Глава 8. Пусть сверкает

Йен, размашисто шагая, вышел из лесу. Ударил ветку, что норовила хлестнуть по лицу, шагнул на дорожку, оттуда — в песок.

       По песку получалось идти не так размашисто, но ритм он держал. Сейчас самое важное — удержать ритм. Если собьется — упадет.

       Считалка помогала. Так веселее, так громче, даже если про себя — можно перекричать лишние мысли и ненужные чувства. Это оказывается, очень больно — чувствовать. Через меру, через край больно.

       Почему Нивен не предупредил?

       “Шел. Охотник. На скалу…”

       Слева — волны Мирдэна, которые больше не пугают, как раньше, теперь он помнит, в каком именно месте ловушка, но даже ее — не боится. Слишком много всего внутри, и он попросту не может бояться, не может чувствовать одновременно всё.

       Как люди справляются с таким?

       “Поднял черную стрелу…”

       Справа — густые заросли леса, который скоро снова начнет сохнуть и умирать, и в этот раз — навсегда. Так правильно, остров слишком стар, и время его пришло, и это нормально: всему сущему отведено свое время, даже Мертвым было отведено, и только он до сих пор здесь, он слишком упрям, чтоб уходить. И слишком зол.

       “Раз и два — враги убиты…”

       А вот и нужное здание. Отсюда они вышли сегодня утром втроем, сюда вернется он один. Ему нужно доделать дело — и можно уходить. Нивен не разрешил бы, Нивен сказал бы, что так нельзя, что это неправильно, он так чувствует. “Оставь это”, — посоветовал бы Нивен.

       Ну так — сюрприз, ушастый! Теперь не ты один чувствуешь!

       И что бы там ни чувствовал Нивен, Йен знал: всё случилось не только из-за зеленого урода, но и благодаря его подельнику.

       “Три-четыре — волки сыты…”

       Когда ты очень долго не чувствуешь боли, не знаешь о ней, не помнишь ее, а потом она наваливается вся разом, за все прошедшие века, за каждый пропущенный удар, а ты даже закричать не можешь, потому что то ли еще не вспомнил, как кричать, то ли вообще не знал, остается одно желание: уничтожить тех, кто сделал это с тобой.

       Начать, конечно, стоило бы с Даара. И не с людей — с богов. Но так уж вышло, что с богами разобрались, пока Йен был пустым, незаполненным сосудом. Короче говоря, богам повезло — они легко отделались.

       Остались люди. И Гонтар — ближе всех.

       “Пять и шесть — убил волков…”

       В общем-то, только жажда мести и заставляла сейчас идти. Не падать под невозможным давлением: будто небо упало на голову, обвилось вокруг шеи, свернуло, свернулось сытым удавом, и давит дальше, и все сильнее. И Йена почти не было за болью. И чтобы как-то себя обозначить — он считал.

       “Три-четыре — волки сыты…”

       Слова, хоть и звучали только в голове, отдавались звонким эхом, и это было хорошо — шаги тонули в белом песке, а ему хотелось идти сейчас четко и твердо, чтобы не свернуть. Потом будет легче, Йен знал, стоит только дойти, не упасть — и потом будет легче. Это только сейчас каждый шаг дается с трудом.

       “А ведь Рэй постоянно так ходит, — вспомнил Йен, — чеканит шаги. Ему что, всегда так?”

       “Да не-е, — возразил себе. — Дело в сапогах. Один уже перемотан, от второго, видать, тоже уже подошва отваливается, вот он и ходит — приклеить обратно пытается…”

       Йен ухмыльнулся.

       “Пять и шесть — убил волков, семь и восемь — жив-здоров…”

       По слову на шаг.

       По звенящему, чеканному слову.

       Ему оставалось пройти совсем немного, когда дорогу перегородили. Он не всматривался — не мог. Перед глазами были контуры, силуэты, остальное тонуло в красном свете — будто он уже залил все кровью.

       “А ведь я даже еще не начинал, детишки…”

       Двое вчерашних косматых противников. Или их родственники пришли драться? Их и так не различишь, а когда ты вдруг вспомнил, что из себя представляешь, и как тебе больно, то как-то и не до поиска отличий.

       И чего их принесло? Тот факт, что вчера он один уложил троих должен, как минимум, заставить задуматься, есть ли смысл подходить вдвоем. Йен поднял голову, постарался сосредоточить взгляд и второй раз бегло оглядел вставшие на пути фигуры. А-а… Мечи. Теперь он рассмотрел: они держали мечи наперевес.

       Думают, что мечи уравняют шансы? Идиоты…

       Нет, он даже за Веслом не полезет…

       Йен усилием воли отогнал боль, уставился ближайшему из подошедших в глаза, заулыбался, спросил:

       — Вот не могли раньше подойти? На пару секунд, а? Красиво бы получилось со считалкой. Теперь хоть заново…

       И задохнулся, не договорил, потому что опять навалилось — отогнать это надолго не получалось, и возвращалось оно каждый раз очень болезненно. Если б они атаковали сейчас, то может, даже что-то у них и вышло бы: на мгновение Йену показалось, что он и без посторонней помощи умрет — задохнется.

       Но они не атаковали, потратили пару бесценных мгновений на то, чтобы растерянно переглянуться.

       — Придется повторить, — Йен вдохнул, распрямился, снова улыбнулся и пошел вперед. — Пять… — короткий удар правой, ребром ладони по горлу — Нивен научил, — …и шесть, — подсечка налево, добивающий, ногой на шею, быстро, тяжело, до хруста. — Убил волков.

       Сделал несколько шагов вперед, не оборачиваясь. Не было смысла.

       Замер только на миг — снова с трудом перевел давшее сбой дыхание.

