— Хммм… — Роман посмотрел на графинчик, — а по второй?

— Конечно! Сами знаете — между первой и второй…

— Совершенно верно!

Роман наполнил рюмки и спросил:

— Ну а теперь за что? Чтобы не банально.

— Чтобы не банально… — Лиза задумалась, рисуя вилкой узоры в воздухе, — ну… ну, скажем, за процветание республики Танзания.

— Танзания? — удивился Роман. — А почему именно Танзания?

— Не знаю, — Лиза пожала плечами. — Это в Африке, а там тепло, жирафы ходят, львы всякие со слонами… Хорошо!

— Да, хорошо, — кивнул Роман, — ну, тогда за Танзанию.

Они выпили за Танзанию, и Роман сказал:

— А вот теперь…

И, схватив вилку с ножом, состроил антрекоту угрожающую гримасу.

— Первым делом, первым делом антрекоты, — плотоядно пробурчал он.

— Ну а потом все-таки девушки? — засмеялась Лиза.

— Всенепременно, — ответил Роман и нанес антрекоту резаную рану.

«Солнце летнее сияло, крыса серая бежала»…

Глупая детская песенка назойливой шарманкой вертелась в голове у Боровика, как заевшая граммофонная пластинка. Он безуспешно пытался отогнать ее какой-нибудь более-менее связной мыслью, однако мыслей не наблюдалось. Казалось, что в мозгах навеки поселилась одна только жирная серая крыса, почему-то похожая на подполковника Кабанова из второго отдела.

Поводы для раздумий между тем имелись — причем для раздумий довольно-таки тягостных. Ровно десять минут назад канул в Лету грозный и неподкупный майор Боровик, краса и гордость ужасного для бандитов всех мастей Самого Особого Отдела УБОПа, увенчанный правительственными наградами и тремя тяжелыми ранениями суперспециалист.

Вместо него на залитую солнцем Шпалерную улицу из железных ворот управления вышел одноименный гражданский шпак тридцати с хвостиком лет от роду, безработный.

Ведомственная медицинская комиссия признала майора Боровика негодным к дальнейшему прохождению службы. Сволочи!

Боровик саданул увесистым кулаком со сбитыми костяшками пальцев по воротам и не почувствовал боли. Ворота задрожали и тут же приоткрылись. Из проема выглянул глыбообразный дежурный в камуфляже.

Увидев Боровика, он отвел глаза.

— Саня, ты чего?

— Ладно, Толик, извини. Все, я пошел, не поминайте лихом.

Не оглядываясь, Боровик зашагал по Шпалерной в сторону проспекта Чернышевского.

— Саня, — окликнул его дежурный со странной для его комплекции нерешительностью, — ты что, и пропуск уже сдал?

И увидел, как Боровик, не повернув головы и не останавливаясь, вскинул над плечом сжатый кулак с вытянутым кверху средним пальцем.

Выйдя на проспект Чернышевского, Боровик уселся на первую же попавшуюся на бульваре скамейку и закурил. Три-четыре глубокие затяжки прочистили наконец-то затуманившуюся от жгучей обиды голову, и он принялся обдумывать создавшееся положение.

А положение это получалось крайне хреновое.

Вычистили его из родного УБОПа определенно неспроста.

Как раз после того, как он отказался выполнять сомнительное поручение генерал-майора Безродного, настаивавшего на устранении сбежавшего из «Крестов» ученого Чернова. Того самого, которого подставили и посадили только потому, что он оказался свидетелем темных махинаций.

После этого его, Боровика, пытались убить и свалить все на друга ситного Рому Меньшикова, потом Рома подключил Арбуза, и они втроем разруливали это дело…

Похоже, что не разрулили.

Безродный, сволочь, его почерк!

Боровик смял окурок и со злостью зашвырнул его в урну.

— Ладно, — процедил он сквозь зубы, — подавитесь. Из ментов меня выперли — обойдусь. А вот без друзей мне теперь уж точно не обойтись никак.

Отряхнув тополиный пух с ветровки, Боровик поднялся и зашагал в сторону метро «Чернышевская». Потом вдруг ухмыльнулся и достал из кармана мобильник.

А что, подумал он, давненько не приходилось сиживать с друзьями детства в обыкновенной заштатной пивной, как в беззаботные молодые годы! Слабо знаменитому певцу на пару с криминальным авторитетом вылезти из шикарных ресторанов и окунуться в гущу народную?

Сейчас проверим.

И друзья не подкачали.

Арбуз только удивленно хмыкнул, когда Боровик сообщил ему, где он ждет друзей для посиделок, однако рассмеялся и обещал заехать за Романом, чтобы не допустить появления того на машине.

Гулять так гулять!

Ровно через полтора часа потрепанные граждане с багровыми носами и слезящимися глазами, привычно кучкующиеся у известной на всю Гражданку пивной «Мутный глаз», были поражены невиданным событием.

К пивной мягко подкатил черный «Лексус». С заднего сиденья «Лексуса» выбрались два моложавых подтянутых джентльмена, удивленно переглянулись и тут же громко со вкусом захохотали.

— Ну, Боровик, — сказал один из них, смахивая выступившую слезу, — вот это сюрприз так сюрприз! Прямо ностальгический тур под названием «назад, в страну Советов». Пошли, Ромка, не тушуйся.

И джентльмены бодро направились к входной двери, в которой выбитое в незапамятные времена стекло было заменено грязной фанерой, испещренной назидательными матерными надписями.

Пивная и впрямь способна была поразить воображение привыкшего ко всяким странностям жизни человека. Казалось, что какая-то неведомая машина времени отбросила этот уголок Гражданки лет эдак на тридцать назад. Двухэтажная стекляшка хрущевских времен, на первом этаже которой располагалось заведение, радовала глаз немытыми окнами, выщербленными стенами и полным отсутствием ставших уже привычными за годы российского капитализма светящихся кружочков с эмблемами разнообразных сортов пива. Зато имелась в наличии покосившаяся неоновая вывеска с надписью «Кафе „Уют“».

Интерьер кафе был под стать фасаду — заплеванный пол, стены, обшитые корявыми рейками, для красоты незатейливо обработанными паяльной лампой. Вдоль стены тянулась покрытая ржавой жестью стойка с одним-единственным пивным краном, в конце стойки помещалась остекленная витринахолодильник. На полках витрины зловеще теснились бутылки с неизвестными напитками нервно-паралитического свойства и твердокаменные куски хлеба, небрежно прикрытые кильками и синюшными половинками сваренных вкрутую яиц.

Половина зала была уставлена столиками-грибами, на которых гроздьями висели посетители, все еще способные держаться на ногах. Для отдохновения тех, кто уже не мог себе этого позволить, предназначались уродливые деревянные столы с такими же скамейками, расставленные по периметру.

За одним из таких столов восседал Боровик и от души веселился, наблюдая через пыльное окно картину явления своих друзей народу.

— Заходите, гости дорогие, — гостеприимно воскликнул он, едва Роман с Арбузом появились в дверях, — присаживайтесь, вспомним годы золотые!

И широким жестом указал на стол, уставленный пивными кружками и тарелками с подозрительной снедью.

Роман с Арбузом тут же уселись и дружно взялись за кружки. После громкого чоканья, в результате которого в стороны разлетелись хлопья пены, кружки сразу опустели как минимум наполовину.

Пододвинув к себе ближайшую тарелку, Роман принюхался:

— Ну, блин! Сушки, ставрида! Классический пивной набор советского пролетария! Господи, не думал, что где-то это все еще сохранилось…

— А то! — хвастливо откликнулся Боровик. — Тут еще и пиво разбавляют, как встарь, и водочки можно в него плеснуть. И сервис на высоте — за невеликую мзду уборщица мигом в соседний гастроном за портвейном сбегает. Имеется даже семьдесят второй, сам проверял!

— Потешил, потешил, — улыбнулся Арбуз, — ну и как ты это ретро нарыл?

— Дело прошлое, пришлось в этом районе злодея одного караулить, вот и заприметил. Жив еще совок, дает дрозда!

— Злодея? — Арбуз толкнул Боровика локтем в бок. — Коллегу, значит, моего?

— Ладно, ладно! — встрял Роман. — Брек! Пивная — это святое, это как Древняя Греция во время олимпиады, полный мораторий на профессиональные раздоры!