— Интересно, — произнес Палпатин, — очень интересно. А больше ничего ты не помнишь? Может быть, день тот показался тебе странным или необычным?

— Насколько я помню, нет, Ваше величество. Хотя… — девочка чуть сдвинула брови, напрягая память, — вечером я чувствовала себя неважно, на душе было как-то тоскливо и неспокойно, но я полагала, что это из-за отцовских трудностей.

— Занятно… — Император откинулся на спинку кресла и, кивнув своим мыслям, умолк.

Сайлорен смотрела на него с легким недоумением, но воспитание не позволяло задать вопрос без разрешения. Поэтому она сидела прямо, положив руки на колени и ожидая, что же будет дальше.

— Ты никогда не замечала за собой каких-либо странностей? — наконец прервал молчание Палпатин.

— Нет, Ваше величество, а разве это имеет значение?

Соединив ладони, Император посмотрел на неё и мягко проговорил:

— Дорогая моя девочка, ты наделена особым даром, ты одаренная.

— Простите, кто? — от изумления Сайлорен на мгновение даже позабыла про этикет.

— В тебе есть способность чувствовать Силу и управлять ею.

— Силой?

— Да. Именно Силой. Энергией, которая пронизывает все сущее в этом мире. Дар редкий, мало кому он дается. Еще меньше тех, кто может его контролировать. И почти нет тех, кто мог бы тебя научить им пользоваться.

Девушка слушала Императора, затаив дыхание. Сердце заколотилось в груди. Дар… что-то, что отличает ее от сотен и тысяч других живых существ… что-то особенное… Палпатину не стоило большого труда считывать ее яркие, живые эмоции — смесь радости, гордости, надежды… А девочка-то с амбициями. Последние слова Императора разом погасили это пламя, залив его холодом разочарования. Черноволосая голова поникла, голос словно разом охрип:

— Совсем никого нет?

Палпатин ждал этого вопроса. Он просто не мог не прозвучать. Император удовлетворенно усмехнулся и ласково посмотрел на враз погрустневшую девушку. Она не видела довольного блеска в его желтых глазах, не видела эту хищную усмешку.

— Почему это тебя печалит? — в голосе звучало прекрасно сыгранное легкое удивление.

— Простите, Ваше величество, — проговорила Сайлорен, просто чтобы не молчать.

— Не стоит, — Палпатин добавил к интонациям чуть больше теплоты. — Я не ожидал, что ты расстроишься. Может быть, ты бы хотела научиться управлять своим даром?

— Да, конечно же, да! — с горячностью воскликнула Сайлорен, вскидывая голову и вновь встречаясь с собеседником взглядом.

— Зачем тебе это?

— Знания и умения определяют положение человека в обществе.

— И что же ты будешь делать, получив желанные знания? — Император иронично поднял бровь, и Сайлорен на мгновение смутилась, но только на мгновение. Ее спрашивают, значит, она должна ответить. Ответить то, что думает. Прямота — лучшее качество в разговоре с тем, кто мудрее, этому ее учил отец.

— Буду добиваться своих целей.

Император не шелохнулся и ничем не проявил своего отношения к сказанному. Девушка смотрела прямо перед собой, размышляя, не прозвучали ли ее слова слишком дерзко. Наконец Палпатин тихо рассмеялся.

— Судьба благоволит тебе. Я тот, кто мог бы дать тебе несколько уроков.

— Ваше величество, учиться у Вас было бы для меня огромной честью! — глаза Сайлорен снова заблестели, и Император довольно улыбнулся.

— Я преподам тебе основы, а если ты окажешься способной ученицей — может быть, и что-то посерьезнее. Но ты должна поклясться мне в верности. И учти, обучение будет сложным и жестоким.

— Ваше величество, я не боюсь ни трудностей, ни боли. Ведь настоящее мастерство достигается только через тяжелые и упорные тренировки.

— Мудрые слова. Ты не по годам умна, девочка моя, — «И честолюбия в тебе хоть отбавляй».

Сайлорен от похвалы смущенно покраснела и снова отвела взгляд. Так прошло несколько минут. Палпатин молчал, всматриваясь в Силу. Аура девочки слабо мерцала, то вспыхивая чуть ярче, то угасая. Она не боялась. Совершенно не боялась тьмы, наполнявшей его собственную Силу, хотя полностью не замечать ее не могла, несмотря на отсутствие обучения. В ее сознании смешивались тревога, волнение, жажда знаний, страх не справиться… но не было страха перед ним. Внезапно она резко встала, в несколько стремительных шагов обогнула рабочий стол и опустилась перед его креслом на одно колено.

— Я Сайлорен, дочь Ингвара, графа Лорского, клянусь в верности вам и вашему учению. Клянусь быть верной словом и делом. Клянусь беспрекословно исполнять вашу волю. Клянусь защищать вас и хранить вам преданность до последнего вздоха и последней капли крови.

В тишине кабинета слова вассальной клятвы прозвучали тяжело и веско. Умолкнув, девушка застыла в тревожном ожидании, не смея больше поднять глаза. Примет ли император её клятву… Сам Шив Палпатин, быстро справившись с изумлением, вызванным такой безоглядной решимостью столь юной особы, торжествующе усмехнулся. Уже давно каждый шаг, каждый вздох его был многократно просчитанной далеко ведущей игрой. Очередная партия принесла новый выигрыш. Владыка ситхов медленно поднялся и положил ладонь на голову коленопреклоненной девушки.

— Я, Император Шив Палпатин, слышу и принимаю твою клятву. Встань, дитя. Тебе предстоит многому научиться. И тогда ты сможешь реализовать свой потенциал в полной мере, а я смогу гордиться твоими успехами.

Солнце ещё стояло высоко над горизонтом, но под кронами деревьев света было мало. Толстые ветви перекинулись над узкой дорогой, тянувшейся до подножья гор и крутыми извивами уходившей затем вверх, на перевал. По дороге неспешно катилась карета, запряженная четверкой лошадей и окруженная десятком вооруженных всадников. Позади кареты трусил статный гнедой конь под богато украшенным седлом.

— Эдвард, я больше никогда не послушаюсь твоего совета, — из окна кареты выглянула молодая девушка, лет семнадцати. Светлые волосы ее были заплетены в тугие косы, серо-зеленые глаза смотрели весело и задорно.

— Миледи, ваш отец велел позаботиться о вас в пути. Я всего лишь исполняю его приказ, — с улыбкой отозвался один из воинов, немолодой темнобородый мужчина, у пояса которого висел длинный меч в отделанных серебром ножнах.

— Понимаю. Но больше трястись в этой телеге я не намерена. Хватит и одного дня.

— Как пожелаете, миледи. Но смею вас уверить, в горах холоднее, и ночевать под крышей вам будет гораздо приятнее, чем на голой земле.

— Как будто я на голой земле не спала, — хмыкнула девушка. — Впрочем, я на тебя не сержусь. Просто лишний раз убедилась, что не по нраву мне жизнь белокожих девиц-домоседок. Останови, — крикнула она кучеру, и едва карета стала, легко спрыгнула на землю, не пользуясь ступеньками. Изящная, подвижная, в мужской одежде и поблескивающей кольчуге, она быстро отцепила поводья гнедого и вскочила в седло. Конь переступил с ноги на ногу, мотнул головой, а она потрепала его по шее и поправила меч на боку.

— Так гораздо лучше. Так я могу дышать. Могу смотреть, — она засмеялась. — Поехали.

Гнедой сразу перешел на рысь, чувствуя отличное настроение хозяйки. Остальные всадники поскакали следом. Карета по-прежнему подпрыгивала на корнях и ухабах, но теперь она катилась позади основной кавалькады. День начал клониться к вечеру.

Вскоре остановились на привал. Просто, по-походному. Развели костер, сварили ужин. Ели все вместе, из общего котла. Настроение было приподнятое, и никто не вспоминал, что светловолосая девушка — дочь знатного феодала, а десятеро воинов — его вассалы. Бэрилл не была высокомерна и не кичилась своим происхождением. А спутников своих искренне уважала за доблесть и отвагу, не раз проявленные ими в бою.

Хотя вокруг было спокойно, на ночь распределили часовых. Бэрилл, само собой, от стражи освободили. Остальные разделились по двое и по жребию распределили дежурства. В небе уже начали загораться звезды. С близких гор потянуло холодным ветерком. Кони щипали траву, иногда переступая спутанными ногами. Бэрилл некоторое время сидела на ступеньке кареты, глядя в ночную темень, едва разгоняемую отблесками догорающего костра, а затем забралась в карету и улеглась, накрывшись одеялом. Да, Эдвард прав — все-таки, здесь спать уютнее, чем на земле.