— Несмотря на то, что Аэйлар просит о другом? — заговорил второй.
“А вот и папа”, — решил Нивен. Впрочем, без разницы. Если он сейчас отвернется, а Иные поменяются местами, он снова не поймет, кто из них где.
— Аэйлар добра ко мне... — начал Нивен. Но не успел подобрать слов, чтоб объяснить, почему же тогда он не хочет выполнять ее просьбу остаться. Первый эльф вскинул руку, призывая к тишине. И продолжил.
— Ты не поможешь. Ты можешь идти сейчас.
“Вежливо выставляют, — понял Нивен. — Что делать теперь? Что бы сейчас говорил Йен?”
Йен бы говорил много и убедительно, красочно и бессмысленно. Нивен многому у него научился. Но — не говорить.
Ладно, придется общаться, как умеет. Остается надеяться, что Иные поймут и так. Раз в Совете — то, вроде как, не дураки должны быть. С другой стороны, их в бусы, было дело, засунули. Так что тут — как посмотреть…
Они ничего молчали, и молчание было ледяным, как и их взгляды. И ледяной ветер гулял по поляне — видимо, на случай, если Нивен вдруг не понял, насколько ему здесь не рады.
— Я могу идти, — согласился он. — Вы можете меня выгнать. Ваш лес, ваши правила. Но что-то не так. И вы не можете это исправить. Потому — что вам терять?
Они не ответили, но и не проткнули ничем: ни мечом, ни взглядом. И даже не вытолкали прочь, натравив на него послушный им ветер. Молчали, ждали.
— Аэйлар считала, я смогу помочь, — напомнил Нивен. — Вы отправили ее за мной, значит, тоже так думали. Что изменилось?
— Она отправилась по собственному желанию, — возразил ее отец. Кажется, ее отец.
Они же местами не менялись?
— А изменился — ты, — снова заговорил главный. — В тебе нет силы, ты сам едва жив.
— Та сила была темной, — дернул плечом Нивен. — Я ее изгнал. А едва жив — потому что победил кровожадный живой остров, — обвел их взглядом и повторил. — Остров.
И твердо отрезал:
— Я не слаб. Я — Нивен.
“Кусок темной пустоты”, — шепотом подсказал Ух’эр в голове и заливисто расхохотался.
Эльфы молчали.
Йен бы сейчас расхваливал себя. Нивен не умел хвалиться, но все когда-нибудь бывает впервые, так?
Чем Йен завершил бы рассказ?
— В моем мире обо мне ходят легенды, — напомнил Нивен. — Рассказывайте, в чем проблема. Узнаете, почему.
Холодный ветер лег под ноги. Эльфы переглянулись.
— Что вам терять? — спросил Нивен.
— Ты просишь Совет говорить с тобой, — напомнил главный. — Ты даже не Иной. Совет не говорит и с Иными без крайней на то необходимости.
— Вы уже говорите, — дернул плечом Нивен. — А необходимость, — развел руки, демонстрируя лес вокруг себя, — вот она.
Они снова переглянулись, теперь смотрели друг на друга дольше. Будто беззвучно говорили о чем-то. Кто их знает, этих главных, может и правда говорили.
— Хорошо, — сказал наконец главный. Приложил ладонь к груди и едва кивнул. Представился. — Ар’кеонналэрен. Глава Совета Высших. Ты — Нивен, можешь молчать. Ты прав, Запретный лес теряет силу. Со времени того самого боя, в котором ты и твой друг... участвовали.
— Вытащили вас из бус, — подсказал Нивен.
— То было ожерелье Кхаоли, — холодно поправил Арк… как там его.
Нивен уважительно кивнул. Ухмылку сдержал. Всё, хватит прикидываться Йеном. Еще одно лишнее слово — и эльфы передумают говорить.
— К ней, к Праматери Кхаоли, мы обращались за помощью, — после паузы продолжил главный.
Нивен молча поднял бровь, но ничего не спросил — чтобы не ляпнуть лишнего. Она жива, что ли? Или они с мертвецами тут беседуют?
Арк объяснил:
— Существует Ритуал. Каждый Иной, становясь членом Совета, должен спуститься в Темные земли небытия, где обитает дух Праматери. Она дает знак, слово, подсказку — и это слово Иной приносит в мир. Даонхаллеген когда-то принес ожерелье — то самое, в которое заточил нас. И этим нарушил заветы — только дыхание матери, только ее слова можно забирать из Темных земель. Даонхаллеген был… Слишком самоуверен. Как ты… — и снова ледяной взгляд и вместе с ним — порыв ветра в лицо. Словно пощечина.
Нивен сдержался — не разозлился.
Да и на что злиться? На ветер?
— И что ваша… — чуть не сказал “мама”, но опять сдержался, — …Кхаоли? Помогла?
Иной покачал головой. Ответил неожиданно тихо и глухо — только что голос звенел, журчал ручьем, а теперь — упал камнем.
— Они не вернулись. Ни один из них. Совет все еще состоит из Шестерых. Каждый раз мы выбирали достойного, каждый раз он уходил в Темные земли — но не возвращался.
Он замолчал надолго. Глядел пристально. Нивен выдержал взгляд.
— Это всё, — сказал наконец Иной. — Вопросы?
