— Зашнуровывай покрышку!

Бот с заключенными в нем беглецами, подхваченный быстрым течением, уже несся, как щепка, скользя по черным волнам. Симон с головой ушел в акулью шкуру, лежа на спине ногами к Леру. Что-то хлестнуло по борту бота. Опять удар…

«Акулы!» — сообразил Симон. Внезапно он перевалился на живот. Струйка воды попала ему в лицо и потекла по шее. «Перевернулись!» — тревожно подумал он.

Это не было неожиданностью для Симона. Углубленная в виде плавника подводная часть бота только до некоторой степени препятствовала его опрокидыванию. При постройке Симон не мог придать боту большей устойчивости, так как не имел в распоряжении ни свинца, ни чугуна, из которых обыкновенно делается фальш-киль на так называемых килевых яхтах. Такой груз, подбитый вдоль всей нижней кромки подводного плавника бота, предохранил бы его от опрокидывания.

О том, что бот может быть быстро залит водой, Симон не беспокоился. Он вполне надеялся на плотность и прочность его шнуровки. Теперь нужно было лишь общими силами с Леру раскачать бот из стороны в сторону, чтобы вернуть его в прежнее положение.

— Леру! — крикнул Симон.

— Я, товарищ! — послышалось с другого конца бота.

— Раскачивай вправо! Раз, два!..

Снова Симон почувствовал, что перевернулся на спину.

Он осторожно распустил шнуровку. Над ним — чистое звездное небо. Симон расширил руками отверстие кожаной покрышки и просунул в него голову.

— Лежи, не двигайся! — крикнул он Леру и нащупал весло.

Бот бросало по волнам, как сигару. Вдруг он замедлил ход и замер… Симон вскочил.

— Расшнуровывай покрышку! — скомандовал он товарищу. — Нас вынесло в пловучую грязь[28]).

Симон посмотрел на компас:

— Ветер попутный, можно ставить парус.

Товарищи принялись за работу. Из грязи выбраться было нелегко. Как студень, облепила она бот жирной массой.

— Не сойти ли в воду? — предложил Леру.

— Что ты! Припадешь в этом киселе! Ветер дует от берега. Ставь мачту!

Пока Леру возился с парусом, Симон изо всех сил работал веслами:

— Подвигаемся вперед!

Все свободней и свободней становился ход бота. Симон выбросил за борт кусок скомканной бумаги. Брошенный комок остался за кормой, качаясь на черных волнах.

— Подвигаемся вперед!

Но вот, наконец, бот вырвался из грязных объятии гвианских берегов. Он свободно скользит по волнам, не хуже моторной лодки…

— Эх, если бы такая погода продержалась до рассвета! — говорит Симон.

Леру молчит, глядя на огромные морские валы. Светает. Небо заволакивается тучами. На горизонте появилась желтая полоска, предвещающая скорый восход солнца. Ветер крепчает. Зыбь становится все сильнее…

— Зашнуровывай покрышку. Нашей сигарке волны непочем, — весело говорит Симон, — за прочность ее я ручаюсь. Эх, черепахи, черепахи, что бы я делал без их щитов! Доставай хлеб, надо подкрепиться.

— Не хочется есть…

— У нас запасов хватит на неделю, ешь.

— Право, я не голоден, — говорит Леру, подавая кусок хлеба товарищу.

— Ты что-то приуныл, как я посмотрю.

— Нет, ничего. О своих вдруг подумал. На острове не думал, а вот теперь вдруг меня разобрало.

— Не время задумываться. Увидишься и со своими. А ну, потрави-ка шкот, — скомандовал Симон.

Парус выпятил брюхо. Ветер стихал и, когда взошло солнце, совершенно прекратился. Волнение уменьшилось, и к полудню море настолько успокоилось, что можно было взяться за весла.

— Если нам будет так везти до конца, то к вечеру мы пристанем к голландскому берегу, — сказал Симон.

— А ведь нас, должно быть, давно, уже хватились на Чортовом острове, — заметил Леру.

