиэ не было у соседки.
Вдова уехала днем с двумя чемоданами. Её дочка послушно семенила рядом, держась за рукоятку поклажи. А уже через час жильцы растаскивали вещи из покинутой квартиры, успевая спорить.
- Говорю тебе, брюхатая она. С даганном спала, вот и нагуляла. Испугалась, что люди осудят, и сбежала из города.
- Когда ж ей спать-то? От стирки, чай, спину ломит, и руки болят. Так ноют, что моченьки нет. Страсть как хочется вырвать из плеч. По себе знаю: день-деньской шоркаешь гимнастерки и рубахи, не разгибаясь, а к вечеру ползешь домой на полусогнутых, - поделилась женщина, работавшая прачкой.
- А если б и нагуляла, невелика беда, - влезла другая товарка. - Умеючи, можно скинуть на любом сроке.
- Так то ж умеючи. А если с осложнением? Вытравишь и изойдешь кровушкой, а ребёнок сиротой останется.
- А и пусть бы. Лучше подарить душу Хикаяси, чем дать прорасти даганскому семени.
- А еще лучше иметь гордость и не раздвигать ноги перед иродами. Тогда и травить не придется. Стыдитесь, бабоньки. В одном я уважаю даганнов: они правильно придумали, запретив Зоимэль вмешиваться. Весь позор как на ладони. Не спрячешь и не утаишь.
В брошенном жилище Эммалиэ отвоевала оконную раму с целыми стеклами и кровать без спинок. Силой вырвала каркас с панцирной сеткой из рук Ниналини.
- Сколько ни вспомню, тебе всё мало. Тащишь и тащишь, - напирала она на соседку. - Зачем тебе кровать? Или зад не помещается на диване?
- А тебе зачем? - вцепилась Ниналини в металлический каркас.
- Затем. Для племенника, - ответила Эммалиэ, понизив голос, и посмотрела выразительно на склочницу, мол, кто тут громче всех выкрикивал патриотические лозунги? Пора бы воплотить их в жизнь. Чай, соседушка не вчера родилась и сразу поняла, какими судьбами объявился у Эммалиэ "родственничек".
Делать нечего, пришлось Ниналини уступить добычу. Открыла женщина рот, чтобы затеять свару, да не придумала, что сказать.
Айрамир собрался помочь - притащить в квартиру и кровать, и раму, но Айями запретила.
- Сами принесем, нам не тяжело. А ты лишний раз не высовывайся.
Юноша согласился с большим недовольством. Оно и понятно: поправляясь, он едва ли не волком выл от безделья и от необходимости заточения в четырех стенах. Комната напоминала тюремный каземат в подземелье. Окна заколочены, о том, что за окном день, можно догадаться по тонким как волосинки щелям между досками и фанерными щитами.
Как-то парень уговорил Эммалиэ и с её помощью выбрался поздно вечером на улицу, чтобы постоять у подъезда, задрав голову к черному небу. Вдохнул свежего воздуха и зашелся в кашле, выворачивающем легкие наизнанку.
- Рановато тебе по морозцу бегать, - заключила Эммалиэ, погнав юношу обратно в тепло жилища.
И всё же день ото дня Айрамир набирался сил. Раны понемногу затягивались, образовав розоватую корочку свежих шрамов. И ел парнишка с охотой, но изо всех сил сдерживал аппетит - не потому что даганские харчи не лезли в рот, а потому что не знал, как попросить прощения у Айями за брошенное сгоряча обвинение в продажности. Эх, мужчины, мужчины... С легкостью кидают обидные слова и упреки, но с трудом признают свою горячность и необдуманность выводов.
И Айями поступила по-женски мудро: первой пошла навстречу.
- Думаешь, я прыгаю от радости, работая переводчицей? - уселась рядом, принеся миску с кашей. - Будь моя воля, никогда бы не нанялась к даганнам. По весне опять пойду на рынок. Начнется новый сезон, вдруг деревенские возьмут? У них дел невпроворот, и лишние руки пригодятся. Глядишь, и в стране дела пойдут на лад.
- Не верю я, что к весне образуется, - ответил Айрамир, хмурясь. - Мы давно проиграли, а эти гады не уходят с нашей земли. Заняли Алахэллу и другие города и стали новой властью. Пусть бы топали домой, а мы и без них определимся, как нам выжить.
