Чтобы смягчить свои слова Поль Ветров тяжело поднялся из мягкого кожаного кресла, подошел к своей супруге. Затем он, обняв ее за плечи, зашептал что-то нежно-успокоительное ей на ушко. Влад считал, что антидепрессант в комплекте с успокоительным, были бы более действенны. Но в отношения своих друзей он старался с советами не вмешиваться. В отношения между мужчиной и женщиной, вообще, лучше лезть.

 А его друг за двадцать восемь лет совместной жизни научился бороться с истериками своей второй половинки. Да и разбираться в них должен лучше, чем любой профессор медицины.

– Да, как он может быть счастлив? – разорялась женщина. – Мой Максим получил лучшее образование, какое вообще возможно получить. Гений нейрохирургии в двадцать три года получивший Премию Мира за вклад в медицину. Он обручен с самой популярной ведущей канала «Дейли». У него была идеальная жизнь. А теперь он связался с какой-то оборванкой, которую даже из университета выгнали, потому что она, якобы, не смогла его оплачивать. Но я уверена, что по такой абсурдной причине, как неспособность человека оплачивать свою учебу, никого не отчисляют. Все от того, что представители низших классов не имеют способности к обучению. Это же общеизвестный факт! Так зачем вообще позволять им учиться вместе с нашими детьми? Там они набираются невероятно глупых идей о равенстве людей. Лучше бы сидели в своих трущобах и не смели даже думать о том, чтобы быть в уважаемых домах, быть чем-то большим, нежели приходящая прислуга! Неотесанной нищенке не место в нашем кругу. Я этого не переживу! Влад, мы не должны допустить, чтобы эта аферистка разрушила жизнь Максима. А она уже внушила моему сыну, что он ее любит, и заставила работать во второсортном клубе. И мой дорогой мальчик мне заявил, что не собирается бросать это занятие вульгарнейшее занятие, и если у него действительно есть деньги, то он потратит их на покупку собственного ресторана, а не на повторное обучение в Институте медицины. А еще он отзывается на собачью кличку «Дей». И теперь Максим не счастлив, даже если думает иначе. Он просто не может быть счастлив. Я его мать и знаю лучше!

 Поль нежно обнимал Ариссу за плечи, позволяя выговориться.

– Я никогда не приму ее! – почти выкрикнула женщина.

– И тогда наш сын просто вычеркнет тебя из своей жизни. Это уже не тот Максим, каким мы его помним. И мы для него – чужие, а она – семья. Эта девочка слишком ему дорога. Она спасла его душу. Благодаря Эмме наш мальчик, вообще, остался жив. Рисса, не совершай ошибок, о которых будешь жалеть всю оставшуюся жизнь. Потому что если ты заставишь его выбирать между вами, он выберет не тебя.

– Но она…

– Милая девочка, перед которой мы в неоплатном долгу.

– Она хочет заполучить его деньги! Я не удивлюсь, если она была в сговоре с Кристианом.

– Арисса, это – бред! Какой может быть сговор?

 Ни имея, ни сил, ни желания слушать дальше то, что Поль очень точно охарактеризовал, как «бред» профессор Макаров пошел проведать главного виновника всего происходящего.

 Максим сидел на жестком пластиковом стуле в палате его подруги и сосредоточено что-то читал в своем нетбуке. Сама девушка спала в барокамере. Ее состояние стабилизировалось, но все еще оставалось критическим. Поэтому молодой человек старался как можно больше времени проводить с ней рядом.

 Влад остановился и посмотрел на мальчика, которого знал с момента его рождения. Да, он знал именно мальчика, а теперь перед ним был мужчина. Максим сильно изменился, и родителей его было чисто по-человечески жаль. Однако, такой неподатливый, дерзкий упрямый юноша, способный защищаться и защищать, вызывал у профессора гораздо больше симпатии, нежели прежний. Нет, Владислав, никогда не имевший собственных детей очень любил крестника. Но теперь он им еще и гордился. Не как гениальным ученым, а именно, как Человеком.

 Стоило ему это подумать, как Макс Ветров поднял на него глаза и неожиданно тепло улыбнулся:

– Еще раз добрый вечер.

– Привет. Как ты себя чувствуешь?

– Уже нормально. Плечо почти не болит. Но, до чего же, неудобно пользоваться только левой рукой. Постоянно что-нибудь роняю, – засмеялся парень. – Нетбук только за сегодня трижды близко познакомился с полом.

– Это ерунда. Чем занимаешься?

