— Не сомневаюсь, сэр Генри. Но…

— Я когда-нибудь говорил вам, сынок, что я играл Шейлока[38] в любительской постановке в присутствии самого Ирвинга? С длинными рукавами, элегантной черной бородой длиной в два фута и в шляпе-котелке, надвинутой на уши для большего реализма. — Голос Г. М. стал высоким и пронзительным. — «Три тысячи дукатов, ну…» Хотите, Мастерс, я прочитаю вам монолог?

— Как-нибудь в другой раз, — быстро отозвался старший инспектор. — Меня интересует…

— И величайший из всех актеров сказал мне, Мастерс: «Мой дорогой, это было самое прекрасное…»

— Он не говорил ничего подобного! — прервал Мастерс. — Я слышал эту историю. Он сказал…

— Слушайте, сынок, — сурово произнес Г. М. — Вы собираетесь заткнуться и позволить мне продолжить рассуждения о Бьюли? Или вы намерены прерывать их воспоминаниями о не имеющих отношениях к делу событиях, вроде моего театрального прошлого?

— Вам когда-нибудь приходило в голову, сэр Генри, — сдержанно осведомился Мастерс, — что вас могут убить?

— Меня? — изумленно переспросил Г. М.

— Да, вас!

— Не знаю, о чем вы говорите, Мастерс. Я друг всей человеческой расы. Я источаю доброту, как фонтаны в Версале.

— Короче говоря, вы сплошное совершенство.

— Ну… — Г. М. снисходительно кашлянул. — Я скромный человек и не хотел бы так говорить.

— Тогда вы, может быть, не будете так чертовски самоуверенны в отношении одной вещи? Конечно, — добавил Мастерс, словно желая быть справедливым, — ваши вчерашние аргументы могут оказаться более полезными, чем представляются на первый взгляд.

— Благодарю вас, сынок.

— Вы с высокомерной ухмылкой заявляли, что существуют очевидные признаки того, где искать Бьюли и какую личину он принял…

— Такие же очевидные, как следы кошки, ходившей по свежей краске.

— О чем вы? Эта пьеса о Бьюли…

— Мы уже много слышали об этой пьесе, Мастерс, которую считают реконструкцией его карьеры, созданной после того, как он прекратил убивать женщин. Но это всего лишь фикция. Можете поставить последнюю рубашку, что Бьюли не стал бы описывать то, что происходило с ним в действительности. Делать это было бы слишком рискованно, даже под фальшивым именем. — В голосе Г. М. послышались страдальческие нотки. — Но, кажется, никого не интересует, Мастерс, как бы на самом деле вел себя столь своеобразный тип. Предположим, вы — Роджер Бьюли.

— Скажу прямо, сэр, — вздохнул Мастерс. — Из-за этого дела у меня было столько неприятностей, что я могу вообразить себя кем угодно.

— Одиннадцать лет назад вы совершили то, что мы назовем вашим четвертым убийством.

— Ну и что?

— Вы уже давно повзрослели и…

— Погодите, сэр! — Резкий голос Мастерса возвысился над шумом прибоя. — Я не вполне вас понимаю.

— Будучи молодым парнем, сынок, вы страдали комплексом неполноценности в отношении женщин. Только в середине 20-х годов в Лондоне, где вы оказались без средств к существованию, вы начали осознавать кое-что другое. Тут нет ничего необычного — большинство известных мне донжуанов не имело ни единой любовной связи до двадцати шести лет. Постепенно вы убедились, что женщины для вас — легкая добыча. Вам достаточно потрясти дерево, и они упадут к вашим ногам, как спелые яблоки. Ура! Это великолепный источник дохода! Уверенность в себе растет с каждым днем. И тут вы начинаете показывать зубы, Мастерс. Вот почему вы находите удовольствие, убивая неимущих девушек вроде Андре Купер, — тем самым вы утверждаете свою власть над всем женским полом.

Г. М. сделал паузу.

В продуваемой соленым ветром курительной Деннис Фостер посмотрел на Берил.

Перед ними, штрих за штрихом, вырисовывалась личность, обладающая злым извращенным умом. Беда состояла в том, что у этой личности отсутствовало лицо. Берил собиралась что-то прошептать, но Деннис знаком остановил ее.