- А я надеюсь, что жизнь наладится. Даганнам выгодно, чтобы мы выплачивали контрибуцию. Если Амидарея перестанет существовать, то не покроет ихние потери в войне. Вот увидишь: зима закончится, и всё изменится. В лучшую сторону, - сказала убежденно Айями.
- Всё равно не верю я сволочам. И риволийцам тоже не доверяю.
- А риволийцы причем?
- Не при чем, - буркнул Айрамир. - В том-то и дело, что будто бы не при чем. Союзнички вшивые...
Каркас с панцирной сеткой заволокли в квартиру и, после того, как Люнечка уснула, занялись уборкой. Передвинули буфет и печку, разобрали самодельное ложе, и парень взялся за изготовление подпорок для кровати. Морщился, потому что отдавало в плечо, но терпел. А потом приноровился одной рукой держать доску, а другой - обтесывать.
- Эх, лепота, - сказал, покачав сетку. - Отрублюсь сном младенца. В последний раз спал на мягком... - он задумался, - до войны. У нас с братом были отдельные комнаты. Меня бесило, что его комната больше моей, а он поставит щелбан и смеется: "Сначала дорасти до царских хором".
- Домой не тянет? - спросила Айями, сметая стружки в кучку. Угол комнаты зиял чернотой отсутствующих досок на полу, давным-давно ушедших на растопку.
- А кто там ждет? - отозвался Айрамир, прицениваясь на глаз - одинаковы ли по высоте обтесанные чурочки. - Я теперь как перекати-поле. Сегодня здесь, а завтра там.
За уборкой Айями поведала об общественном устройстве Даганнии, почерпнутом из бесед с Имаром. Изложила поверхностно и скудно, потому что вдруг показалось: подробный рассказ обнажит личное перед злыми нападками. Имар ей доверял. Он с гордостью повествовал о своей родине, зная, что Айями отнесется с пониманием и без ехидства.
- Даганны живут кланами в городах... - наморщила она лоб, вспоминая. - Название такое... непроизносимое. Поклоняются разным началам: земле, воде и воздуху. Олицетворения этих начал - разные звери и птицы.
- Дикари и людоеды, - высказал мнение Айрамир. - Надень на них набедренные повязки, дай копья, и они начнут плясать у костра с завываниями.
- Их клановые знаки выглядят впечатляюще. Не каждый художник нарисует картину правдоподобно, с мельчайшими подробностями.
- Тоже мне живописцы, - фыркнул парень. - Ваяют на своих телесах львов и змей, но ни один гаденыш не подставил зад, чтобы заполучить морду козла или коровы. И знаешь, почему? Потому что они считают себя победителями. Хотят быть быстрыми, ловкими и жестокими. А на деле такие же люди, как и мы. И при правильном подходе превращаются в неотесанных варваров. Жрут сырое мясо и стоят на четвереньках.
- Фантазер, - ответила Айями ему в тон.
- Правду говорю. У нас на фронте было развлечение - держать пленных в клетках. Правда, гады бились до последнего издыхания, предпочитая смерть. Зато уж если удавалось живьем схватить, мы воспитывали их по полной программе.
- И? - похолодела Айями.
- Что "и"? Клетки - они для зверей. Тех сажают на цепь, наказывают и бросают объедки.
- Неправда!
Не может быть. Гордость не позволила бы Имару терпеть унижения. И господину А'Вечу. И В'Аррасу. И другим даганнам. Нет причины, которая бы сломила их дух. Или есть? Наверное, пытки - изощренные и безжалостные. Нет уж, лучше хику, чем истязание тела и духа. Неужели амидарейцы способны на бесчеловечные и жестокие поступки?
- Защищаешь гадов? - прищурился Айрамир. - Думаешь, они честнее и справедливее нас? Они вытворяли такое, что и в кошмарах не приснится. Я бы рассказал, да тебя вырвет.
- Прекрати! - осадила Эммалиэ. - И мы хороши, и они. Но когда-то нужно остановиться.
- Мы начали войну. Из-за наживы! - воскликнула Айями.
- Нет, даганские сволочи первыми напали на нас, - ответил убежденно парень. - Перешли ночью границу и подло атаковали спящие города.
Айями посмотрела беспомощно на соседку. Чья правда правдивее?
