Черноскул, нахмурясь, молчал. Коку ответил радист:

— Сколько вздумается. Известны случаи, когда киты бесплатно катали китобоев более суток и утаскивали за сотни миль. Так что готовь, «крендель», обед не только на команду, но и на блювала. Он съест немного — тонны три, не больше. Может расплатиться молоком, если сумеешь подоить.

— Отставить болтовню! Стоять по местам, — приказал Черноскул.

— Может, прикажете доложить капитан-директору о нашем бедственном положении? — не унимался радист. — Мы уже третий час ничего не даем знать о себе.

— Подождут, а если будут запрашивать, — отвечайте: «Полный порядок, идем за китом».

— А уточнять не будем, что идем кормой?

— Ладно, будет вам изощряться! «Джеффрис» показался далеко впереди, он шел наперерез блювалу, тащившему «Пингвина». Хаугли стоял на высоком носу китобойца, широко расставив ноги.

«Добить хочет, — понял я. — Счастье, что соседом у нас Хаугли, другие норвежцы не бросили бы охоту».

Сигге Хаугли, настигнув кита, уравнял ход судна и, тщательно прицелившись, выстрелил…

Бювал рванулся в сторону и забился. Это была предсмертная агония.

«Пингвин» по инерции подошел к «Джеф-фрису» на такое расстояние, что можно было переговариваться в мегафон.

— Почему ваш шип не имеет хода? — спросил Хаугли.

— Линь попал на гребной винт! — ответил я.

— Я так и подозревал. Теперь все файн. Только одну минуту, блювал должен плавать.

Накачав кита воздухом, Хаугли подошел к «Пингвину».

— Мы не знаем, как вас благодарить, — сказал ему Черноскул.

— Помогать советик сэйлор — ит тэррибли найз{Это ужасно приятно (а н г л.)}. Чем могу еще услужить?

Первым делом надо было освободить гребной винт «Пингвина». С помощью команды «Джеффриса» пингвиновцам удалось вытащить из воды двести метров манильского троса, но с винта он не снимался. Его требовалось срезать. Это мог сделать только водолаз.

— Hay водолаз, — возразил Хаугли. — Я буду брать буксир. Мы пойдем туда. — Он показал в сторону ледяного поля. — Там штиль.

Взяв «Пингвина» на буксир, «Джеффрис» вошел во льды и остановился в таком месте, где совсем не чувствовалось волнения моря. Здесь Хаугли спустил на талях небольшой деревянный плот, с которого прежде разделывали убитых китов, и передал пингвиновцам длинную фленшерную лопату и фленшерный нож, похожий на хоккейную клюшку.

Заставив всю' команду перейти на нос судна, механик с боцманом перетащили плотик к приподнявшейся корме и спустили на воду.

Первым на плотик улегся старший механик. Взяв острую фленшерную лопату с длинным черенком, он нащупал канат, узлом накрутившийся на гребной винт, и, глубоко погружая руки, стал срубать его. Плотик от сильных движений раскачивался и краем черпал воду.

Механик очень быстро устал и вымок так, что ему пришлось уйти переодеться. Его место на плотике занял боцман.

Демчук долго пыхтел и кряхтел, орудуя то лопатой, то фленшерным ножом, но целиком очистить гребной винт не сумел.

— Какие-то ошметки… самая малость осталась, — сокрушенно сказал он. — Но отсюда не дотянешься. А запустишь винт — опять все намотает. Был бы хоть легкий водолазный костюм…

— Давай без костюма попробую, — вдруг вызвался Тоша Охапкин и, не дожидаясь разрешения, начал раздеваться.

— Плавать-то умеешь? — спросил боцман.

— А как же — саженками и на боку, — похвастался скуластый камбузник. — Зимой купался, у меня дед заводной был.

— Ну, если так, то давай… вали. Охапкину дали острый нож и оттянули плотик на- лед.

Неуклюжий камбузник зачем-то смочил водой подмышки, взял нож в зубы и, согнув коленки, рухнул в воду…

Уйдя на глубину, Тоша одной рукой схватился за лопасть гребного винта, а другой стал энергично срезать ошметки каната. Работал он с остервенением, вверх то и дело летели воздушные пузыри и, булькая, лопались.

Через минуту Тоша вынырнул с вытаращенными глазами. Холод так стянул мышцы его рта, что Самалход не мог вымолвить слова.

Выбравшись на плотик, камбузник принялся приседать, сгибаться, растирать руками покрасневшее тело. Только несколько согревшись, он смог произнести:

— Ну и хол… холодюга же там! Аж руки сводит, А еще надо лезть. Товарищ старпом, прикажите шеф-коку махонькую налить… внутри все дрожит.

— Нальем, доканчивай.

Тоша вновь спустился к винту, но на этот раз был под водой недолго: секунд через двадцать он показался на поверхности, опутанный остатками каната.

— П-п-порядок, — сказал он. — Т-то-только нож в-выскочил.

— Шут с ним, с ножом, вылезай! — велел боцман,

Охапкину помогли вскарабкаться на борт «Пингвина», а там его поджидал В, аня Туляков с валенками, тулупом и полным стаканом разбавленного спирта.

Тоша одним махом опрокинул в зубастый рот спирт, отдышался и лишь после этого натянул на ноги валенки и накинул на плечи тулуп.

Китобои с «Джеффриса», видя такую лихость русского моряка, захлопали в ладоши и одобрительно засвистели:

— Вэри велл!..

— А чем же мы ваших молодцов поблагодарим? — спросил старпом у Хаугли.

— Мы желаем такой же вкусный приз, как для сейлор Тоша Охапкин, — смеясь, ответил норвежец.

Пока кок угощал джеффрисцев спиртом и пончиками своего изготовления, старший механик успел провернуть гребной вал. Винт работал нормально. Теперь можно было выбираться изо льдов своим ходом.

Раскрасневшийся от спиртного Хаугли подозвал к себе Трефолева и, нарисовав флен-шерным ножом на льду блювала, стал показывать, в какие места кита не следует попадать гарпуном.

— Hay… нау, чельд возми! — говорил он. — Будет много плюх-плюх… бегать. Не хочет ту-дай… финиш.

Затем Хаугли изобразил под левым грудным плавником кита сердце, сделал вид, что целится в него из пушки и, произнеся громкое «бех», поставил на ките большой крест.

Все засмеялись. Стало ясно без слов, куда лучше всего целиться.

Семячкин, поднявшийся к бочке, вдруг увидел множество любопытных пингвинов, с разных сторон спешивших по льду к случайной стоянке китобойных судов.

— Братва! К нам гости! — заорал он сверху.

Обитатели Антарктиды были в темных фраках и ослепительно белых манишках. Своей походкой они напоминали старых моряков, разучившихся ходить по земле. Шли они косолапя, ступая на всю лапу и покачиваясь. Издали создавалось впечатление, что они сильно подгуляли.

— Раз мы пингвиновцы, они в первую очередь к нам в гости пожаловали! — заметил Трефолев и крикнул птицам: — Давай, ребята, не стесняйся!

И пингвины, словно поняв его, заковыляли быстрей.

Впереди важно шагал вожак или разведчик. Приблизясь к Трефолеву, он растопырил крылышки, похожие на ласты, и застыл в изумлении. Потом осторожно тронул клювом протянутую руку, взглянул в глаза китобоя и, решив, что попавшееся навстречу существо безопасно, обернулся к товарищам и гортанно что-то прокричал.

После этого пингвины безбоязненно подошли к нам и, проявляя почти мальчишеское любопытство, принялись теребить наши брюки, ватники, регланы, как бы определяя прочность и добротность непонятного им оперения. При этом они переговаривались между собой, словно делясь впечатлениями, и, видимо, гордились тем, что им первым удалось открыть новую породу двуногих.

Отставшие жители Антарктиды заметили, что мы радушно принимаем гостей, и, забыв про напускную солидность, вдруг стали плюхаться брюшком на снег. Быстро гребя ластами, извиваясь всем телом, пингвины понеслись к нам с невероятной скоростью.

— Молодцы, вовремя подоспели! — похвалил их Трефолев. — Чем же прикажете вас угощать? Может, курящие есть?

Пингвины что-то прокрякали в ответ. Они были доверчивы и воспитанны. Когда кок с камбузником вынесли конфеты, печенье, сушеную воблу и банку клюквенного экстракта, они не кинулись расхватывать угощение, а, вежливо щипнув по крошке, отходили в сторонку, не выказав своего разочарования, хотя наша еда была им не по нутру. Только один гурман, отведав печенья, столько глотнул экстракта, что, поперхнувшись, расчихался и запачкал красными брызгами свою белую манишку.