– Возражение принято.

Уголки губ Ниро Вульфа слегка приподнялись:

– Вам придется иначе сформулировать свой вопрос, мистер Кремер.

– Черта с два!..

Глаза Кремера были прикованы ко мне.

– Не советую вам запираться, Гудвин. У нас имеется подписанное мисс Мак-Леод заявление… Что произошло между вами и Фабером, когда тот приезжал сюда неделю назад?

– Что произошло? Он передал мне кукурузу.

– Не поясничайте! Мне не до каламбуров… О чем вы говорили?

– Дайте припомнить.

Я сжал губы, изображая глубокое раздумье.

– Раздался звонок, я пошел отворить дверь, увидел Фабера и сказал… Цитирую: «Привет. Как обстоят дела на ферме?» Передавая мне картонку Фабер ответил: «Паршиво, благодарю вас. Жара, к тому же я натер себе волдыри на руках». Я возразил. «Какие могут быть волдыри, если вы прирожденный сельский житель?» Он послал меня к черту и ушел, а я запер дверь.

– И это все?

– Все.

– О'кей.

Кремер поднялся:

– Вы не носите шляпу. Вам достаточно минуты на сборы. Захватите зубную щетку и идемте.

– Послушайте!

Я поднял руку ладонью вверх: это любимый жест Вульфа, когда он говорит о чем-то семейном.

– Я способен махнуть рукой на собственные удобства в случае необходимости, но сейчас этого нет. Время близится к ночи. Если мои показания в чем-то расходятся с заявлением Сью, разумеется, вам желательно поработать со мной до того, как я с ней встречусь. Валяйте, я к вашим услугам. Спрашивайте и уточняйте.

– Даю вам минуту. Собирайтесь.

Я продолжал сидеть.

– Нет, теперь у меня все основания возмущаться, и я возмущаюсь. Вы должны обосновать законность вашего требования.

– Вы воображаете, что я не смогу это сделать?

Во всяком случае мне удалось вывести его равновесия.

– Вы задерживаетесь в качестве основного свидетеля.

Я не спешил.

– У вас, конечно, нет ордера, но я не стану скандалить…

И повернулся к Вульфу:

– Если я вам завтра понадоблюсь, вы можете позвонить Паркеру.

– Позвоню…

Он повернулся:

– Мистер Кремер, зная ваши незаурядные таланты, я частенько поражаюсь вашей самодовольной негибкости. Вы настолько захвачены мыслью о том, как бы вам посильнее зацепить мистера Гудвина на крючке, что полностью игнорировали те важные факты, на которые я обратил ваше внимание.

Он указал пальцем на три кучки початков на письменном столе.

– Кто срезал эти початки, а?

– Это ваша забота, – разъярился Кремер, – меня же заботит нечто куда более серьезное: кто убил Кеннета Фабера. Пошли, Гудвин!

В двадцать минут двенадцатого дня в среду, стоя у обочины Леонард-стрит вместе с Натаниэлем Паркером, я произнес:

– Конечно, в известном смысле это комплимент. В последний раз залог равнялся жалким пяти сотням, а нынче они потребовали две тысячи. Прогресс.

Паркер кивнул:

– Это один путь смотреть на данное дело. Он вообще сначала запросил шесть тысяч, еще с трудом удалось снизить сумму до двух. Вы понимаете, что это значит. Арчи? Они фактически… Ага, вот и машина!

Возле нас остановилось такси.

Уже после того, как мы уселись и я сообщил водителю адрес, Паркер возобновил разговор, предусмотрительно понизив голос.

Просто ничего не скажешь! Вообще-то водители действительно умеют даже лучше прислушиваться к разговорам пассажиров, нежели болтать, а этот мог к тому же казаться осведомителем, подосланным нам сотрудниками окружной прокуратуры. Так что предосторожность Паркера не была излишней.

– Фактически они предполагают, что этого человека могли убить вы. Это очень серьезно, Арчи. Я сказал судье, что сумма залога, затребованного ими, может быть оправдана лишь в том случае, если они располагают достаточными уликами, чтобы предъявить вам обвинение в убийстве, а если так, то вас вообще нельзя освобождать под залог. Судья согласился. В качестве вашего поверенного я должен вам посоветовать быть готовым к такому обороту дела, они способны вас арестовать в любой момент. Мне не понравилась позиция, занятая Мандельбаумом.

Кстати Вульф распорядился отправить на этот раз счет вам, а не ему. Сказал, что это ваша афера, она его не касается… Не беспокойтесь, я многого не потребую.

Я поблагодарил его.

Я уже выяснил что помощник окружного прокурора Мандельбаум, а, возможно, и Кремер тоже, рассматривали меня как реального кандидата в виновники преступления.

Кремер отвез меня к себе в Южный Отдел по убийствам, там, промучившись со мной полчаса, передал лейтенанту Роуклиффу. Тот выдержал беседу со мной почти в течение часа, на этот раз мне не удалось за пятнадцать минут довести его до заикания, но все же он отправил меня в прокуратуру под стражей, где за меня принялся Мандельбаум, явно решивший посвятить этому занятию всю ночь.

Что он и привел в исполнение с помощью двух следователей из прокуратуры. Ему, разумеется, позвонили и Кремер, и Роуклифф, и с самого начала было ясно, что он убежден, что я не только утаиваю сведения, которые могли бы оказаться полезными, дабы избавить себя от лишних хлопот либо кого-то другого от крупных неприятностей. Нет этот тип видел во мне подозреваемого номер один!

Естественно, мне захотелось узнать, откуда такая уверенность, и я затеял с ним своеобразную игру. Я этого не стал делать с Кремером в присутствии Вульфа, потому что тот осрамил бы меня, ну а с Роуклиффом вообще всякие шутки плохи. Этот тугодум и грубиян верит только в силу собственных кулаков. Но с Мандельбаумом стоило попытаться.

Разумеется, вопросы задавал он или же его подручные, но я старался отвечать на них таким образом, чтобы следующий вопрос или ближайшие вопросы подсказали мне что-то полезное. Для этого требуется известная практика, но у меня ее было предостаточно. Нужно добавить, что, задача упрощается, если один человек нажимает на тебя в течение часов, затем его сменяет другой и повторяет все с самого начала, делая акцент на тех же вопросах.

Например, место преступления, аллея и разгрузочная платформа с тыльной стороны ресторана. Поскольку Вульф был «попечителем» в этом ресторане, там не было ничего такого, о чем бы не было известно мне. С боковой улицы до платформы было не более пятнадцати ярдов по узкой аллее, которая через несколько футов упиралась в стену соседнего здания. Ни легковая машина, ни, тем более, грузовая не могли там развернутся, когда привозили в ресторан продукты, и вынуждены были выбираться оттуда, пятясь назад. Зная, как знал об этом я, что где-то после пяти Кеннет Фабер приедет туда с кукурузой, человек мог пристукнуть его без особого риска быть замеченным. К тому же мне было известно, что из кухонного окна ничего не видно, стекла изнутри были окрашены, чтобы парни и девицы не забирались бы на платформу наблюдать за тем, как Лео, раскладывая уток по порциям, подбавлял костей к наиболее мягким частям, а Феликс подмешивал гусиный жир в филе из перепелов.

Помогая допрашивающим зафиксировать в протоколе, что обо всем этом мне было хорошо известно, я уяснил только то, что они не нашли ни одного человека, видевшего хотя бы издали убийцу, когда тот пробирался в аллею или удирал из нее; что Фабер был мертв уже минут пять или десять, когда кто-то вышел из кухни во двор и нашел тело у платформы; что орудием убийства послужил кусок 2-х дюймовой трубки длиной в 16,58 дюйма, с наружной резьбой у одного конца и внутренней у другого, старой и проржавленной. Такую легко скрыть под верхней одеждой. Откуда она взялась, мог выяснить один человек в течение десяти часов или же тысяча человек за десять лет.

Выяснение этих деталей ничего мне не давало, потому что все это непременно будет опубликовано в утренних газетах, но мне все же удалось выудить кое-какие намеки в отношении того, какова точка зрения полиции на меня. Этого в газетах не прочитаешь. К сожалению, всего лишь намеки, не подтвержденные фактами, поэтому я ограничусь описанием того, как обстояли дела, когда утром явился ко мне Паркер.