- Не пойму, ты им сочувствуешь, что ли? Твой муж погиб на войне. Мой отец и брат убиты от рук гадов, которые ходят по улицам твоего города как у себя дома. А ты проснешься завтра утром и пойдешь на работу, и будешь перед ними пресмыкаться. И так изо дня в день. А они будут похохатывать, вспоминая, как пытали твоего мужа перед смертью. Как выкололи ему глаза, как раздробили кости на ногах, как отрезали ему...
- Хватит! - прикрикнула Эммалиэ. - Не желаю об этом слушать!
Некоторое время они молчали, занявшись каждый своим делом. Айрамир поменял лучину, бросив обгоревшую щепу в топку печи.
- Даганны живут в согласии с природой и черпают из неё силы, - неожиданно подала голос Эммалиэ. - Издавна они считались кочевым народом. Охотники, скотоводы... Но есть и земледельцы. Так что ритуальные танцы у костра - не пережиток, а древняя традиция. Даганны верят в духов и в бесов.
- Я же говорил, одичалые недоноски, - буркнул юноша, обстругивая последнюю чурку для кровати.
- Кочевники на машинах, - хмыкнула Айями.
- Так оно и есть, - согласилась Эммалиэ. - Лет тридцать назад Даганния была малоразвитой страной. В нашем понимании, конечно же. Думаю, даганнов вполне устраивала их жизнь. А вот наше правительство - нет. Точнее, Амидарее не давали покоя запасы месторождений на территории варварской страны. И тогда наше руководство, установив добрососедские отношения, взялось за техническое развитие Даганнии. Помогало с индустриализацией в обмен на природные ресурсы.
- Но почему отношения прекратились?
- Из-за глупости и завышенного самомнения амидарейцев. Нужно относиться с уважением к обычаям чужой страны, пусть она отсталая и дикая. А у нас в народе гуляли анекдоты о примитивности и тупости даганнов. На одном из приемов наш министр высказался скабрезно о консуле Даганнии. На эту тему родилась байка, будто бы министр, зажав нос, сказал: "Что-то смердит сегодня навозом". Над его шуткой посмеялись, а даганны оскорбились и объявили о разрыве дипломатических отношений. Враз и недолго думая. Наше правительство поначалу отреагировало снисходительно, мол, дикари никуда не денутся. А потом забегали. И извинялись, и призывали к сотрудничеству, и угрожали, а даганны - ни в какую. Выдворили амидарейских дипломатов из страны и закрыли границу. Вроде как продемонстрировали характер. Наше руководство тоже обиделось. В развитие отсталой страны вложили достаточно денег, а даганны отказались возвращать инвестиции. С тех пор меж нашими государствами глухая стена. Словно бы и нет соседей на юге, лишь степи и горы.
- И правильно! - воскликнул Айрамир. - Так им и надо, вонючим приматам. Пусть знают свое место.
Кто бы говорил, - фыркнула Айями. Из ненавязчивых наблюдений она вынесла, что чужаки чистоплотны, а порой чересчур требовательны к чистоте и порядку.
- Я помню даганнов, они приезжали в городок при нашем гарнизоне. Обменивали меха и кожи на продукты... В роскошных шубах, в мохнатых шапках и сапогах. Чем зажиточнее даганн, тем богаче одежда. Руки в золотых перстнях, а в ухе - серёжка... Приезжали на внедорожниках, которые поставляла Амидарея. Мы пялились на чужеземцев как на сказочных великанов, а дети показывали пальцами... Даганны были высокими, бородатыми, с экзотичной внешностью. У безбородых лица измазаны грязью. Позже-то нам объяснили, что это клановые татуировки, которые не смываются ни водой, ни мылом. Тогда мне было столько же лет, сколько сейчас тебе, Айями. Стояли мы с подругами в сторонке и переговаривались, обсуждая рост, фигуры, лица. Думали, даганны - необразованные дикари и не моются месяцами. Тут один из варваров обернулся и сказал: "Нравлюсь, значит? Пойдешь ко мне женой?" На внятном амидарейском, хотя и с акцентом. От изумления у меня дар речи пропал. А сослуживец мужа велел нам уйти и не показываться чужакам на глаза. Мол, если кому из даганнов понравится женщина, её выкрадут, и никакие засовы не спасут. Увезут в Даганнию, и прости-прощай, родина. Запугивал он, конечно. Мы для чужаков - на одно лицо, как и они для нас.
- Ну, не придури ли? - отозвался Айрамир. - Вырядились как попугаи, цацки напялили. Думали, их зауважают, а над ними ржали, небось.