— А то как же! Конечно, хватились. Теперь уже и в Париже известно о нашем бегстве, — смеясь ответил Симон.

— А вы разве не опасаетесь погони?

— Чего?

— Погони, — повторил Леру.

— Погони с островов Спасения не бывает. Сторожам своя шкура дороже: не станут они гоняться за беглецами. Они знают хорошо, что вряд ли беглецу удастся переплыть стремнину, а если он и проберется к гвианскому берегу, то далеко не уйдет. Без огнестрельного оружия в джунглях долго не погуляешь. Пантеры, гиены, аллигаторы, змеи и другие хищники только и ждут случая полакомиться человеческим мясом. Почти все каторжники, убегающие с Гвианы сухим путем, пропадают в джунглях. Бегство — это целая наука, мой друг! — сказал Симон.

— Да, я в этом убедился, — подтвердил Леру. — Здесь нужно быть стратегом, тактиком, психологом и ученым.

— И не ученые бегут, да еще как! Неволя — великая академия, она из каждого сделает ученого, — сказал Симон. — Теперь я боюсь только двух бед: как бы нам не встретить англичанина[29]) или не попасть на остров Тринидад[30]), куда чаще всего выносит ветром и морским течением беглецов из Гвианы. Английская стража выдает без всякого разговора безразлично и уголовного и политического. У них с французским правительством на это имеется соглашение.

— Никак, судно! — воскликнул Леру, глядя на горизонт.

Симон нахмурился. Он отчетливо видел мачты, показавшиеся с северной стороны.

— Парусник! — воскликнул он.

Прошло несколько томительных минут, и судно скрылось за горизонтом.

— Пронесло! — облегченно вздохнул Леру.

— Неизвестно, быть может, в этом исчезнувшем судне было для нас спасение… — проговорил Симон.

До наступления темноты им не попадалось ни одного парохода. К вечеру посвежело. Пришлось убрать парус и зашнуроваться. Снова бот швыряло, как щепку. Безмолвно лежали оба беглеца, не будучи в состоянии двинуть ни одним членом. Оба сильно страдали морской болезнью и находились в полузабытье…

Первым пришел в себя Симон. Ему показалось, что он лежит на мягкой постели. Вокруг царит странная тишина… Что-то мерно постукивает вдали; шум этот то замирает, то снова усиливается. «Что это значит? — думает Симон. — Вероятно, это мне снится!» — и он силится проснуться…

Он поднимает голову и осматривается кругом. Над ним светится красноватым в сиянием электрическая лампочка, озаряя белую, блещущую чистотой каюту; На нем— чистая сухая рубашка, под головой — мягкая подушка. Тело прикрыто простыней и байковым одеялом.

«Где я, и что это такое?» — думает доктор.

Он вскакивает на ноги.

На верхней койке, расположенной над ним, лежит человек.

Симон приближает свое лицо к спящему.

Ноги его трясутся от волнения. Мысли путаются в голове. «Не сойти бы с ума!» — думает он.

Перед зеркальным умывальником тазу стоит графин с водой. Симон хватает его и делает несколько глотков. Вода освежает доктора. Он снова подходит к койке. Теперь нет уж сомнения— человек, лежащий на верхней койке, — Леру.

Симон не будит товарища. Он ложится на свою постель и, устремив глаза вверх, думает: «Где мы? Кто наши спасители— друзья или враги?»

Мерный такт, отбиваемый винтами, свидетельствует о том, что они находятся на пароходе. Их вытащили из воды и поместили в пассажирскую каюту. Враги не поступили бы так…

Наверху пробили склянки[31]). Три часа ночи. Вдруг Леру громко застонал. Симон бросился к нему.

— Леру, это я— Симон!.. Мы спасены, товарищ!..

Леру смотрел на него, широко открыв глаза. Его губы подергивались блуждающей улыбкой.

— Черепахи, смотри, черепахи!.. — указывая пальцем в угол каюты, проговорил он. — Какие они огромные!.. Симон, — голубчик, акула! Меня хватает акула!..