— Вот каким вы видите себя, Мастерс, — снова заговорил Г. М. — Великим недооцененным интеллектуалом, дурачащим доверчивых женщин и глупую полицию. Но это становится слишком опасным и далеко не всегда необходимым. Поэтому, в последний раз обведя вокруг пальца полицию, вы исчезаете, затаиваетесь на этом державном острове и не появляетесь до убийства Милдред Лайонс. Я спрашиваю вас, Мастерс, чем бы вы занимались все это время?

Послышался звук, как будто Мастерс шумно выдохнул.

— Ага! — воскликнул Г. М. — Вы уже знаете факты, сынок. Теперь вы в состоянии их интерпретировать?

— Да! — Голос Мастерса стал свирепым. — А что касается мистера Бьюли, который ныне фигурирует под именем…

В этот момент, под аккомпанемент грохота морских волн, из ниши высунулась раздосадованная физиономия.

Она принадлежала сэру Генри Мерривейлу, который, очевидно, услышал рядом скрип обуви или другое неосторожное движение. Физиономия появилась внезапно, словно в шоу Панча и Джуди,[39] злобно уставясь на двоих подслушивающих.

— Ой! — сердито произнес Г. М. — Вы оба слышали нашу болтовню?

— Да, слышали, — ответил Деннис. — Хотя мало что поняли.

— Идите сюда, — пригласил Г. М.

Они шагнули в нишу, где старший инспектор Мастерс, чье лицо вновь стало бесстрастным, сидел в плетеном кресле с раскрытой записной книжкой на колене. Он всего лишь кивнул вновь пришедшим и продолжил делать быстрые краткие заметки. Но Г. М. злобно смотрел на них, упершись кулаками в бока.

— Если не хотите, можете ничего нам не объяснять, — сказал Деннис. — Но возможно, вам будет интересно услышать, что Дафни сбежала с Брюсом Рэнсомом.

— Угу, я это знал, — ответил Г. М. с деревянным лицом.

— Более того, — добавила Берил. — Прошлой ночью кто-то проник в гостиную Брюса и практически разнес ее на куски.

— Это мне тоже известно.

— Но вас же там не было!

— Тем не менее я это знаю.

— Дело в том, — продолжала Берил, — что, если вы надеетесь доказать что-то с помощью отложенных страниц оригинала пьесы, вам это не удастся. Они исчезли. Кто-то их украл.

— О нет, — возразил Г. М. Сунув руку во внутренний карман пиджака, он достал сложенную в длину пачку бумаг и взмахнул ею. — Я забрал их, девочка моя, прежде чем уйти вчера вечером. По крайней мере, — он поправил очки и посмотрел на бумаги, — забрал большую часть. Один лист я уронил на пол, и думаю, он все еще там — фактически я в этом уверен — вместе с запиской, оставленной Брюсом Рэнсомом. Однако… — он спрятал бумаги в карман, — это всего лишь вспомогательная улика. Она не поможет осудить Бьюли за убийство. Вот почему я пригласил сюда вас обоих — чтобы спросить…

Старший инспектор захлопнул записную книжку.

— Я бы этого не делал, сэр! — предупредил он.

— Заткнитесь, Мастерс.

— Мисс Уэст и мистера Фостера это не касается.

— Вот как? — осведомился Г. М.

— Говорю вам прямо: это слишком опасно.

— Еще бы, — согласился Г. М. — Но Дафни Херберт тоже грозит опасность — самая страшная за всю прожитую ею жизнь. — Он повернулся к остальным: — Вы двое много переживали из-за этого, и я не хочу вас терзать, как будто… — Г. М. прикрыл рукой глаза. — Сегодня я собираюсь предпринять небольшую экспедицию и хотел спросить, не желаете ли вы в ней участвовать. Но некоторые результаты могут оказаться весьма неприятными.

Деннис посмотрел на Берил, которая выглядела испуганной, но решительной.

— Неприятными в каком смысле?

— Потому что от загнанного в угол Роджера Бьюли можно ожидать всего, — ответил Г. М. — Предупреждаю, он не умеет проигрывать с улыбкой. Ну что, вы согласны?

Вдалеке впервые прогремел гром.