- Уж лет тридцать прошло с тех пор, - ответила Эммалиэ. - Прогресс не стоит на месте, даже в захудалой стране. Посмотри, как отличаются современные даганны от своих отцов и дедов.
- И не скажешь, что варварская страна, - пробормотала Айями. - Они совершили гигантский скачок в развитии. Образованны, знают иностранные языки, разбираются в науке. Почему так вышло? У них техника, орудия, самолеты... Их оснащение лучше нашего, хотя Даганния долго находилась в изоляции.
- Потому что нагло тырили наши разработки, - пояснил Айрамир. - Сами-то ни бум-бум.
- Неужели мы не знали, как развивалась Даганния?
- Шпионаж - дело сложное, - разъяснила Эммалиэ с видом знатока. - Попробуй внедриться незаметно в чужую страну, учитывая, что внешность амидарейцев и даганнов различается как небо и земля. Муж рассказывал, наша разведка пыталась завербовать даганнов, но они не шли на контакт. Совсем. Что оставалось делать? Забрасывать разведдесант и фотографировать с воздуха. Что мы и делали, но не обнаружили ничего интригующего и подозрительного. Страна кочевников - и только-то.
- Зато кочевники не дремали, - сказал парень со злостью. - Копили силы, чтобы жахнуть по нашим городам.
- Это и удивительно, - признала Эммалиэ. Она всячески избегала рассуждений на тему, кто и на кого напал, развязав войну. Видно, понимала, что спор получится пустым, и парень будет с пеной у рта отстаивать свою точку зрения. - Даганны довольно-таки быстро сориентировались и дали отпор нашим войскам. Их вооружение оказалось на достойном уровне, хотя вспомните: поначалу они сдавали позиции.
- Хватит о войне. Давайте-ка определимся, что делать с рамой, - перевела Айями разговор в другое русло. Теперь не имеет значения, кто и в какой момент недооценил и прошляпил, кто и когда принял неверное решение. Пусть военные историки анализируют причины побед и поражений и подводят итоги.
Переключились на раму. Обсудив, решили так: Айрамир закрепит её на оконной коробке, но снаружи соорудит ставни, чтобы не привлекать к жилью излишнего внимания.
- А у тебя получится? - спросила Айями недоверчиво. Руками трудиться - не языком молоть. Хотя чурочки для кроватных подпорок парень обтесал сносно.
- Что-нибудь придумаю. Не отлеживать же бока от безделья, - отозвался он уверенно.
- Уголь скоро закончится. Придется обогреваться дровами, - напомнила Эммалиэ. - Разумнее топить затемно, потому что не видно дыма. Нам повезло, труба от печки выходит в вентиляцию, значит, дым пойдет над крышей. Но предосторожность не помешает.
- Тебе могли бы привезти еще мешок угля, - сказал Айрамир. - Попроси своих разукрашенных козлов, они не откажут.
- Они не мои. А уголь нужно заслужить. Например, переводить тексты до поздней ночи, - парировала Айями. - У тебя полно свободного времени, так что давай, помогай. Глядишь, заработаем на мешок аффаита*. На пару месяцев хватит.
- За кого меня принимаешь? - оскорбился парень. - Не собираюсь прогибаться под гадов. А уголь раздобуду, - пообещал в запальчивости.
- Не вздумай отбирать у других! И на даганнов нападать не вздумай! И вообще, не выходи на улицу. Из-за твоей беспечности нас арестуют! - распалилась Айями.
- Пойдем, милая, сегодня мы славно потрудились, - соседка потянула её за руку и попрощалась с Айрамиром: - Спокойной ночи. Смотри, чтобы уголек из печки не выскочил.
- Ну, почему он такой легкомысленный? - не унималась Айями, когда женщины вернулись домой. - Неужели ему плевать на нас? Вобьет дурацкую идею в голову и мотает нервы. Я поседела от переживаний.
- Тише, Айя, успокойся. Дочку разбудишь.
Люнечка сладко посапывала, подоткнутая одеялом. Айями осторожно разжала пальчики, сжимавшие деревянную лошадку, и поцеловала кроху в щёку.
- Иди сюда. Чаю попьешь, заодно успокоишься. - Эммалиэ налила из термоса кипяток в кружку. - Не сердись. Айрамир - мальчишка ещё. Несдержанный и вспыльчивый. И не выздоровел от войны. Но на нас ему не наплевать. Переживает, я же вижу. Ляпнет, не подумав, а потом мается. Знаешь, он чем-то моего сына напоминает, когда тот в его возрасте был. И на твоего брата, наверное, похож.
