- Простите, - вторил ему баритон.

- Приказ есть приказ, - сказали они дуэтом, и дверь, заскрипев, закрылась. Светлый проем погас.

В подвале было сумрачно - свет едва проникал через зарешеченные запыленные оконца под потолком. Здесь пахло подгнившими овощами и плесенью - до последнего времени подвал использовался как овощехранилище для вивария.

А-Линь сгоряча несколько раз пробежался по подвалу, потом поднялся по ступенькам и сильно надавил рукой на шершавый металл двери. Безрезультатно!

А-Линь спустился вниз и присел на корточки, прислонившись к стене. Прохлада подвала вначале показалась ему приятной, но постепенно сырой холод бетона все глубже проникал в него. А-Линь, как и все фирболжцы, очень плохо переносил переохлаждение. Вскоре его стала бить крупная дрожь. Час спустя ученого посетила странная мысль, что в данную минуту его намного меньше стала интересовать перспектива ужасного захоронения во чреве коллег. Главным было то, что происходило с ним в сию секунду.

Он обхватил себя руками и принялся вышагивать по подвалу, стискивая челюсти, чтобы удержаться от животного лязганья зубами. Чтобы согреться, надо двигаться! Двигаться и двигаться! Но не сможет же он ходить всю ночь!

- Думай, А-Линь-доду! Ты же - умница! Думай, дорогой! - повторял он про себя на все лады. - Только это сейчас может тебя спасти! Только ум!

Но кто-то темный, скрывающийся в глубине мозга, с мазохистской злорадностью парировал:

- Ум - это только набор призрачно-неощутимых электрических импульсов в сложной сети нейронов. А власть - это нечто весомое, грубо-материальное. И заключал с леденящим душу хохотом: - Ум против власть имеющей глупости бессилен!

Спокойно, только спокойно! В чем сила интеллигента? Чем он может победить всех прочих? Он мыслитель-профессионал. Значит, надо использовать свои профессиональные преимущества. С чего начать? Вероятно, как всегда, с наиболее общей постановки проблемы. Для этого нужно охарактеризовать особенности ситуации и рассмотреть наличные возможности для преобразования исходной ситуации в желаемую.

А-Линь прислушался к себе. Мозг безмолвствовал. Что-то испортилось в четко функционирующем механизме. Когда он попытался хоть что-нибудь проанализировать, четко оформилась только одна мысль: "Ситуация крайне дурацкая!"

Где же выход? Что можно сделать? Да ничего... Нужен помощник извне.

А-Линь огляделся повнимательнее. В углу валялись разбитые ящики из тонких досточек. Он взял четыре ящика, поставил их друг на друга и понес к окошку. Почерневшие доски были покрыты скользкой черной слизью и резко пахли цвелью.

А-Линь взобрался на ящики и, держась за стену, едва удерживался на сконструированной им пирамиде. Ноги дрожали, ящики раскачивались и потрескивали. Он напряженно смотрел в матовое пыльное окно. Вначале никого не было видно. Потом появилась длинная, лениво вышагивающая фигура. А-Линь узнал сотрудника сектора биохимии, совершенно незаметного, косноязычного человека, постоянно "стреляющего" у коллег сигареты.

А-Линь постучал костянками пальцев в стекло и негромко - с достоинством - позвал:

- Эй! Эй!

Коллега продолжал вышагивать. Может быть, он просто не понял, что зов относится к нему? Как же все-таки его зовут? Проклятие! Забыв о всяком достоинстве, А-Линь взревел:

- Э-ге-гей!!!

На этот раз руководитель сектора нейрофизиологии был услышан сотрудником сектора биохимии. Он подошел к окошку и присел на корточки.

- О, это вы, А-Линь, - сказал он без удивления. - Вы здесь, оказывается. Где же они теперь овощи хранят? А знаете, я вас есть не буду. Не обижайтесь - не потому, что брезгую. Что-то в суставах ломота, и поясница ноет. Не выйду в эти дни на работу. Лечиться буду.

А-Линь был настолько поражен эмоциональной тупостью коллеги, что слова на мгновение застряли у него в горле. Он чувствовал, как все трещит и рушится у него под ногами - в прямом и в переносном смысле. Он покрепче ухватился за край окна и торопливо заговорил:

- Послушайте, доду...

