Стаут Рекс

Если он женится

Рекс Стаут

ЕСЛИ ОН ЖЕНИТСЯ

Это было в Нью-Йорке апрельским утром - восхитительным, надо сказать. С Баттери веяло дыханием моря, от Вестчестера доносился душистый ветерок, и получавшийся из них коктейль был просто опьяняющим.

В такое время обитатели Манхэттена пытаются продолжать заниматься своими будничными делами, подчиняясь лишь стадному чувству. Совершенно очевидно, что, если бы хоть один из них потерял голову и, натянув плащ, отправился в Кэтскиллс, весь город опустел бы за полчаса.

Весна есть весна, даже в Нью-Йорке.

Так думал и Карл Макнэйр, бухгалтер "Коэн энд Эдучефски", производителей женского платья. И желание снова послушать симфонию Пана вовсе не казалось ему странным.

В январе он прибыл в Нью-Йорк с капиталом в двести долларов, хорошим образованием, приличной внешностью и соответствующими манерами. Помимо этого, он обладал еще и большими надеждами. Но для того, чтобы выбиться в люди в крупном городе, главным образом необходимо везение, чего в итоге ему и не хватило.

Некоторое время Карл практически готов был бросить все, но при мысли о насмешках и "я-так-и-сказал-тебе", которыми будет отмечено его возвращение, он собрал в кулак все, что у него оставалось, сжег за собой еще пару мостов и попробовал снова.

Поначалу молодой человек был настроен не соглашаться ни на что, не отвечающее его представлениям о собственном достоинстве, но, когда двести долларов уменьшились наполовину, брезгливости и разборчивости в нем здорово поубавилось, и, вместо того чтобы "быть открытым для перспективных предложений", он начал искать работу.

Это, конечно, было несложно. Нет ничего проще, чем найти в Нью-Йорке работу - разве что потерять ее.

В тот день, когда Карл начал перебирать бухгалтерские книги "Коэн энд Эдучефски", производителей женского платья, он почувствовал себя навсегда опозоренным. Но, с другой стороны, даже это лучше, чем вернуться в Кэкстон.

И кроме того, это, несомненно, было временно. Что лишний раз доказывало очевидный факт: Карл ничего не знал о страшных жерновах столиц.

Карлу было двадцать два, он был привлекателен, способен и амбициозен; и все же он располагал прекрасными шансами, став к тридцати главным бухгалтером, посещать раз в год ипподром, жениться на стенографистке и жить в Бруклине, при условии, конечно, что ему не свалится на голову большая удача.

В то самое апрельское утро, о котором идет речь, ему было как никогда одиноко и тоскливо.

Была суббота, последний день его третьей недели в "Коэн энд Эдучефски". Когда мисс Альтереско, стенографистка, появилась в офисе, Карл громко вздохнул.

Нельзя сказать, чтобы мисс Альтереско была красавицей, но она была девушкой, а ни одну девушку нельзя заставить стучать на пишущей машинке в апреле. Это будет преступлением против природы.

- Кажется, вам нехорошо, мистер Макнэйр, - заметила она.

Карл ответил, что он чувствует себя именно так, как того и следовало ожидать, и принялся пересчитывать заказы, поступившие накануне. Мисс Альтереско сидела, с любопытством рассматривая его спину, пока дверь не открылась и за ней не показался мистер Коэн, после чего начала долбить по пишущей машинке с отчетливо видимым рвением.

Мистер Коэн, как обычно, то ли проскулил, то ли прохрюкал дежурное "доброе утро" и прошествовал к себе в кабинет.

Для Карла это утро тянулось исключительно медленно. Через открытое окно с улицы доносился зачаровывающий зов весны, легкие, но дурманящие дуновения ветерка и голоса, проникающие в самые затаенные прибежища и долетающие до самых глухих ушей.

К одиннадцати заказы оставались все еще не пересчитанными, а Карл сидел, в беспомощном негодовании уставившись на календарь над своим столом.

Очнувшись от колоколов Метрополитен-Тауэр, он вздрогнул, снова согнулся над бумагами; и тут, случайно покосившись через жалюзи в торговый зал, заметил, что мистер Коэн неодобрительно глядит на него. Спустя еще час Карл с шумом захлопнул книгу продаж, засунул кипу заказов в ящик стола и, повернувшись, чтобы посмотреть на вездесущего мистера Коэна, обнаружил, что смотрит в пару прекраснейших на свете глаз.