       Но пошел дальше. Каждый шаг — звенящее слово.

       “…семь и восемь,

       жив-здоров —

       Девять-десять —

       тебя — повесить”

       Вошел в распахнутые входные двери, взбежал по лестнице на четвертый, заново начал считалку, прошагал по коридору, ударил ногой в дверь — та оказалась открытой, распахнулась с грохотом — и вошел в знакомую комнату. Гонтар, сидевший за столом над бумагами, поднял голову. Его только что прищуренные глаза глаза стали увеличиваться. Все увеличивались и увеличивались.

       Йен наклонил голову набок — даже не бросился убивать сразу: интересно же посмотреть, до какого размера они могут дорасти.

       Глаза наконец остановились в росте, зато начал движение сам Гонтар. Медленно поднялся из-за стола, медленно вынул из-за пояса меч.

       — Всё? — уточнил Йен.

       — Ч-что… — начал тот.

       — Ты закончил? Теперь можно?

       Гонтар растерянно открыл и закрыл рот, и Йен решил, что можно. Прыжком оказался рядом со столом, перемахнул через столешницу, схватил Гонтара за горло, второй рукой — перехватил запястье, сжал, как умел — и тот, вскрикнув, выронил меч.

       — Обидно да? — доверительно спросил Йен. — Так долго доставал, старался… С другой стороны, хорошая новость: глаза у тебя все еще на месте, можешь делать их большими, когда захочется. Пока. Кто еще?

       — Что?! — прохрипел тот, вытаращившись вроде как испуганно, но немного возмущенно: очевидно, понимал, что на него напал монстр, но все равно хотел спросить у монстра: “Что ты несешь?!”

       — Кто еще знает о вашем маленьком заговоре? — объяснил Йен. — Я знаешь ли, нервничаю сейчас. Мне надо как-то, понимаешь… — повел головой, разминая шею, — напряжение сбросить…

       — У меня не было выбо…

       Йен сжал горло сильнее, встряхнул. Повторил почти равнодушно:

       — Кто еще?

       И подумал, что похож сейчас на Нивена, наверное. Нет, не внешне, внешне это надо сильно постараться, чтобы таким же чучелом стать… Но голос — такой же. И наверное, скоро таким станет взгляд. Так удобнее: если прикинуться мертвым, то как будто бы и не умираешь.

       Тебя как будто не разрывает на части все, что чувствуешь.

       У Нивена это сработало: ему нужно было как-то продержаться в борьбе с мертвым богом, и он продержался. А Йен — не продержится. Ему не с кем бороться. Да и оно его не разорвет, не сможет, потому что оно — это он. И он — бессмертен. Он будет жить вечно. Нет, не это тело, удобное и привычное, но всего лишь тело. Не тело — он будет жить вечно.

       Он, который выбрался когда-то на скалу из самого небытия, выбраться откуда даже Мертвым оказалось не под силу.

       Он, сгусток боли, злости, сдавленного смеха.

       И в третий раз повторил, уже сквозь зубы:

       — Кто. Еще?

       — Никого, — ответил Гонтар, слишком поспешно, как показалось Йену, если, конечно, можно сказать “поспешно” в случае, когда из человека приходится вытряхивать ответ в прямом смысле этого слова. — Никого больше не было!

       — Врешь? — спросил Йен.

       Гонтар, как смог, помотал головой. В светлых глазах стоял темный отчаянный ужас.

       Да, ему страшно. Да, больно. Но так упрямо сжал губы, будто боится, что скажет что-то не то. Что случайно вылетит чье-то имя. Защищает кого-то.

       А, плевать.

       Короткое, стремительное движение — отпустить запястье, вскинуть руку — и рывок, чтобы свернуть шею.

       Гонтар попытался ударить в последний момент. Глупый, ненужный выпад, короткий удар в грудь кулаком.

       Тело валилось на пол. Йен прижал ладонь к груди, почувствовал, как бухнуло сердце и вдруг понял: пора остановиться. Да, он бессмертен. Но если бы Гонтар ударил не кулаком — ножом? Йену нельзя погибнуть сейчас во время глупой драки, поддавшись глупым чувствам. Да, навалилось. Но придется потерпеть. Собраться с силами.

       Ему нельзя погибнуть сейчас.

       Не когда готов такой хороший план.

       И да, он может всё, но, черт побери, осторожнее надо!

       Сердце толкнулось в ребра еще раз. Живое и бьющееся. Таким его и стоит сохранить.

       Йен опустил руку. Тело, падавшее мучительно долго, свалилось наконец мешком к его ногам. Йен легко переступил его, прошагал к столу, открыл и закрыл ящик, второй, третий. Бросил взгляд на Гонтара, вернулся, присел над ним.

       — Нет… — пробормотал обшаривая его пояс, карманы. — Нет, чтобы положить все свои сбережения на какое-нибудь видное место… Вот не поверю, — ткнул пальцем ему под нос, будто мертвец мог увидеть, — не поверю, что у тебя тут не спрятаны кучи золота! Ты же владелец здоровенной таверны на Белом острове!

       Везде пусто.

       Как Нивен постоянно крадет кошельки, если эти скряги их всегда прячут?

       — Если бы я был кучей золота, где бы я лежал? — пробормотал Йен, оглядываясь по сторонам.

       Но в голове крутилось совсем другое. Теперь такое же звонкое и чеканное, как давешняя считалка.

       “Собраться с силами. Потерпеть…”

       Ладно, можно обойтись и без ворованных кошельков. Лучше поспешить убраться отсюда, пока не пришли еще желающие подраться. Он может быть хоть самым сильным богом — даже его могут ранить. Он должен быть — как всегда — самым умным богом.