- Да, похож, - согласилась Айями, прихлебывая травяной чай. - Наверное, все мальчишки - упертые и непримиримые. Когда же они начинают взрослеть? В двадцать лет пора бы осознавать ответственность. Иногда так и хочется дать ему хорошего подзатыльника.
- Мужчины - большие дети вне зависимости от возраста. А в Айрамире я не сомневаюсь. Он умный мальчик, хотя и с заблуждениями. Но ему простительно. Он повидал столько, что впору мечтать о потере памяти. Удариться бы головой посильнее и начать жизнь с чистого листа, чтобы кошмары не снились.
- Мне не понравилось, как он рассказывал об издевательствах, - сказала Айями тихо. - И он не раскаивается.
- Бахвальство, - ответила Эммалиэ со вздохом. - Когда-нибудь он признает, что насилие невозможно остановить насилием.
- Значит, он не сочинял, говоря о... пытках? - голос Айями дрогнул.
- На фронте не расшаркиваются. Правило любой войны: "Убивай и наступай". Но есть жестокость иного рода - бесчеловечная и извращенная. Я уверена, что ни даганны, ни амидарейцы по доброй воле не издевались над пленными.
- Что значит, "по доброй воле"? Разве их заставляли?
- Как знать, как знать, - пробормотала Эммалиэ задумчиво и перевела разговор в иное русло: - Как дела на работе? В последнее время ты какая-то дерганная. Вздрагиваешь из-за резких звуков.
Что ей ответить? Что А'Веч, вернувшийся из длительной командировки, ведет себя так, словно потерял близкого человека. Айями было подумала, что на севере в стычке с партизанами погиб хороший друг господина подполковника. Или в семье приключилось горе. Хотя нет, тогда бы А'Веч бросил все дела и уехал на родину.
Но если нормальные люди предаются скорби, то господин подполковник, наоборот, словно с цепи сорвался, внеся в жизнь гарнизона сумятицу. Точнее, упорядоченность. Он разве что с хлыстом не расхаживал, лупя провинившихся налево и направо. Грозный и мрачный. Земное воплощение Хикаяси, не иначе. Правда, в мужском обличье.
Застращал уборщиц и прачек. И посудомоек с переводчицами. Одним своим видом вызывал парализацию нервной и двигательной системы. Молчал, зато как молчал! Угрожающе. Тревожно. И глядел так ... Волки и то добрее смотрят, прежде чем задрать.
- Может, его скоро наградят или повысят? Вот и старается, - предположила Риарили.
- А куда денется господин О'Лигх? - спросила Мариаль.
- Ну-у... будет генералом, - выдвинула версию Айями.
- Наверное, господин А'Веч затевает новую облаву, - сказала простодушно Риарили, а Айями чуть в обморок не грохнулась, услышав.
- Нет, не затевает. До конца месяца уж точно, - заверила Мариаль и почему-то смутилась.
Переводчицы с опаской посматривали из окна. На площади как на плацу выстроились военные, а подполковник расхаживал вдоль шеренги. В какой-то момент он со свирепым видом оглянулся на ратушу, и амидарейки прыснули от окна врассыпную.
Скорей бы Имар приехал. Он защитит. С ним надежно. Достаточно было Имару надолго уехать, и Айями тут же ощутила его отсутствие. Но следует ли Эммалиэ знать об этом?
- Я переживаю не из-за работы, а из-за нашего квартиранта, - сказала Айями. - Устала бояться и думать о том, что с нами станет, если его схватят.
- Если беспрестанно дрожать от страха, сойдешь с ума. Айя, мы выдюжили. И Хикаяси отвадили от парня. Глаза боялись, а руки делали. Нужно надеяться и верить в удачу, но и самим не плошать.
Хорошо бы. Может, Айями и правда преувеличила риск?
Но когда на следующий день помощник господина А'Веча велел подняться на третий этаж, у Айями захолонуло сердце. Неспроста! - озарило страшное подозрение.
И отправилась Айями наверх как на эшафот.
________________________
Хельба* или пажитник - специя с горьковатым вкусом
Мехрем* - содержанка, проститутка
Деза* (жарг.) - дезинформация, ложная новость
Echir, эчир* - покровитель
Аффаит* - особый сорт угля, обладающий высокой теплотворной способностью.