Над городом загорался бледно-розовый пожар. Он полыхал из края в край, то бледнея, то розовея позолотой. Шелестя, прокатилась над городом тихая и теплая, радостная и свежая, как дыхание весеннего утра, музыка.

Шумя, точно древняя степь под ветром, сплетаясь в стройное целое, в город ворвалось вступление симфонии.

На мгновение город потонул во мгле. Затем вверх поднялись гигантские розовые столбы и качнувшись взмахнули мощными сверкающими крыльями.

В воздухе грянул радостный марш.

Звон хрустальных водопадов, юношеские песни на взморье в тот час, когда горячее солнце падает в голубые туманы, веселый смех девушек и топот крепких юношеских ног в веселом танце - все это бурным потоком опрокинулось сверху на землю, и от жара песен, от раскатистого смеха вспыхнула и неистово заполыхала старая земля.

Павел смотрел на пылающий горизонт, который, как бледно-оранжевый полог, висел, закрывая путь в иные миры, и, смеясь, начал подпевать, стараясь поймать мелодию.

– Как хорошо! - прошептала Майя.

Улыбаясь, Павел взглянул в широко-открытые глаза Майи. Она подалась вперед, и золотая заря, плещущая над городом, играла в ее глазах, как солнце играет в плёсах в рассветный утренний час.

В золотом пурпуре световой симфонии загорелись новые дрожащие голубые полосы, и тотчас же загремели победно литавры, и рокот барабанов пронесся бурей.

Тогда, - как показалось Павлу, - с края земли поднялась прекрасная Юность.

Размахивая ослепительным плащом и высоко подняв голову вверх, она летела навстречу, и радостная песня гремела в воздухе, наполняя сердца отвагой.

– Я чувствую, как у меня растут крылья! - прошептала Майя.

– А у меня растет негодование! - сказал чей-то голос сзади.

Павел и Майя оглянулись.

Освещенный розовой зарей, перед ним стоял неподвижный профессор Бойко. Одетый в темный плащ, он был похож на черную летучую мышь. Тускло блестели в темноте металлические пряжки, скалывающие плащ под горлом.

– Который час? - спросил Бойко.

Павел и Майя одновременно вынули мембраны. Приложив мембрану к уху, Павел услышал монотонный голос авто-радиостанции:

– Семь минут двенадцатого, семь минут двенадцатого, семь минут двенадцатого!

В мембране, щелкнул переключатель, и нудный деревянный голос монотонно забормотал:

– Восемь минут двенадцатого, восемь минут двенадцатого, восемь…

Павел положил мембрану в карман.

– Ты хочешь сказать, что мне пора спать? - спросил Павел.

– А ты, кажется, намерен провести ночь без сна? Майя, отведи Павла… Спокойной ночи!

– Я хотел поговорить с тобой, Бойко!

– Завтра, завтра, дорогой! Во-первых, поздно, во-вторых, осенние вечера прохладны, и в-третьих, световые симфонии для твоих расслабленных нервов не годятся… Спокойной ночи!

Бойко ушел. Павел взглянул с сожалением на бешеную симфонию цвета и света, опоясавшую город пламенным кольцом, но, повинуясь требованию Бойко, направился к лифту.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Рано утром Павла разбудил неприятный, режущий шум.

За стеклянной дверью сновали, сгибаясь и выпрямляя нелепые члены, сверкающие никелем машины. Огромные пылесосы взлетали вверх и, сделав неверное движение, с металлическим звоном падали вниз.

Павел улыбнулся. Ему показалось забавным, что он не узнал своих старых знакомых. Он сбросил одеяло, подошел к стеклянному шкафу и, выбрав верхнее платье, начал быстро одеваться.

Вчерашнего утомления как не бывало. Прилив необычайной бодрости наполнял его радостным ощущением.

Одеваясь, Павел болтал ногами, чувствуя, как мускулы его упруго перекатываются под свежим, прохладным бельем.

Огромная шумная птица билась в груди Павла, расправляя могучие крылья.

Павел, смеясь, начал напевать вполголоса любимый марш «Звездного клуба».

– Ты уже проснулся? - услышал он знакомый голос.

– И даже оделся! - весело сказал он, подходя к микрофону. - Кстати, конструкция местных телевоксов отвратительна. Убирая помещение, они производят такой шум, как будто копируют допотопные фордзоны.

– Попробуй поругать городской совет, - сказал тот же голос, - местные члены совета, очевидно, не могут найти в себе смелости, чтобы заменить эту дрянь каптилерами. Я уже давно говорю, что скупость прежде всего является матерью неудобств.

– А я полагаю, что они держат их, как память о далеком детстве. Между прочим, эти сувениры вот-вот ворвутся сюда и покроют меня мыльной пеной. Кроме того я голоден, как пещерный человек перед охотой.

– Войди в лифт и поднимись на крышу. Завтрак готов!

В это время стеклянные двери распахнулись и в помещенье ввалились коммунальные телевоксы3. Жидкое мыло, кипя и пенясь, поползло по полу. Отвратительно зашипели пылесосы. Круглые, проворно вращающиеся щетки со скрежетом поползли по мокрому, покрытому пеной полу.

3Уэнслей, инженер Вестингаузовский электрической кампании, изобрел в 1928 году автомат-телевокс, который может совершать целый ряд различных действий - открывать и закрывать двери, окна, пускать в ход и останавливать электромоторы.

Чтобы заставить телевокс выполнить то или другое действие, нет надобности передвигать какие-либо рычаги или нажимать какие-либо кнопки. Для этого достаточно только дать определенный звуковой сигнал, например, короткий или длительный свисток. Вот почему с телевоксом можно устанавливать связь по телефону, и это очень ценно с технической точки зрения.

На первый взгляд может показаться, что все эти телевоксы и им подобные механические люди - только шутки, только игрушки техники. В действительности это, далеко не так. Более того, именно в телевоксах нужно видеть начало нового «века автоматов», которые будут облегчать или даже заменять труд человека во многих областях.

Уже и сейчас ряд телевоксов «дежурит» на электрических подстанциях и у водонапорных баков (Англия, САСШ). Такому телевоксу с центральной электрической станции можно приказать пустить в ход какую-либо вспомогательную машину, и он выполнит приказ. В случае аварии телевокс сам звонит по телефону на центральную электростанцию и сообщает о случившемся.

Сейчас проектируется несколько метеорологических станций на вершинах высоких гор, в полярных областях Америки и даже на Северном полюсе (мысль Ф. Нансена), которые будут снабжены автоматами-наблюдателями. По радио эти метеорологи-телевоксы будут регулярно сообщать о своих наблюдениях на центральные геофизические станции.

Такие автоматические «метеорологи» уже и сейчас прекрасно производят некоторые астрономические наблюдения, отмечая, например, совершенно точно момент прохождения какой-либо звезды через меридиан. Человек же такую отметку времени, случается делает с ошибкой.

В фабрично-заводской практике, телевоксы в виде различных автоматических и полуавтоматических станков уже и сейчас выполняют большую работу. Примером может служить один из американских заводов (компания Смита), изготовляющий до 7.000 автомобильных шасси в день. На этом заводе работает… 272 человека. Столь ничтожное количество рабочих на заводе объясняется тем, что почти вся работа, совершается автоматически. На долю людей остается лишь надзор за машинами.

Павел кинулся в лифт.

Поднявшись на крышу, он увидел Майю, которая шла навстречу, протягивая руку и приветливо улыбаясь:

– Вид у тебя замечательный!

– Скажи об этом Бойко!

– Ты думаешь, на этом основании он разрешит тебе работать?

– У меня, - сказал Павел, - есть тысячи оснований, но, увы, я боюсь, что для Бойко мои доводы покажутся неубедительными.

– Ты прав, конечно! Когда человек исполняет волю Республики, его никакими доводами не заставишь поступить против этой воли. Впрочем, завтрак готов. Садись, пожалуйста!

Они прошли под тень причудливых гибридов и сели за стол.

В воздухе стоял гул, точно над городом катился ураган. Почтовые аэропланы и дирижабли, гудя моторами, мчались в лазурном небе. И над крышами многоэтажных домов, точно мошкара, сновали крылатые люди.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: