Когда и в Шарденском, и в Мэгфелдском замках уже вовсю бурлила дневная жизнь, в Баттле Роберт де Шарден еще только просыпался в постели своей любовницы. Открыв глаза, он счастливо и удовлетворенно вздохнул. Любоваться хорошеньким свежим личиком и касаться разметанных по подушке роскошных рыжих волос было удовольствием, которое никогда ему не надоедало.

Разумеется, Роберт и не подозревал, что его возлюбленная лишь немногим лучше обычной уличной девки. Ее скромно опущенные глаза, свежие розовые губки и приличные манеры полностью ввели его в заблуждение и заставили потерять голову. Он искренне считал эту молодую женщину несчастной вдовой, не зная и не задумываясь о том, что начиная с семнадцати лет, – с тех пор, как ее муж пал в сражении у Хэлидон-Хилл, – его милая продавала свое тело пожилым мужчинам, получая взамен средства к существованию и покровительство.

Однако и сама Николь де Ружмон отнюдь не считала, что она продажная женщина, а воспринимала себя лишь как любовницу – юную, прекрасную, влекущую, неутомимую и притом весьма искушенную в искусстве любви.

Вот и теперь, проснувшись, она увидела склонившегося над ней Роберта, и столько любви, желания, стремления вернуть утраченную юность было в его взгляде, что она лениво и поощряюще улыбнулась, затем прильнула к нему, изощренными ласками продлевая сладостную агонию, пока он вновь не ощутил себя обезумевшим мальчишкой. Все было проделано мастерски и с артистизмом.

Роберт понимал, что уже не сможет добровольно отказаться от Николь. Засыпая в ленивой любовной истоме, он обдумывал планы на будущее: Шарден, Николь, Маргарет, Ориэль… В его планах не было места только одному человеку – Пьеру. Мысли Роберта споткнулись, когда он вспомнил о Хэймоне – старшем сыне и наследнике, воевавшем в Шотландии и ныне удостоенном чести служить в свите самого короля. Роберт подумал о том, какое жестокое осуждение со стороны Хэймона вызовет все, что способно огорчить его мать. Нет, сейчас он будет думать не о Хэймоне, а только о Николь, решил Роберт, засыпая.

Неожиданный звонкий смех, раздавшийся посреди Бивелхэмской долины, казалось, покружил между холмами и, заблудившись, эхом обвился вокруг окруженного рвом замка. Всадника, едущего со стороны Мэгфелда, этот смех настолько удивил, что он тотчас же натянул поводья, остановился и начал оглядываться по сторонам, желая узнать, кто же так беспечно веселится в это светлое и ясное июньское утро. К своему изумлению, он увидел Маргарет де Шарден, едущую верхом по гребню холма бок о бок с каким-то незнакомцем. Их головы были повернуты друг к другу, и весь их вид, даже на расстоянии, свидетельствовал о гармонии и полном взаимопонимании.

Лицо Джона Валье потемнело: он был типичным представителем племени мужчин, уверенных, что все и всегда должно находиться в отведенных для этого местах: его дом, его управляющий, его вилланы, и, самое главное, его жена. И, кстати говоря, то же самое относится к женам его друзей и сверстников. Не подобает супруге уважаемого человека разъезжать тут и там без подобающего эскорта, и, уж тем более, весело хохотать и развлекаться в отсутствие мужа.

Как бы в насмешку, самому Джону досталась весьма умная и своенравная жена. Алиса Валье давно уже в совершенстве овладела искусством убеждать мужа, что во всем ему уступает и покоряется, в то время как сама втихомолку делала все по-своему.

Ни о чем не подозревавший Джон теперь счел своим долгом выяснить, что происходит с Маргарет, и повернул коня наперерез ей и ее спутнику, мирно спускавшимся с холма в сторону леса.

– Добрый день, – окликнул он их, заранее ощетинившись в преддверии неприятных открытий.

– Сэр Джон! – совершенно очевидно обрадовалась ему Маргарет. – Надеюсь, вы в добром здравии? А как поживает Алиса?

– Хорошо. Вполне хорошо. – Джон в упор разглядывал спутника Маргарет, давая понять, что ожидает объяснений.

– Позвольте представиться: Поль д'Эстре, несчастный рыцарь из Гаскони, прибыл в Англию в надежде получить возмещение за потерю своих владений, – заговорил Поль. – Ожидая, пока разрешится мое дело, я поступил на службу при дворе милорда архиепископа, где и познакомился с мадам Маргарет. И в данный момент, наслаждаясь ее обществом, в то же время совершаю столь необходимый моцион и любуюсь пейзажем. Увы, это просто наказание – быть тучным и неуклюжим!

Он похлопал себя по животу, твердому и круглому, как осенняя тыква, с выражением комического отчаяния, вскоре превратившегося в смущенную ухмылку. Сэру Джону было ясно, что перед ним завзятый обжора, не привыкший отказывать себе ни в обильной еде, ни в хороших винах. Что-то весьма симпатичное было в этом чужестранце, и англичанин, сам начавший полнеть, вдруг поймал себя на том, что сочувственно кивает головой.

– Какое наслаждение для меня, – продолжал Поль, – увидеть столь славные места.

– Вам раньше не приходилось бывать в Англии? – спросил Джон.

– О, конечно, – несколько загадочно ответил Поль. – Много, много раз. Но здесь, в Суссексе, – нет. Никогда раньше я не бывал в этой прекрасной долине, полной магии и веселья.

Маргарет и Джон переглянулись.

– Как хорошо сказано! – в один голос воскликнули они.

Польщенный Поль склонился в поклоне, нагнувшись к шее лошади. На мгновение его живот исчез из вида, и Маргарет успела подумать: «Должно быть, в молодости он был красив. Как жаль, что я не знала его тогда».

Она уже считала гасконца одним из самых очаровательных, приятных, интересных людей, когда-либо встречавшихся в ее жизни, и благословляла случай, приведший ее во дворец архиепископа и позволивший им познакомиться. Хотя Роберт, когда она выходила за него, и был привлекательным мужчиной, но никогда не обладал таким обаянием, которое излучал сэр Поль.

Почувствовав, что сэр Джон смотрит на нее с подозрением, Маргарет поспешно согнала с лица улыбку и с серьезным видом спросила:

– Наверное, нам пора возвращаться, сэр Поль? Как вы считаете, достаточно много вы сегодня увидели?

Мышиные глазки-бусинки хитро блеснули:

– Нет, миледи. Не могли бы мы еще взобраться на ту вершину, что над нами? Мне кажется, оттуда откроется прекрасный вид на много миль вокруг.

Он показал на то плато, откуда Джон де Стратфорд когда-то впервые увидел свой дворец.

– Я поеду с вами, – вдруг сказал Джон и поспешно добавил: – Конечно, если вы, Маргарет, не возражаете.

– Разумеется. – Но не прозвучало ли в ее голосе колебание? – Пожалуйста, поезжайте.

Трос всадников взбирались по склону под жаркими лучами солнца, сиявшего на чисто голубом, как глаза младенца, небе. Земля под копытами их лошадей крошилась и осыпалась, но вскоре они достигли вершины и замерли в восхищении. Поля, тянувшиеся от самого Велденского леса, переливались всеми оттенками цветущих трав. За вспаханными землями виднелись природные пастбища, по которым бродили стада неостриженных овец и рыжих коров. Но и там кое-где виднелись вкрапления ярких цветов: синих, желтых, красных. На дальнем склоне вдруг мелькнула розовато-коричневая дикая лань и скрылась в лесу.

– Рай! – выдохнул Поль.

– Но, наверное, – предположила Маргарет, – ваши собственные владения в Гаскони были не менее красивы?

– Да, они были прекрасны, – вздохнул Поль. – Сады, сбегающие по склонам гор до самой реки, виноградники, замок… Но здесь у вас я наблюдаю нечто совершенно особое: величие и красота здешней природы накладывает отпечаток на характер людей, которым посчастливилось здесь родиться и вырасти.

У Джона сильнее забилось сердце:

– Что вы имеете в виду?

– Твердость взглядов, горячая кровь, неистовость характеров соединяются у здешних жителей с добродушием, сдержанностью и нежностью души.

Англичанин низко поклонился человеку, которого еще несколько минут назад готов был считать незваным пришельцем и гнусным соблазнителем чужих жен.

– Почту за честь, сэр Поль, если вы согласитесь посетить дом моего отца в Глинде. Я уверен, что и отец, и моя жена будут весьма рады знакомству с вами.