«Ходи тихо — здесь работают!»

Надменная секретарша с тонкими поджатыми губами, в очках, стучит на пишущей машинке.

Пожилой человек в высоких резиновых сапогах, по виду прораб, взглянув на часы, подходит к столику секретарши и спрашивает:

— Мария Ивановна, голубушка, где же все-таки товарищ Нехода? Ведь он мне к шести часам назначил, а сейчас уже восемь… Ведь у меня вся работа стоит.

— Не знаю, не знаю! — рассеянно отвечает секретарша. — Нам начальство не докладывает, где оно. Потерпите — придет!

— Когда?

— Своевременно, — сухо говорит секретарша. Человек в резиновых сапогах тяжело вздыхает и, безропотно приготовившись ждать, садится.

Тикают стенные часы-ходики. Стучит пишущая машинка. В стороне, у окна, кружком расположились комсомольцы. Секретарь комсомольской организации, Алеша Мазаев, в круглой тюбетейке на стриженой голове и синей спецовке, из нагрудного кармана которой торчат всевозможные линейки и карандаши, с выгоревшими добела на солнце бровями, тихо говорит, сердито поглядывая на Катю:

— А мы тебе не верим, Синцова. Мы тебе, понимаешь, просто не верим! Не может этого быть, чтобы один советский человек не принял другого советского человека, который за тысячу километров приехал к нему по важному делу. И лучше бы ты нам честно сказала — я, ребята, у Нестратова не была.

— Была я у него, Леша, — уныло говорит Катя.

— Ну? Что же он тебе сказал?

— Ничего не сказал — он меня не принял.

— Не может этого быть!

Худенькая девушка с короткими торчащими косичками поднимает руку.

— Ты что, Пономарева?

— Я к порядку ведения, — отвечает девушка и озабоченно хмурит брови.

— Какого еще ведения? — ворчит Мазаев. — У нас же не собрание. Говори, что такое?

— Пускай наши не курят, — говорит девушка, — И так все кругом курят, а наши пускай не курят. Во-первых, вредно, а во-вторых, сушь и жара такая, что искра одна упадет, и готово — пожар.

— Так вот, Синцова… — после паузы продолжает Алеша Мазаев, придется, понимаешь, на комсомольском собрании ставить о тебе вопрос…

За окном раздается автомобильный гудок, слышны голоса…

Секретарша торопливо вскакивает, скалывает скрепками какие-то бумаги.

Отворяется дверь, и на пороге появляется начальник строительства Виталий Григорьевич Нехода — пожилой квадратный человек, совершенно лысый, с резкими складками в углах рта и неопределенного цвета чахлыми, точно выщипанными усами.

Человек в резиновых сапогах бросается к нему:

— Товарищ Нехода, я жду вас… И вчера к вам заходил, и позавчера… И нынче с шести утра сижу. Очень вы мне нужны!

— А я всем нужен, — усмехается Нехода, — всем! Но я же не могу… Что? Разорваться? С шести утра, говорите, ждете меня? А я с пяти объекты объезжаю. Если я не интересуюсь, как рабочий класс живет, — никто этим не поинтересуется! Все на мне… Ездил в общежитие, в баньку…

Он снисходительно-начальственно смеется, но, заметив группу комсомольцев, внезапно мрачнеет, что-то негромко говорит секретарше и проходит к себе в кабинет,

— Товарищи, — железным голосом произносит секретарша, — сегодня у товарища Неходы приема не будет — у товарища Неходы важное совещание.

И, не слушая возмущенных, огорченных и протестующих возгласов, она приотворяет дверь кабинета Неходы и кивает Алеше Мазаеву:

— Идите…

* * *

Кабинет Неходы.

Маленькая комната с непомерно большим столом, добрую половину которого занимает чугунный чернильный прибор, изображающий каюра и бегущую собачью упряжку.

Нехода сидит за столом, помешивая ложечкой сахар в стакане чая, и перелистывает бумаги, положенные перед ним секретаршей.

Когда в кабинет входят комсомольцы, он, не поднимая головы и словно не замечая их появления, открывает ящик письменного стола и достает ручку с пером. Затем внимательно разглядывает перо на свет, придвигая бумаги, обмакивает перо в чернильницу и пишет на докладной записке: «Утверждаю». Потом, секунду подумав, приписывает перед «утверждаю» «не», закрывает крышку чернильного прибора, прячет перо в стол, вытирает платком голову и, взглянув наконец на комсомольцев, начинает.