– Жду, когда проснется Эмма, заодно пытаюсь разобраться в себе и в том, что же представляет моя жизнь.

– И как успехи? Получается?

– Да, как сказать? Наверное, получается. Смешно. Эта жестянка, – молодой человек кивнул на горящий экран в своих руках. – Знает обо мне гораздо больше меня самого. Я тут прочитал, что являюсь известной личностью в научных кругах, и даже, что-то там открыл. Хотя, прочитав об этом статью дважды, я так и не понял, что конкретно. Более того, я смутно представляю себе, что вообще такое – нейрохирургия и зачем нужна. Но, хоть концы начали сходиться. И я теперь начинаю понимать, что же все-таки произошло, и как я докатился до такой жизни.

 Молодой человек улыбнулся теперь уже иронично и кивнул на соседний стул, как бы предлагая присесть. Влад воспользовался предложением и попросил:

– Расскажи.

– Что? Как я докатился до такой жизни? – нахмурился Максим, и несколько смущенно добавил. – Мне сложно соотносить себя со своим же собственным прошлым. Я расскажу, но не сейчас. Сначала мне нужно обдумать все, вспомнить. Давайте завтра? Сегодня я не склонен делиться самым сокровенным. Да и в принципе, выставлять это на всеобщее обозрение не хочется. Это выглядело бы с моей стороны, как…

– Как будто жалуешься на несправедливость судьбы?

– Смешно, – молодой человек натянуто улыбнулся, показывая, что на самом деле ему не до смеха. – У Вас, оказывается, неплохое чувство юмора, крестный. Хвастаться я не хочу. Позавидуете ещё.

– А что? Есть чему завидовать?

 Максим откинулся на спинку своего кресла и насмешливо посмотрел на профессора Макарова. А потом резко подобрался, став очень серьезным.

– Можете думать, что хотите, но я последние полгода был счастлив. Да, у меня не было денег. Да, хостесс – это, конечно, не нейрохирург с мировым именем. Но я, черт возьми, был счастлив каждый день своей жизни! Вы просто хотите слишком многого. И всего вам мало. Тянетесь за ненужной роскошью, глупыми стереотипами, и цепляетесь за пустоту. Нет бы, ценить то, что есть. Счастье, вообще, переживание субъективное, химера, за которой все бегут. А оно всегда рядом, в тебе самом. Это же так просто. Только далеко не все могут это понять. И продолжают играть в догонялки с тем, что и не собирается убегать. У меня было все, что необходимо человеку для полноценной жизни. И я не видел причин считать себя страдальцем. Многие не имеют и половины того, что было в избытке у меня. Интересная работа, позволяющая обеспечить себя и мою подругу. Дом. Крошечный, но Мой. Семья. И пусть семьей я звал одного единственного человека, другой мне и не нужен. Да, и сейчас, я предпочту Эмму всем своим новообретенным родственничкам. Друзья… у меня есть настоящие друзья, люди, которым я небезразличен. Что еще нужно человеку для счастья?

 Максим ненадолго замолчал, собираясь с мыслями, а потом продолжил:

– Не знаю, как Вам объяснить, но то, что мне внушили, будто бы я не человек, мне не мешало. Вы, наверное, не поймете, но это, наоборот, заставляло чувствовать жизнь ярче, наслаждаться ей. А этот застегнутый на все пуговицы парень... Мне даже не верится, что я мог быть таким... депрессивным, что ли. Вам его взгляд ничего не напоминает? Например, глаз остальных «Лишенных души»? Та же боль, та же безнадежность. Я просмотрел два его личных фотоальбома. И на всех двухсот семидесяти фотографиях у него такое лицо, будто он только что похоронил лучшего друга. И даже на вечеринке в честь его собственной помолвки, в его мимике и позе читается желание бежать от этой «теплой» компании, причем как можно дальше, и как можно быстрей. Зажатым, и готов поспорить, весьма неуверенным в себе был этот ваш Максим Ветров. Про чувство юмора не спрашиваю. Но он хоть улыбаться умел? В принципе? Ну, хоть иногда? Эх, о чем это я?! С такой мамочкой как бы самому не разучиться. Ведь она единственная, кто знает, что для меня лучше. При этом мое мнение по этому вопросу ей глубоко безразлично. Поэтому она и решила спасти меня от меня же самого, а заодно и от женщины, которую я люблю больше всего на свете. Отец вяло сопротивляется ее попыткам перетянуть его на свою сторону, но открыто на мою защиту он становиться не спешит. Нет, я его не осуждаю. С такой фурией связываться – себе дороже.