— Здесь мне никто не мешает заниматься. Сравнительную анатомию я приготовил сидя здесь, но у меня остались еще зачеты.
Узнав, что с разрешения Иваницкого он может снова временно занять свой мавзолей, студент забрал книжки и помчался «домой».
Теперь уже открыто, без страха и упрека, он поселился в прежнем помещении, обязавшись охранять кладбищенские входы от искателей кладов и жилплощади, которая была для многих желаннее клада.
Охрана была безусловно необходима. Сотни бесплощадных претендентов на занятие стручковских развалин и кладбищенских катакомб, подгоняемые не остывшей еще надеждой найти настоящий клад, расположились лагерем между развалинами и кладбищем.
Через несколько дней после возвращения Лобанова в его «аппартаменты» вбежал с грозным видом упарившийся участковый надзиратель.
— Выезжайте! — крикнул он по привычке.
Лобанов облегченно вздохнул и с видом радушного хозяин пригласил гостя сесть на чурбак.
— Испугали вы меня, товарищ! — сказал он. — Я уже думал, что меня снова арестовывают. Хотя в тюрьме и хорошо жить, спора нет, а дома — лучше. Вам не известно, что я живу здесь на законном основании?
— Коли так, — сказал участковый, — вы все равно, что домовладелец, обязаны в трехдневный срок завести дворника, чтобы он содержал дорожки в порядке и мне был помощником. А вас налогом обложат.
— Бросьте, товарищ! — улыбнулся Лобанов, — Я сам служу вроде дворника. С завтрашнего дня я зачисляюсь на службу в качестве ночного сторожа четырех мавзолеев. А вам я помогу. Ручаюсь, что скоро уберу отсюда всех «кочевников».
И Лобанов сдержал свое слово.
Забросив на месяц университетские занятия, Лобанов с утра до ночи носился по учреждениям и разговаривал, с «кочевниками».
И когда выпал первый снег, на пустошь рядом со стрючковскими развалинами начали свозить строительный материал для возведения первого дома вновь организованного жилищно-строительного кооператива.
Большинство прежних искателей клада были безработные и теперь получили работу на постройке. Работали с остервенением, потому что строили собственный, кооперативный дом.
Стручков, быстро оправившийся от пережитого потрясения, уехал в деревню, получил там надел земли и в настоящее время усердно занимается огородничеством и пчеловодством. Больших успехов он достиг в селекционных работах. Ему удалось вывести замечательный сорт гигантской кормовой свеклы. Характер его нисколько не изменился, но у него навсегда осталось сильнейшее отвращение к слову «клад»…
НЕОБЫЧАЙНЫЕ ПРИКЛЮЧЕНИЯ
БОЧЕНКИНА И ХВОЩА
СЕРИЯ ЮМОРИСТИЧЕСКИХ РАССКАЗОВ
В. ВЕТОВА
Удивительно незадачливый выдался этот год для нашего городка и для всего нашего уезда. Несчастья одно за другим так и сыпались на наши бедные головы, а началось с того, что в деревне Вязовке, под самым городом, в один вечер сгорело несколько дворов. После этого пожары в городе стали возникать до того часто, что наша славная городская команда была постоянно на-чеку. Она до того навострилась, что стала выезжать на пожар с быстротою молнии уже через каких-нибудь два, максимум три часа после тревоги…
Помимо пожаров, мы страдали от небывалой жары и засухи, с ужасом наблюдая, как крестьянский урожай погибал на корню от бездождья.
Несчастья этим не ограничивались. На железнодорожном мосту через речку Уперту, неподалеку от города, случилось крушение товаро-пассажирского поезда, шедшего в Москву, и это крушение даже сопровождалось человеческими жертвами.
Непосредственно после этой печальной катастрофы на наш город нашло новое страшное бедствие — жулики… У нас и дня не проходило без краж, которые носили довольно странный характер. Больше всего почему-то воровали домашних уток и гусей на городском пруду. У меня у самого там стибрили породистого гусенка. У гражданина Кобякова увели со двора его гнедую кобылу, а у парикмахера Улыбкина, жившего на берегу пруда, неизвестные жулики стащили поросенка.
Все эти бедствия приняли такие размеры, что нашей газетке пришлось отвести целую страницу под отдел «происшествия», и однажды там появилась бойкая статейка под заголовком «Милиционер, подтянись»… а между тем надо с полным беспристрастием констатировать, что наша милиция, возглавляемая энергичным начальником, была на высоте положения. Милиция из кожи лезла вон, чтобы зацапать воров, но воры были до того искусны, что оставались неуловимыми, и каждое утро какая-либо из домашних хозяек не досчитывалась на пруду либо пары уток, либо гусака.
Теперь при встречах друг с другом наши почтенные гражданки вместо обычных приветствий произносили совсем иные слова, как, например:
— Слыхали: Марья-то Николавна плачет, заливается!.. Нынче у нее вторую гусыню жулики сперли…
Или же:
— Шурупиха, несчастная, горькими слезами с утра рыдает. Селезень-то се улыбнулся нынче ночью… Беда, что творится!..
После таких приветствий хозяйки обыкновенно начинали охать и ругать милиционеров, а между тем два бдительных милицейских поста, выставленные начальством к берегам пруда, всю ночь не смыкали глаз и зорко следили за каждым появлявшимся гражданином.
Странно созданы обыватели… Не замечали ли вы, что в общественной и даже в собственной беде обыватель большей частью бывает инертен. Он любит ныть, хныкать и причитать, но мало способен на проявление энергичной самодеятельности, покуда его на это как следует не раскачают…
Наш симпатичнейший начальник милиции верно учел это обстоятельство и выступил в газете с красноречивым призывом к сознательности. Начальник милиционеров бросил в обывательскую «толщу» два красивых лозунга:
Все как один — на борьбу с паразитами!
Пора изжить обывательщину и разгильдяйство!
Читая эту заметку, мы с Семен Семенычем решили, что начмилиции во многом совершенно прав, и его призыв нашел самый живой отклик в наших сердцах. Мы были охотниками, а выслеживание дичи имеет много общего с выслеживанием жуликов.
Мы решили действовать самостоятельно и принялись вырабатывать план действий. Городской пруд снова должен был превратиться в арену, на которой в этот раз нам предстояло выступить в качестве благородных героев уголовной драмы.
Прежде всего мы с точностью установили излюбленные утками уголки пруда, где они обыкновенно ночевали. Главная масса уток и гусей ночевала на воде в самом углу пруда, с городской стороны, возле плотины. Другая группа собиралась на ночевку у заливчика, возле школы II ступени. Теперь к обоим этим местам на ночь выставлялись милицейские посты. Каким образом жулик мог незамеченным войти в воду выше колена и без всякого переполоха стибрить голосистую утку — было поистине непостижимо!..
— Владим Сергев, тут работает не простой жулик, а квалифициональный, — говорил Семен Семеныч. — Скорее всего, он ночью раздевается в парке на том берегу и там же входит в воду. Оттуда он тихонько подплывает к спящей птице, берет ее аккуратненько за лапку, тянет в воду и, будь здоров, прется с ней обратно.
Предположение Семена Семеныча было основательным. Конечно, никакой жулик не рискнул бы лезть в воду с городской стороны на глазах у милиционера. Поэтому мы решили взять под наблюдение противоположный берег, на котором широко раскинулся запущенный вековой парк екатерининских времен.