— Так что же это получается, товарищи комсомола? — говорит он, постукивая ребром ладони по краю стола. — Некрасиво, дорогие товарищи, получается! Выходит, через голову партийной организации и мою как начальника строительства…

— Мы с партийной организацией советовались, — вставляет Мазаев, но Нехода не обращает внимания на его слова.

— …через голову, говорю я, партийной организации и мою как начальника строительства, посылали кого?‥ Кого? Комсомолку, техника-строителя Катерину Синцову… К кому? К академику Нестратову! Шуточка! — Он усмехается. — А зачем? Мы ваше предложение насчет местного материала взяли, как говорится, на заметку, пошлем в свое время письмо в Архитектурный надзор. Архитектурный надзор свяжется с Москвой…

— Дедка за репку, бабка за дедку, — фыркает Катя.

— Смешки отставить! — говорит Нехода и вдруг багровеет, встает и начинает кричать. — Не дедка за репку, а должно быть… Что? Порядок! Проект утвержден? Утвержден! Наше дело строить — и точка, а вы… Меня и так со всех сторон тянут, ночи, как говорится, недосыпаю! Сердце себе к чертям собачьим срываю, а тут еще вы… Ну, сунулись вы к товарищу Нестратову?! Он вас… Что? Принял? Нет-с, шалишь! И правильно! Потому что товарищ Нестратов — государственный человек, он на всякого не станет время терять. А моего времени вам не жалко! Для вас тут я — Нестратов!

Резко хлопает дверь из приемной, и в кабинет Неходы входит Наталья Сергеевна. Она ничем не напоминает маленькую женщину на пароходе, которая куталась в уютный пуховый платок. Сейчас на ней пиджак, брюки, заправленные в короткие сапоги, в руках монгольская плеть — камча. Она быстро и решительно подходит к столу Виталия Григорьевича, резко ударяет кулаком по запыленным бумагам:

— Долго будет продолжаться это безобразие?

— О чем речь, товарищ Калинина? — спрашивает Нехода. — Я занят в надлежащий момент. А горячиться — это всякий может. Нам государство поручило не горячиться, а… Что? Строить! И если мы с вами, товарищ Калинина, начнем вместо этого горячиться и важные бумаги раскидывать, то дело так… Что? Не пойдет!

Нехода снова аккуратно раскладывает бумаги, наводит на столе порядок, нарушенный Натальей Сергеевной.

— Да вы в своем уме, Виталий Григорьевич? — удивленно спрашивает Наталья Сергеевна. — Мы с вами будто только сегодня увиделись…

— А как бы полегче? — огрызается Нехода. — Ведь не такой уж маленький человек товарищ Нехода, чтобы с ним так разговаривать. Роняете, понимаете… Что? Авторитет! Со мной сам секретарь, ежели угодно знать, райкома такие разговоры не ведет. Только работать мешаете, товарищи дорогие! — Нехода расправляет плечи, чуть склоняет голову набок и становится в эту минуту чем-то очень похож на Нестратова. — Забыли, куда попали! Государство поручило руководство строительством… Кому? Мне!

— Ладно, не будем ссориться. — Наталья Сергеевна ищет убедительные слова, но голос ее звучит безнадежно, как у человека, который в тысячный раз повторяет одно и то же. — Вы строите… Государство поручило вам, как вы любите говорить, построить…

Здесь Нехода одобрительно кивает головой.

— …построить город животноводов, — продолжает Наталья Сергеевна. Так?

Нехода безмолвствует.

Комсомольцы, которые затаив дыхание прислушивались к разговору, хмуро и виновато опускают головы.

— К августу вы должны были все закончить? Так?

Нехода безмолвствует.

— Мы, — стукнув кулаком о ладонь, почти кричит Наталья Сергеевна, — мы начали к августу стягивать сюда стада! Вы вдумайтесь в это! Знаете, что это значит? С зимы работали над маршрутами, над стоянками, кормовыми местами, водопоями. Мои табуны стоят полукольцом у города… Мы-то успели все. А вы, товарищ Нехода?

— Потребительски рассуждаете, товарищ Калинина, — важно роняет Нехода. — В общем масштабе нужно, а вы… Но только я на вас не… Что? Не обижаюсь. Мне не обиды строить, а ответственный объект! Как вышестоящей инстанцией подписано — так и строим, как не подписано — так и не строим.