Annotation
Когда-то давно на одной из московских окраин жили три товарища: Сашка — «Кошачий барин», Борька — «Чижик» и Васька — «Индюк». Прошли годы. Чижик стал известным московским хирургом Чижовым, Сашка — профессором-животноводом Лапиным, Васька — академиком архитектуры Нестратовым. Вспомнив когда-то данное всеми обещание, они отправляются на бревенчатом плоту в плавание вниз по реке и претерпевают множество приключений…
Александр Галич
1
2
3
4
5
6
7
8
9
10
11
12
13
14
15
16
17
18
19
20
notes
1
Александр Галич
Константин Исаев
ВЕРНЫЕ ДРУЗЬЯ
1
…Тридцать лет назад на реке Яузе, за московской заставой Лефортово, жили три закадычных друга…
По Яузе, какой она была тридцать лет назад, — мутной, с захламленными берегами, с приросшими к ним маленькими косыми домишками, — плывет лодка, такая дырявая и заплатанная, что просто непонятно, как она держится на воде.
Ведут лодку по Яузе три дружка: Сашка Лапин, голубоглазый, взлохмаченный паренек, степенный и серьезный, прозванный за любовь к животным «Кошачий барин», Боря Чижов — «Чижик», с такими же, как у Лапина, голубыми глазами, но озорным и лукавым лицом, и худенький, длинноногий и длиннорукий Васька Нестратов, за важность и хвастовство именуемый «Индюком».
Вместе с лодкой выплывает песня, которую друзья орут истошными голосами:
Мы на горе всем буржуям
Мировой пожар раздуем,
Мировой пожар горит,
Буржуазия дрожит!‥
Во! И боле ничего…
На руле, исполненный чувства собственного достоинства, сидит Васька. Он держит в левой руке замусоленную ученическую тетрадь, на обложке которой корявыми буквами написано: «песильник», поглядывает на яркое июльское солнце и командует:
— Прямо на борт! Пошевеливайся!‥
Саша Лапин бросает весло.
— Чего он командует все время?! — И, повернувшись к Ваське, сердито говорит: — Не ты один здесь капитан!
— А кто ж будет командовать? — снисходительно спрашивает Васька. — Ты, что ли?
— Задаёшься, Васька! — угрожающе произносит Саша и поворачивается к Борису: — Опять он задается! Макнем?
В глазах у Бориса прыгают весело искорки:
— Макнем!
— Не надо! Не надо, дьяво… Но уже поздно.
Саша и Борис, едва не перевернув утлый корабль, хватают отчаянно барахтающегося Ваську за руки и за ноги и окунают в Яузу.
— Будешь задаваться?! Будешь задаваться?!
— Не… не… буду…
Ваську водружают обратно в лодку. Потоками течет с него мутная вода.
— Вот индюк! — с искренним возмущением говорит Чижик. — Сколько его ни макай, он все за свое!
— Ладно! — бормочет Васька. — Этого я вам не забуду!
Но тут же, разумеется, забывает.
С берега, из-за невысоких покосившихся заборов городской окраины, из-за полуразвалившихся стен и темно-бурых нагромождений шлака и мусора летит песня:
Недаром утром будит вас
Походный марш, товарищ!
Еще Царицын и Донбасс
Лежат в дыму пожарищ!
И мы идем в последний бой,
Вперед — сквозь непогоду,
За отчий дом, за край родной,
За счастье и свободу.
Друзья, насторожившись, прислушиваются. Протяжно гудит заводской гудок.
— Комсомольцы на субботник идут! — кивает Борис.
— А хорошо, ребята… — задумчиво улыбается Сашка. — Хорошо, что опять гудок гудит, верно?
Медленное течение тащит лодку. Песня на берегу затихает. Ребята переглядываются и подхватывают:
Ну что ж, друзья,
Споем, друзья.
Споем про дальние края,
Про битвы и тревогу,
Про то, как он, и ты, и я.
Про то, как вышли мы, друзья,
Как вышли мы в дорогу.
— А здорово у нас получается, честное слово! — вдруг восхищается Васька. — На всю Яузу слыхать!
Стоят покосившиеся домишки на берегу, течет мутная вода.
— Да, хороша у нас Яуза, — вздыхает Чижик, — только вот берега видать… простора нет…
— А есть реки, говорят… — Саша мечтательно глядит вдаль, — ни конца ни краю…
Васька самоуверенно встряхивает нечесаной головой.
— Погоди, поплывем еще туда! Поплыве-ем…
И друзья, переглянувшись, снова затягивают:
Мы на горе всем буржуям
Мировой пожар раздуем…
С ТОЙ ПОРЫ ПРОШЛО ТРИДЦАТЬ ЛЕТ
2
Весна. Дальние горы на горизонте. Степь в цветах и травах. По некошеным травам бешеным карьером мчится конь. У всадника — Лапина — кудрявая, разбойничья борода и веселые, голубые, слегка навыкате глаза.
За холмом сразу открывается одиноко стоящее среди степи красивое белое здание. Это Экспериментальный институт животноводства. Всадник проскакивает арку и оказывается на круглом дворе. Земля здесь плотно убита копытами. Денники окружают двор.
Навстречу Лапину выбегают две девушки в белых халатах и седой поджарый человек в ловко пригнанных сапогах и кожаной короткой куртке.
— Он! — вскрикивает одна из девушек отчаянно. — Александр Федорович! Ну что же это?‥ Ведь самолет через пятьдесят минут!‥
— Тише, тише, Олечка, — смущенно бормочет Лапин, — я на минуточку. Взгляну только — и обратно. Чего ты шумишь? Вон, гляди, Вера ведь не кричит!
— Я не кричу, я доктору все расскажу! — мрачно говорит вторая девушка.
— Не успеешь! — Лапин подмигивает и оборачивается к старику. — Федор Иванович, выведи-ка побыстрее. А то видишь!‥
Старик понимающе кивает и бежит к денникам.
— Вот какие дела, девушки, — говорит Лапин, — и нечего в кулаки хихикать!‥
И, замолчав на полуслове, он замирает.
Весенние лучи солнца вспыхивают на ярко-гнедом, горящем, как вычищенная бронза, коне. Конь сторожко ставит тонкие уши, косится на Лапина, перебирает точеными ногами.
— Повыше, повыше его ставь! — Лапин едва дышит от восторга. — Голову отпусти, пусть свободно держит… Ну что ты скажешь! Ну что за совершенство! Сила, мощь, грация, красота — все в нем есть! Разве не стоило ночи недосыпать, искать, мучиться, ставить тысячи опытов, чтобы такая красота появилась на земле?!
— Александр Федорович, самолет!
— Все в нем есть — и сухость краба, и нервность, и спокойствие формы… Вы поглядите на линию спины, на мягкость перехода, на бабки. Совершенство… Пусть не скульптура, пусть не вечное, зато живое совершенство.
— Двадцать минут осталось, Александр Федорович! — в голосе девушки слезы.
— Сейчас, сейчас! Никуда твой самолет не денется. — Конь пляшет, тянется к Лапину, высовывает розовый язык.