Йен усмехнулся и легко поднялся. Дыхание вернулось в норму.

       Он вышел из комнаты так же быстро, потому девчонку, которая собиралась зайти, спасла лишь отличная реакция — могла бы и дверью в лоб получить. Кажется, та самая, которая с неизвестного перепугу заинтересовалась Нивеном. Она отскочила, вскинула голову и… Да, теперь он понял, с какого перепугу. И нет, тут ее уже ничто не могло спасти: Йен увидел в широко распахнутых глазах изумление пополам с ужасом.

       — Что, детка? — почти ласково спросил он, осторожно прикрывая за собой дверь, шагая к ней мягко, тихо. — Призрака увидела?

       Она точно не ожидала, что он вернется живым. А значит, знала, куда он ушел утром. А значит, была в деле. Это ее так старательно прикрывал покойный ныне Гонтар? Или был еще кто-то?

       Может, все они? Людям это свойственно — собираться в звериные стаи. Уж он-то знает.

       Но ему уже надоело с ними играть. Ему нельзя с ними играть — есть дела поважнее.

       — Нивен тоже в порядке, если ты о нем переживаешь, — доверительно улыбнулся ей Йен, помолчал, а потом будто между прочим добавил. — В отличие от Гонтара и зеленого парня. А в твои обязанности что входило? Соблазнять новоприбывших? Утомлять, выматывать? Проверять, насколько человек… ну, или нечеловек... одинок? Можно ли его сожрать так, чтоб никто не узнал?

       Она набрала было воздуха, чтоб ответить, а может, закричать, но он успел первым. Зажал ей рот, круто развернулся, удерживая ее второй рукой, втолкнул в комнату. Шагнул было следом, но замер в дверях. Она как упала — так и замерла, спиной к нему, уперевшись ладонями в пол.

       Йен постоял, разглядывая. Чего она ждет? Что он убьет ее так же, как остальных? Что сначала воспользуется ею?

       А вот пусть подождет!

       Он шагнул назад и захлопнул дверь. Выдохнул и легко зашагал прочь, к широкой дыре в стене — окну, как они тут все считали. А она пусть посидит рядом с трупом, подумает о своем поведении. Он же — слишком многое поставил на карту, чтобы рисковать, развлекаясь с ней. Да и сомнительное удовольствие — пользовать эту деваху. Впрочем, как и убивать ее… Это как на жабу наступить: смысла нет, а отмываться долго. К тому же — он проверил — от этого не становится легче дышать. Это даже скучно. Скучно и опасно: жаба может укусить в ответ и оказаться ядовитой. Они все слишком легко ломаются, а эта мелкая — и от одного взгляда может помереть, — но в то же время случайно могут сломать и его.

       А ему нельзя, никак нельзя ломаться, пока не сделает все, что нужно.

       А если еще и Нивен узнает, что он девку эту, потом проблем не…

       Йен остановился у окна и мотнул головой.

       Нивену еще о многом предстоит узнать. Хорошо, что он остался позади и без сознания. Главное, чтоб эльфийская родственница его подальше увезла. А он-то — пока очухается, пока будет ее бояться, пока с ней заговорить решится, пока слова подберет — не забываем, это же Нивен… В общем, Йен уже сделает все, что надо, пока Нивен решится заговорить.

       Он медленно стянул с себя рубашку. Штаны.

       Жальче всего — сапоги. Редко удается найти хорошие, легкие, удобные. С другой стороны, в Дааре он хотя бы знает, где искать.

       Разулся. Повел плечами, разминая. Взмахнул пару раз руками.

       Подумал, что если сейчас кто-то сюда придет, очень удивится голому мужику, делающему упражнения возле окна. Хорошо или плохо это будет — если его кто-то увидит? Если слухи о превращении дойдут до Даара раньше, чем доберется он? Это, конечно, никак невозможно, но в этом особенность слухов — они всегда распространяются невозможно быстро.

       Черт, как же он устал пытаться определить, хорошо или плохо!

       “Весело, — сказал Йен себе. — Если кто-то сюда придет и увидит меня — это будет весело”.

       — Ну, — сказал теперь вслух. — Полетели!

       Разбежался, толкнулся босыми ногами от гладкого пола, прыгнул в окно, раскинул руки-крылья — и взмыл.

       Мгновенная, режущая боль пронзила раскаленным железом сразу все кости в теле. И затухла так же быстро, как вспыхнула.

       До настоящей боли ей было далеко.

***

       Гости и жители Белого острова, сидевшие, лежавшие, бродившие по белому песку, плещущиеся в прибрежных соленых водах, поднимали головы и показывали пальцами.

       Огромная птица пронеслась над их головами — и, раскинув крылья, поймала ветер, помчалась над солеными водами Мирдэна.

       Ей долго смотрели вслед — а она все никак не исчезала из виду. Все сверкала алой точкой над водой. Казалось, Ирхан хочет, чтобы на нее смотрели: потому все свои лучи собрал в пучок и швырнул в алые перья.

       Пусть сверкают.

***

       Земля под ним качнулась. Порыв свежего ветра принес запах соленой воды.

       Женский голос что-то тихо бросил на незнакомом языке, ровный, струящийся, напевный, вплетенный в этот ветер.

       “Куда меня опять занесло?” — устало подумал Нивен.

       Это чертовский утомляет: падать в одном месте и приходить в себя в другом.

       Земля снова качнулась.

       Голос молчал, но Нивен не мог перестать повторять про себя прозвучавшее. Совсем не знакомое, не ему, наверное, брошенное, непонятное слово. Но голос — голос казался знакомым.

       Где он слышал его? Откуда знал?

       Нивен лежал на боку. При очередном крене того, что было под ним — он уже догадался, что это не земля, — Нивен уронил руку так, чтобы дотянуться до кинжала под плащом. Взялся за рукоять и осторожно открыл глаза.

       Она сидела напротив, смотрела прямо на него, так что дальше он не думал. Это уже было слишком.

       В момент рывка он вспомнил — и голос, и смутно знакомый жест той девчонки из таверны. Так же представилась когда-то и она: приложила руку к груди, произнесла имя.

       Аэйлар.

       Проблема только в одном: это не может быть она. Здесь, сейчас ее не должно быть рядом с ним, а его — на этой дивной посудине посреди Мирдэна.

       Нивен толкнулся в дно лодки, чтобы сесть, вышел на колено, выбросил в ее сторону руку с кинжалом. Естественно, он хотел не убивать — просто выяснить, что происходит, но давно уже знал: когда угрожаешь оружием, тебе гораздо быстрее и понятнее все объяснят.

       Тот, кто создал это видение, залез в его голову так глубоко, как не залезал он сам. До этого момента. Кто-то знал, как сильно похолодеет все внутри, если он увидит ее снова. Как оборвется дыхание, которого и так уже почти нет.

       Она перехватила его руку, рванула вниз, прижала к деревянной палубе, подалась вперед, совсем близко. Продолжая сжимать его запястье. Нивен почувствовал острие ее ножа у своей шеи, но это было не так страшно, как то, что ее глаза были очень, очень близко.

       — Замри! — выдохнула она ему в губы.

       — Ты меня держишь, — напомнил Нивен, не отрывая от нее взгляда. — Так что замер.

       Голос прозвучал глухо, хрипло, по-человечески: Нивен испугался окончательно. Он вдруг понял, что это никакое не видение. Что это не Лаэф с Ух’эром развлекаются — он и в самом деле в лодке, с ней, и она в самом деле держит его руку. Холодная железная хватка. Почему-то именно эта хватка — не глаза, не дыхание — хватка убедила его.

       — Я спасаю тебя, — мягко сказала она.

       В чем-то она была похожей на Йена: голос смягчился, взгляд остался ледяным и колючим. Нивену жутко хотелось опустить глаза и посмотреть на ее руку. Почему-то казалось, увидь он руку, все станет до конца реальным. Или рассыпется в пепел.

       Нужно просто увидеть руку.

       Но он не мог — ее взгляд не отпускал.

       На мгновение ему жутко захотелось вернуть Лаэфа — просто, чтобы не чувствовать себя человеком рядом с ней, совсем нечеловеческой.

       “Шучу”, — быстро сказал он тьме внутри. Тьма не ответила. Тьмы давно уже там не было, но привычка говорить с ней осталась. И каждый раз, когда никто не отвечал, Нивен вздыхал с облегчением. Иногда ему казалось, что это обман, шутка. Что Лаэф никуда не ушел, не исчез — затаился внутри, чтоб ударить в самый неподходящий момент.

       Чтобы когда Нивен окончательно поверил, что свободен, заговорить.

       — Спасаешь? — переспросил он. — А надо?

       Она все смотрела, пронзительно, пристально, изучающе. Нивен разозлился.

       “Понравился? — сердито подумал он. — Ладно. Смотри. Хочешь — смотри!”

       В гляделки она играет! Он черт знает где, посреди Мирдэна, на каком-то корыте, как сказал бы… Йен!

       — Где Йен? — спросил он, оторвался наконец от нее и огляделся.

       Корыто было узким, мелким. Йен бы сюда уже не влез. Одна большая волна — и не будет больше корыта. И надо будет уже их обоих спасать.

       Аэйлар поняла, что он наигрался, разжала пальцы, отстранилась, но не отвела взгляда — Нивен чувствовал. Он медленно вернул кинжал на место, продолжая осматриваться слишком старательно — ничего, кроме волн вокруг.

       Растер запястье второй рукой. Сел поудобнее, уперся спиной в борт, обхватил колено. В конце концов, если им повезет не перевернуться, то до берега плыть долго.

       — Твой друг не пошел с тобой, — ответила она.

       — Жив? — Нивен снова уставился ей в глаза. Пусть еще поиграет, если хочет, но сейчас ему нужно увидеть. Ответ на вопрос будет во взгляде, не в словах.

       Впрочем, кто его разберет, этот острый взгляд.

       — Да, — кивнула она. — Он жив и он не пошел с тобой.

       — Я тоже не слишком пошел, — напомнил Нивен.

       — Остров украл твое дыхание… Не смог жить, потому что твой друг его убил, но и вернуть дыхание не смог. Надо было сначала вернуть! Почему вы этого не сделали?

       Кажется, она злилась теперь. Впрочем, взгляд был все тем же, просто ровный напевный голос стал чуть жестче.

       — По-твоему, мы умеем общаться с островами? — возмутился Нивен. Ему не хотелось, чтоб она сердилась. Не на него. — Убеждать их отдавать дыхание? К тому же — по-моему, я дышу, и ничего…

       Он осекся, потому что Аэйлар опустила взгляд, спрятала под длинными светлыми ресницами. Это было неожиданно — когда тебя вдруг прекращают изучать и прячутся сами. Зато он наконец смог рассмотреть ее: белая кожа, тонкие губы, острые скулы, высокий лоб, светлые воздушные пряди…

       Светло-серая походная одежда, туго обтянутые тонкие плечи, грудь, талия. Ножи на перевези, высокие мягкие сапоги. Мелкая, хрупкая, совсем юная. Девчонка девчонкой, разве что Иная.