— После ланча нет. А что?

Она сунула руки в карманы шорт и нахмурилась.

— У меня есть замороженный палтус. Для одной слишком много, а выбрасывать жалко…

— Док, вы приглашаете меня на обед?

Она шумно выдохнула.

— Думаю, да.

Эндрю улыбнулся и положил на ступеньку нож и оселок.

— У нас с вами получится настоящее свидание, — сказал он, поднимаясь.

— Гм… нет, это не свидание.

Эндрю только улыбнулся. Пусть называет их встречу как хочет. Они станут ближе, а это самое главное. Почти самое главное, поправился он.

— Это не совсем южное блюдо, но зато полезное, — срывающимся голосом сказала Гейл, ставя блюдо с вареным рисом на барную стойку, где уже были салат и морковь с сахаром. Оставалось надеяться, что Эндрю Дафф не обратит внимания на ее дрожащие руки.

Эндрю снял с плиты сковородку с жареным палтусом.

— Вот и хорошо. Такое блюдо для янки в самый раз. — На его губах играла лукавая улыбка, от которой у Гейл гулко забилось сердце.

Он сел на указанное ею место и налил два бокала вина. Гейл разложила палтус на тарелки и забралась на табуретку, стоявшую наискосок. Пока Эндрю жарил рыбу на портативном гриле, оставленном кем-то из предыдущих квартиросъемщиков, она раз пять переставляла табуреты и наконец остановилась на варианте, при котором разделявшее их расстояние оказывалось максимальным. Их взаимная физическая тяга была такой, что у Гейл покалывало кончики пальцев. Если бы они сели рядом, то непременно коснулись бы друг друга бедрами, коленями или лодыжками. А такое прикосновение могло оказаться спичкой, брошенной в стог сена.

Она откашлялась и протянула ему стеклянную вазу с морковью.

— Стало быть, янки? И откуда же вы родом?

Эндрю взял вазу, и его смуглые пальцы коснулись пальцев Гейл. Этого следовало ожидать, и все же дрожь, пробежавшая по телу Гейл до самых кончиков грудей, удивила и раздосадовала ее. Почему именно сейчас? Почему ее дисциплинированные, крепко спавшие гормоны выбрали именно это время, это место и этого мужчину, чтобы проснуться и выйти из повиновения? Почему это случилось именно тогда, когда она собралась оставить тихий прибрежный городок и начать новую жизнь?

Увы, избавиться от этих непрошеных мыслей было так же легко, как остановить солнце.

Ничего, подумала она, протягивая руку за блюдом с рисом. Бывали времена и похуже.

— Вообще-то из Род-Айленда, — сказал он.

Гейл снова залюбовалась его поразительно красивым лицом. Его кривоватый нос был сломан по крайней мере однажды. Но зато глаза… О, любую девушку сразили бы глаза такого необычного оттенка. И рот тоже хорош, думала она, рассеянно отделяя вилкой кусочек рыбы. Эти губы — нижняя гораздо полнее верхней — можно было назвать только чувственными. Определенно чувственными, другого слова не подберешь, думала Гейл, следя за их движениями.

— Док?

Его голос был достаточно громким, чтобы заставить ее вернуться к действительности. Гейл оторвала взгляд от губ Эндрю и посмотрела ему в глаза.

— Вы что-то сказали? — Да, конечно, сказал. Его губы двигались, а она следила за ними как школьница, готовая разрыдаться от любви.

Эндрю с улыбкой следил, как она пытается восстановить свое обычное хладнокровие.

— Прошу прощения. Что вы сказали? — повторила она вопрос.

— Я спросил, откуда вы родом.

Гейл ковыряла вилкой рис. Она привыкла приправлять правду ложью, но всегда рассказывала одну и ту же историю. Родных у нее нет. По крайней мере таких, о которых можно говорить. Для всех она — Гейл Нортон, единственный ребенок покойных Алана и Эдит Нортон. Отвечая на этот вопрос, она не хотела слишком искажать факты. Конечно, можно было говорить, что брат тоже умер. Суеверной Гейл не была, однако не желала бросать вызов судьбе. А вдруг это окажет влияние на судьбу Криса?

— Из Монтаны.

Эндрю потянулся за бокалом.

— Далековато от родных.

— У меня нет родных. — Привычная ложь легко сорвалась с ее губ. — Но Виргиния от Род-Айленда тоже не так уж близко.

Он не торопясь поднес бокал к губам и сделал глоток.

— Мои родители на пенсии, — наконец сказал Эндрю. Можно ли рассказать ей все? Глупая мысль. В конце концов, это ей есть что скрывать. — Мой старик преподавал историю в средней школе, а мать была учительницей домоводства.

— И поэтому вы тоже решили стать учителем? Пошли по стопам родителей?

— Пожалуй… Кстати, о преподавании. Причард сказал, что мне следует связаться с вами.

Ее вилка застыла на полпути.

— Директор Причард? Связаться со мной? Почему?

Он отодвинул пустую тарелку и положил на стойку загорелые руки.

— Старик решил приструнить тренеров, и я оказался в самой гуще битвы, — криво улыбнувшись, сказал он. — Конечно, могло быть и хуже, но вряд ли. Мне поручили вести факультативный курс для старшеклассников.

— Кажется, догадываюсь. Он предпочитает тратить деньги на академические курсы, а не на спорт?

— Похоже на то.

— Старая война, — кивнула Гейл. — Не принимайте это на свой счет. — Она прожевала кусочек палтуса, а затем спросила: — Но какое это имеет отношение ко мне?

Эндрю вздохнул и вновь взял бокал.

— Секс для старшеклассников.

Должно быть, он шутит. Она вспомнила, что помогала Эмме Роулинг читать курс, когда та начала преподавать этот предмет два года назад. Гейл рассказывала школьникам о различных методах предохранения, подчеркивая, что наиболее приемлемым способом является воздержание. Но подростки есть подростки. Уроки уроками, и все же Гейл знала, что влияние гормонов часто приводит к экспериментам в области секса, опасным для эмоционального и физического здоровья детей. Что ж, по крайней мере после ее лекций подростки были более подготовлены к этому вопросу и заканчивали школу, понимая, что такое безопасный секс.

— Вы что, шутите? — спросила она, надеясь, что Эндрю поддразнивает ее. Мысль о том, что мужчина, сумевший пробудить ее либидо, будет показывать старшеклассникам, как пользоваться презервативами, шокировала ее.

— Нисколько. — В его голосе звучал смех. — Ничего себе картинка: я показываю классу, как надевать презерватив на банан.

Гейл потянулась к бокалу, сделала паузу, а потом жадно глотнула из бокала.

— Вообще-то я пользуюсь огурцом, — произнесла она. — Так школьникам понятнее. Контраст цветов и все такое…

Он испустил негромкий смешок.

— Не чересчур ли?

— Вы и сами когда-то были подростком. И наверняка предпочитали, чтобы девочки ассоциировали вас с огурцом, а не с бананом.

Эндрю прыснул со смеху, заставив Гейл улыбнуться. Внезапно она поняла, что все ее усилия тщетны. Бороться с чувством, которое влечет их друг к другу, бессмысленно. Она знала, что Эндрю испытывает то же самое. Это чувствовалось в его улыбке, в смехе, но главным образом во взгляде. Когда Эндрю смотрел на нее, его глаза становились вдвое темнее.

— Мне не приходило в голову, что огурец… более правилен с точки зрения анатомии.

Ее ответный смешок был слегка истеричным.

— Почему мы об этом заговорили?

— Вы сами начали, док, — пожал плечами Эндрю.

Нет, неправда. Начал он.

— Давайте сменим тему, — предложила она.

— Любопытно.

— Что любопытно?

— Что вы хотите сменить тему. Мне казалось, что вы не прочь поговорить об… анатомии.

Гейл встала и дрожащими руками начала убирать посуду.

— Вы слишком много себе позволяете, тренер.

— Энди.

Она повернулась и увидела, что Эндрю стоит в каком-нибудь полуметре. То, что он перекрыл единственный путь к бегству, заставило Гейл занервничать.

— Вы слишком много себе позволяете, Энди.

Эндрю потянулся к ней, но Гейл отпрянула и пятилась до тех пор, пока не уперлась бедром в край буфета.

— В самом деле? — спросил он.

Ее временное тактическое отступление потерпело неудачу. Точнее, полностью провалилось, потому что он подошел вплотную, наклонился, положил ладони на крышку буфета и Гейл оказалась зажатой между его сильными руками. Они не соприкасались, но разделявшее их пространство трещало от электричества.