- У вас случайно закурить не будет? - будто не слыша, перебил его коллега и тут же сам себе ответил: - Что это я спрашиваю? Если бы и было, как вы мне через стекло дадите? Совсем заработался! Да и приболел. Надо все-таки завтра дома остаться.

Он встал и продолжил свой путь, недоуменно бормоча:

- Чего мне в голову взбрело подойти? Он же вообще не курит.

- Стойте! - вскричал А-Линь.

Но тут противно взвизгнули гвозди, и ящики под его ногами с тихим треском распались. Потеряв опору, он грохнулся грудью на пол.

На несколько секунд А-Линь потерял сознание. Когда он пришел в себя, то такая безысходная тоска охватила его, что бывший руководитель сектора зашелся в басовитых рыданиях, похожих на икотку. Тому причиной были не столько физические страдания, сколько моральные. Как жестоко и бездумно попрано человеческое достоинство! В гамму переживаний вплеталось и горестное недоумение из-за осознания своей ненужности. Долговязый идиотик из биохимии - прекрасная модель всеобщего отношения к нему да и друг к другу тоже. О, как болит грудь! Только никого это не беспокоит.

"А если бы я умер от удара?" В голову ему пришла мысль, которая показалась ужасной и забавной одновременно. "Если бы я умер, им бы пришлось есть несвежее мясо".

Возбуждение быстро сменила апатия. А-Линь сел на пол в углу под окошком и, бессмысленно уставясь в противоположную стену, на которой вырисовывался отпечаток оконной рамы, замер. "Ну, и хорошо, - решил он. - Пускай я замерзну. Лучше замерзнуть, чем...". Додумывать он побоялся.

Так А-Линь сидел долго. Отпечаток окна сместился к другой стене и из желтоватого стал блеклым. Кто-то внутри А-Линя отметил, что наступил вечер.

Неужели то, что случилось сегодня и то, что случится завтра или послезавтра, случайность? А-Линь как ученый прекрасно знал, что случайностей не бывает. Значит, закономерность? Но какая закономерность в этом идиотическом происшествии? Судьба? А разве судьба и закономерность не одно и то же? Наверное, нет. Судьба бывает нелепой, закономерность никогда. Если то, что с ним случилось, считать закономерностью, то только в том смысле, в каком закономерно падение яблока с дерева. Хотя можно дать и другое объяснение падению: оно случилось, ибо предопределено. И законы тут ни при чем.

О Логос, зачем это суемыслие, к спасению не ведущее? Где выход? Я не вижу его своим слабым человеческим умом! Спаси меня, великий и мудрый Логос! Спаси!!!

А-Линь никогда не верил в Логоса, считал религиозные верования нелепейшей вещью. Но и ситуация, в которую он попал, была нелепейшей! И он продолжал бормотать импровизированную молитву, вплетая в канву ее все, что считал самым убедительным. Потом его озарило, что не логикой можно взять всеведущее и абсолютно мудрое существо, но чувством. И он начал горячо просить, для убедительности несильно ударяясь лбом о несокрушимый монолит стены.

Молитва не помогала, и он оставил ее. Он просто ждал - бездумно ждал, надеялся на чудо. Если не на божественное чудо, то на чудо случая.

Когда в подвале стало совсем темно, в окошко осторожно постучали тихонько, самыми кончиками пальцев.

А-Линь встрепенулся. Угасающая надежда вспыхнула с новой силой. Это была Миль-са. Фонарь, стоящий неподалеку, освещал ее лицо сбоку, высвечивая выбившуюся из-под шапочки прядь волос у виска. Жена, стоя на коленях, всматривалась в зеркальную черноту подвального окошка.

А-Линь вскочил на ноги и, забыв об осторожности, Крикнул:

- Я здесь! Родная моя! Ты нашла меня! Ты одна не забыла меня!

Миль-са приложила палец к губам и, сложив ладони рупором, раздельно заговорила в самое стекло:

- Не волнуйся. Все родные помнят о тебе и хотят помочь. Я сегодня обмотала полгорода. Пробовала найти знакомства. Помнишь Скотца-доду? Это муж моей двоюродной сестры.

- Как же, как же! - закивал головой А-Линь, с умилением вспомнив высокомерную и тупую физиономию дальнего родственника. Теперь он казался ему чрезвычайно симпатичным.