Карл покраснел, потом побледнел.

Он отвернулся, но вынужден был повернуться к ним снова. Он хотел заговорить, но не смог выдавить из себя ни звука. Девушка у окна рассматривала его с безмолвной симпатией, признаки которой, очевидно, не были ей не известны.

Жестом она указала на лежавшую перед ней на конторке карточку. Карл поднял ее дрожащими пальцами и прочел:

"ИНСПЕКТОР

Бюро по трудоустройству Нью-Йорк".

И, снова глаза в глаза, он пробормотал:

- Да... э-э... О да!

- Я пришла проинспектировать ваше помещение.

Ваша фабрика здесь, не так ли?

Даже при деловом тоне этот голос звучал весенними нотками.

Мистер Коэн, слышавший все, авторитетно подошел к ним.

- Что вам нужно? - потребовал он.

Девушка смутилась таким приемом.

- Я хочу удостовериться, что все работники трудятся в надлежащих санитарных условиях, - ответила она.

Мистер Коэн подозрительно оглядел ее:

- Ну, почему бы... О, хорошо, - и обратился к Карлу: - Мистер Макнэйр, юная леди желает осмотреть фабрику. Вы пойдете с ней, так как у меня заказчик - мистер Уальдштейн из Йонкерс.

И он поспешно вернулся к мистеру Уальдштейну, словно полководец на поле боя.

За это время Карл привел в порядок свои чувства; позже, думая обо всем, он удивлялся, как у него хватило самообладания вежливо проводить девушку до лифта, а также через трескучий лабиринт швейных машин на верхнем этаже.

Он беззвучно наблюдал за инспектором, пока она беседовала с диспетчером и давала ему последние наставления относительно вентиляции. Когда она развернулась, чтобы идти обратно, Карл опередил ее и, подойдя к лифту, заботливо надавил на кнопку, словно это была важнейшая церемония; пропустив девушку в кабину, он последовал за ней.

Прибыв на первый этаж, они вместе дошли до вестибюля. Там девушка протянула Карлу руку:

- Большое вам спасибо.

Поколебавшись, Карл нежно пожал и выпустил ее ладонь, затем, собравшись с духом, заговорил:

- Я... э-э... хотел кое-что сказать. Можно?

- Конечно. Что?

- Вы уверены, что не обидитесь?

- Ну, - заколебалась она в свою очередь, - это зависит от того, что вы скажете.

- Я знаю, что не хочу оскорбить вас, - объявил Карл, улыбаясь с такой располагающей открытостью, что девушка не смогла не ответить на его улыбку, - но это, возможно, случится.

Сомнений в искренности его намерений быть уже не могло.

- Ну? - подбодрила девушка.

- Конечно, - попробовал продолжить свою мысль Карл, - вы будете не согласны, я знаю. Но я подумал... может быть... вы... нам сходить на ленч вместе?

Он задал этот обыкновенный вопрос с поистине смехотворной трагичностью. Девушка растерялась.

- Вы издеваетесь? - спросила она. Но, заметив его удивление, тут же добавила: - О, прошу вас простить меня. Я хотела сказать, что пойду.

Карл едва смел верить своим ушам. Он спрашивал ее с тем чувством, которое испытывает игрок, лишь от безнадежности бросающий на стол свой последний доллар и заранее уверенный в неудаче, и которое может показаться чем-то весьма преувеличенным для тех из читателей, кто рассматривает весну исключительно как время, подходящее для высаживания капусты.

- Но... но, возможно, вам не хочется идти, - глупо запинался он.

- Конечно, хочется. Но мне не хочется стоять в этом вестибюле весь день, - улыбалась она.

Карл рассыпался в извинениях, после чего вернулся в офис за шляпой и перчатками. У него не было времени подумать о том, почему инспектор согласилась, хотя он, конечно, мог и догадываться. Читатель волен сам делать предположения по этому поводу.

Менее чем через минуту Карл вернулся, и парочка направилась к Пятой авеню.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: