Здесь не место останавливаться на том, насколько правильно Сталин определяет состав блоков. Вопрос не в этом.

Ленин вел неистовую борьбу против легалистов, ликвидаторов и оппортунистов, за перспективу второй революции. Эта борьба определяла тогда в основном все группировки за границей. Как же большевик Сталин оценивает эти бои? Как самый беспомощный эмпирик, как беспринципный практик: "буря в стакане воды; пусть, мол, лезут на стену; работай, остальное же приложится". Сталин приветствует настроение теоретического безразличия и мнимого превосходства близоруких практиков над революционными теоретиками. "Это, по-моему, к лучшему",-- пишет он по адресу тех настроений, которые были характерны для периода реакции и упадка. Мы имеем, таким образом, в лице большевика Сталина даже не политическое примиренчество,-- ибо примиренчество было идейным течением, которое стремилось создать принципиальную платформу,-- мы имеем слепой эмпиризм, доходящий до полного пренебрежения к принципиальным проблемам революции.

Нетрудно себе представить, какую головомойку получила злополучная редакция "Зари Востока" за опубликование этого письма и какие меры были приняты в общегосударственном масштабе для того, чтобы такие письма не появлялись в дальнейшем.

6. В докладе на 7-м пленуме ИККИ (1926 г.) Сталин

следующим образом характеризовал прошлое партии:

"...Если взять историю нашей партии с момента ее зарождения, в виде группы большевиков в 1903 году, и проследить ее последующие этапы вплоть до нашего времени, то можно сказать без преувеличения, что история нашей партии есть история борьбы противоречий внутри партии... Нет и не может быть "средней" линии в вопросах принципиального характера..." Эти внушительные слова направлены против идейного "примиренчества" по отношению к тем, против кого Сталин вел борьбу. Но эти абстрактные формулы идейной непримиримости находятся в полном противоречии с политической физиономией и политическим прошлым самого Сталина. Он был, как эмпирик, органическим примиренцем, но именно как эмпирик он своему примиренчеству не давал принципиального выражения.

7. В 1912 году Сталин участвует в легальной газете боль

шевиков "Звезда". Петербургская редакция, в прямой борь

бе с Лениным, ставит сперва эту газету как примиренчес

кий орган. Вот что пишет Сталин в программной редакцион

ной статье:

"...Мы будем удовлетворены и тем, если газете удастся, не впадая в полемические увлечения различных фракций, с успехом отстаивать духовные сокровища последовательной демокра

тии, на которые теперь дерзко посягают и явные враги и ложные друзья".

(Революция и ВКП (б) в материалах и документах. Т. 5. С. 161 --162.)

Фраза насчет "полемических увлечений разных (!) фракций" целиком направлена против Ленина, против его "бури в стакане воды", против его постоянной готовности "лезть на стену" из-за каких-то там "полемических увлечений".

Статья Сталина вполне, таким образом, совпадает с вульгарно-примиренческой тенденцией цитированного выше письма его 1911 года и полностью противоречит позднейшему заявлению о недопустимости средней линии в вопросах принципиального характера.

8. Одна из официальных биографий Сталина гласит:

"В 1913 году был снова сослан в Туруханск, где оставался до 1917 года".

Юбилейный сталинский номер "Правды" выражается так же:

"1913--1914--1915--1916 гг. Сталин проводит в Туруханской ссылке".

(Правда. 1929. 21 декабря.)

И больше ни слова. Это были годы мировой войны, крушения II Интернационала, Циммервальда, Кинталя, глубочайшей идейной борьбы в социализме. Какое участие принимал Сталин в этой борьбе? Четыре года ссылки должны были быть годами напряженной умственной работы. Ссыльные ведут в таких условиях дневники, пишут трактаты, вырабатывают тезисы, платформы, обмениваются полемическими письмами и пр. Не может быть, чтобы Сталин за четыре года ссылки не написал ничего по основным проблемам войны, Интернационала и революции. Между тем тщетно стали бы мы искать каких-либо следов духовной работы Сталина за эти четыре поразительных года. Каким образом это могло произойти? Совершенно очевидно, что если бы нашлась одна-единственная строка, где Сталин формулировал бы идею пораженчества или провозглашал бы необходимость нового Интернационала, эта строка давно бы уже была напечатана, сфотографирована, переведена на все языки и обогащена учеными комментариями всех академий и институтов. Но такой строки не нашлось. Значит ли это, что Сталин совсем ничего не писал? Нет, это не значит. Это было бы совершенно невероятно. Но это значит, что среди всего написанного им за четыре года не оказалось ничего, решительно ничего, что можно было бы использовать сегодня для подкрепления его репутации. Таким образом, годы войны, когда выковывались идеи и лозунги русской революции и III Интернационала, в идейной биографии Сталина оказываются пустым местом. Весьма вероятно, что он в это время говорил и писал:

"Пускай они там лезут на стену и устраивают бури в стакане воды".

9. Сталин приезжает с Каменевым в Петроград к середине марта 1917 года. "Правда", руководимая Молотовым и Шляпниковым, имеет неопределенный, примитивный, но все же "левый" характер, направленный против Временного правительства. Сталин и Каменев отстраняют старую редакцию, как слишком левую, и занимают совершенно оппортунистическую позицию в духе левых меньшевиков:

а) поддержка Временного правительства, постольку

поскольку;

б) военная оборона революции (т. е. буржуазной рес

публики);

в) объединение с меньшевиками типа Церетели.

Позиция "Правды" тех дней представляет собой поистине скандальную страницу в истории партии и в биографии Сталина. Его мартовские статьи, явившиеся "революционным" выводом из его размышлений в ссылке, вполне объясняют, почему из работ Сталина этой эпохи войны не появилось до сих пор ни одной строки.

10. Приведем здесь рассказ Шляпникова (Семнадцатый год. Кн. 2. 1925) о том перевороте, какой произвели Сталин и Каменев, связанные тогда единством позиции:

"День выхода первого номера "преобразованной" "Правды"--15 марта -- был днем оборонческого ликования. Весь Таврический дворец, от дельцов Комитета Государственной думы до самого сердца революционной демократии --Исполнительного комитета -- был преисполнен одной новостью: победой умеренных, благоразумных большевиков над крайними. В самом Исполнительном комитете нас встретили ядовитыми улыбками. Это был первый и единственный раз, когда "Правда" вызвала одобрение даже матерых оборонцев либердановского толка. Когда этот номер "Правды" был получен на заводах, там он вызвал полное недоумение среди членов нашей партии и сочувствовавших нам и язвительное удовольствие у наших противников. В Петербургский комитет, в Бюро ЦК и в редакцию "Правды" поступали запросы: в чем дело, почему наша газета отказалась от большевистской линии и стала на путь оборонческой? Но Петербургский комитет, как и вся организация, был застигнут этим переворотом врасплох и по этому случаю глубоко возмущался и винил Бюро ЦК. Негодование в районах было огромное, а когда пролетарии узнали, что "Правда" была захвачена приехавшими из Сибири тремя быв

шими руководителями "Правды", то потребовали исключения их из партии". (Третий -- бывший депутат Муранов.) К этому надо прибавить следующее:

а) изложение Шляпникова перерабатывалось и крайне

смягчалось под давлением Сталина и Каменева в 1925 году

(тогда еще господствовала "тройка"!);

б) в официальной печати не появилось никаких опро

вержений шляпниковского рассказа.

Да и как опровергать? Ведь номера тогдашней "Правды" налицо.

11. Отношение Сталина к проблеме революционной власти выражено им в речи на партийном совещании (заседание 29 марта 1917 года):

"Временное же правительство взяло фактически роль закрепителя завоеваний революционного народа. Совет Р. и С. Д. мобилизует силы, контролирует; Временное же правительство -- упираясь, путаясь, берет роль закрепителя тех завоеваний народа, которые фактически уже взяты им. Такое положение имеет отрицательные, но и положительные стороны: нам невыгодно сейчас форсировать события, ускоряя процесс откалывания буржуазных слоев, которые неизбежно впоследствии должны будут отойти от нас".