Пьяных собаки вообще не любят. Когда был под мухой Закатихин, Варден отворачивался от него, но тот начинал приставать, кричал, заставляя выполнять разные команды. Косо поглядывая на суетящегося хозяина, Варден отходил, даже забирался в будку, а оттуда грозно ворчал, показывая клыки. Закатихин за поводок вытаскивал его и продолжал приставать, тогда Варден нагибал большую голову и, будто бык, с ходу бодал его в бок. Под смех приятелей Закатихин отлетал в сторону и успокаивался. Джим хотя и не любил запаха алкоголя, тем не менее не обходил стороной выпивающих людей, ведь на лоне природы не только выпивают, но и закусывают, а Джиму только этого и надо. Если уж слишком надоедали ему, на время уходил в кусты, но потом снова появлялся. Веселые, шумные компании притягивали его. Бывает, лежит дома на лужайке, а по дороге с автобуса направляются в лес, к озеру, приехавшие из города туристы. За плечами рюкзаки, в руках удочки, транзисторы. Джим вскакивает, внимательным взглядом провожает их и снова успокаивается, но я уж знаю, что через час-два он сорвется с места, пролезет в щель у калитки и устремится в ту сторону. Причем знает, шельмец, что приходить нужно тогда, когда уже палатка разбита и от костра вкусными запахами потянуло…

А как радуется он, встретив знакомого или знакомую, вновь приехавшую сюда пусть через месяц или даже два. Сразу узнает и искренне рад встрече. Многие из дома специально привозят ему в полиэтиленовых мешочках угощение. В благодарность за это Джим увлеченно играет с детьми, охраняет палатку, лодку.

Недюжинный ум и приветливость Джима заставляли людей относиться к нему по-особому, не так, как обычно относятся к собакам. Я бы сказал, Джим внушал к себе уважение, люди видели в нем личность.

Ко мне забежит утром, издали посмотрит бесстыжими глазами: не сержусь ли я? Потом, стелясь по траве, подскочит, начинает ласкаться, кладет голову в ладони, заглядывает в глаза, побегает вокруг меня, пока я делаю зарядку. Проводит до бани и… исчезнет.

Постоянство ему невыносимо. Никто не знает, когда он уйдет и когда снова заявится. Он как тот самый колобок, что и от бабушки ушел, и от дедушки ушел… Он может подойти к тебе и так требовательно посмотреть в глаза, что встанешь и откроешь ему дверь. Можно не беспокоиться, он никого не укусит, не обидит, будь это человек, собака или даже кошка. Пугнуть пугнет кошку, но не укусит. С детьми готов часами играть на площадке.

Услышав громкий голос, он останавливается и укоризненно смотрит на человека, тот невольно замолчит. В семье он не терпит никакой ругани, встает и уходит, бросив на обидчика такой укоризненный взгляд, что тому становится не по себе.

Я очень хотел приучить его к дому, сажал на цепь, наказывал, воспитывал, стыдил, а все кончилось тем, что он меня перевоспитал: теперь я не кричу на него, не привязываю, а рад его приходу, как красному солнышку. И он не забывает меня, всегда приходит. Приучил он меня и следить за своим голосом. С ним я мог разговаривать только спокойно, с ласковыми интонациями. Стоило забыться и повысить голос, Джим тут же наказывал меня: смотрел с сожалением и жалостью и уходил, даже если хлестал на улице дождь. И потом, вернувшись, осуждающе взглядывал на меня. Сам тонкий, чуткий пес, он требовал тонкости к себе и от людей.

Варден не обладал подобной утонченностью, не обижался на пустяки и не пытался, в противоположность Джиму, глубоко постичь человеческий характер. Здоровяка Вардена нужно было палкой огреть по хребтине, и то он подумает, что с ним заигрывают, а чтобы обидеть Джима, достаточно было назвать его непослухом или плохой собакой. Когда я вдвоем с Джимом, то постоянно ощущаю его присутствие, ловлю на себе его изучающий взгляд, в котором всегда безмолвный вопрос: «Кто ты, человек? И чего ты хочешь?»

Я понимаю, что Джима дома уже не удержишь. У него свои неизвестные мне маршруты, привязанности. Когда его долго нет, я стараюсь успокоить себя, думаю, мол, он попал в хорошие руки, у кого-нибудь приживется, где ему будет лучше, но сам этому не верю. Джиму не нужны никакие хорошие руки, он живет сам по себе. Его уважение к человеку никогда не перейдет в слепую животную преданность, свойственную многим собакам. Если он разочаруется в хозяине, он уйдет от него. Он еще молод и думает, что свобода — это все. Но и человек не может быть беспредельно свободен, а уж куда там собаке! В наше время даже дикий осторожный зверь не свободен: целиком и полностью зависит от воли и деятельности людей. Счастье, что Джим по доброте своей никогда не обидит ничто живое: он, будучи голодным, не слопает разгуливающего возле самого носа цыпленка. Не залезет в кладовку, не стянет съестное со стола.

Пока Джим верит в человека, видит только его добрые стороны, но, боюсь, скоро познакомится и с негативными. Очень редко, но бывало, что он возвращался ко мне из далеких странствий с убитым видом, со следами побоев. Он ведь не расскажет, что с ним произошло. Но по настороженности даже ко мне, перевоспитанному им, я понимаю, что любимое им человечество в данный момент подвергается серьезной переоценке. Кто-то обидел его, а отвечаю за это я, потому что тоже человек.

В такие моменты он подходит ко мне, кладет голову на колени и вглядывается в меня с таким мучительным вниманием, что кажется, еще немного, и он откроет для себя какую-то великую истину. Я вижу, как на его широком лбу складками собирается от напряжения мысли серая кожа, в пронзительных глазах столько понимания и ума, что мне, честное слово, не по себе. Вот, наверное, в такие мгновения люди говорят, что собака все понимает, но сказать не может… Но он разговаривает со мной, спорит, оправдывается, доказывает свою правоту. И все это — глазами. И вот беда: меня-то он полностью понимает, а я его — с трудом. И я чувствую, что он разочарован: ему очень хочется, чтобы и я его понял.

Да, Джим обладает редчайшей способностью вызывать у людей стыд не за кого-нибудь в отдельности, а сразу за все человечество.

Где он сейчас, мой добрый золотоглазый Джим, несостоявшаяся овчарка? Если вы встретите симпатичного, с полустоячими ушами, долговязого пса с приветливой улыбающейся мордой, не гоните его прочь, не кричите на него. Не надо, чтобы Джим думал о нас, людях, хуже, чем мы есть на самом деле.

Человек приучил к себе собаку. А уж если она что-то переняла у человека, не след нам ее за это осуждать.

До свиданья, Джим! Хоть ты и не похож на других собак, я все равно люблю тебя. И двери моего дома всегда открыты для тебя.

Приходи, Джим, я буду ждать.

1980