— Да, — кивнул Нивен. Держаться уже не было сил. Он показал пальцем на венок Иного и спросил. — Это у вас короны?
Тот стремительно выхватил меч, в мгновение ока оказался рядом. Меч зазвенел, запел в воздухе, почти как Весло, и замер у самой шеи Нивена.
“Молодец, идиот! — подумал Нивен сердито. — Йен бы тобой гордился!”
Интересно, где Йен сейчас? Что с ним? Надо поскорее разобраться с их богинями и бусами — и пойти помочь придурку. Он, конечно, силен, так что не помрет. Но в том и дело. Кажется, он слишком силен.
Нивен помнил, как сам был слишком силен.
Ничего хорошего из этого не выйдет…
— Ладно, — он поднял руки, — плохой вопрос. А вот хороший: может, вам отменить ритуал, раз он так опасен? Может, ваш Даон… халлег… Сломал что-то в Темных землях, и теперь туда ходить не надо?
— Даонхаллеген, — четко повторил Иной.
Нивен едва кивнул: сильно головой махать не стоило — лезвие все еще было у шеи.
— И мы, и Запретный лес — душа, дыхание Праматери Кхаоли, — так же четко, очень медленно и внятно, видимо, чтоб даже до Нивена дошло, заговорил Иной. — Раз лес умирает, что-то не так с ней. Раз лес умирает — умираем и мы. Раз от нее не возвращаются — возможно, умирает она.
Он убрал меч и окинул Нивена неожиданно усталым, не холодным, не злым, просто усталым взглядом.
— Так скажи мне, убийца богов, какая от тебя польза, когда никого уже убивать не надо?
— Сначала убери меч, — посоветовал Нивен.
И как только лезвие вернулось в ножны, продолжил:
— Вы бусы женщине отдали?
Меч вновь взвился, свистнул, звеняще пропел и замер у шеи.
— Да что ж такое… — сокрушенно пробормотал Нивен.
— Мы нарушили все мыслимые правила, разрешив тебе говорить с нами! — процедил Иной. — Чтобы дать тебе возможность насмехаться?
Нивен медленно поднял палец. Осторожно отодвинул лезвие от шеи, глядя прямо в глаза Аркеон… как его там... Проговорил так же медленно — чтобы теперь дошло до Иного.
— Ваш Да-он-халлеген взял из небытия что-то, что нельзя было брать. И не вернул. Это могло нарушить равновесие.
“Или женщина разозлилась и тоскует по бусам… В небытии, небось, не слишком много развлечений… Сохнет по ним — и весь ваш лес сохнет”.
Этого вслух не сказал. Иные не имели дело с богами так близко, как имел он. Им трудно будет объяснить, что боги — существа мелочные, вредные и капризные…
Впрочем, и первый аргумент подействовал.
Иной опустил меч и отступил на шаг.
— Мы думали об этом, — мрачно сказал он. — И посылали наших братьев не с пустыми руками. С дарами, с вещами, наделенными силой, омытыми жертвенной кровью… Впустую. Так что если у тебя нет других идей…
— Нужно вернуть то, что забрали, — дернул плечом Нивен. — И ничто другое. Так работает равновесие.
“Женщина бусы потеряла, а вы ей какие-то кровавые штуки таскаете…”
— Но твой друг уничтожил ожерелье, а осколки… Их не найти на поле битвы, не собрать. Тогда было не найти, а сейчас — тем более.
— А вы искали? — спросил Нивен.
— Когда забирали раненых, — кивнул Иной. — Мы осмотрели землю. Но не нашли ничего. Мы надеялись, ожерелье ушло в небытие, вернулось к Праматери… Может, и вернулось. Мы точно не знаем, в чем именно дело, и связано ли происходящее с ожерельем.
— Но других вариантов у вас нет, — Нивен пожал плечами. — Значит, надо поискать его еще раз.
— Это не наши земли, — покачал головой Иной. — Мы там бессильны.
— Давайте я поищу, — предложил Нивен.
Иной отступил на шаг. Оглянулся на своих. Потом кивнул. И легко согласился:
— Иди. Может, в этом твоя сила. Ты везде чужой, потому любая земля — твоя.
— Ну, не любая... — задумчиво пробормотал Нивен. — В Нат-Кад меня, наверное, не пустят. Там еще три башни осталось.
— Иди! — тверже повторил Иной и даже ткнул пальцем в сторону, куда идти.
Нивен круто развернулся и зашагал прочь.
Стоило ему покинуть поляну, а широким древесным стволам — сомкнуться за спиной, как натолкнулся на Аэйлар. Она выскочила наперерез, как те пушистые зверьки, схватила за плечи и всмотрелась в глаза. Прошептала:
— Что ты сделал? Тебя изгнали?
— Нет, — честно ответил Нивен. — Отправили за бусами.
Она растерялась. Ослабила хватку, сделала шаг в сторону, и Нивен двинулся дальше.
Аэйлар неуверенно переспросила в спину:
— За бусами?
— Ожерелье, — бросил Нивен через плечо.
— Какое… — она осеклась, чтобы спросить о другом. — Ты вернешься?
Тревожно, напряженно, но все так же — мягко и нежно.
Нивен развернулся, чтоб увидеть ее. Кивнул. Завершил разворот и зашагал прочь по тропе.
Все по плану. Сначала спасем эльфов.
Потом — Йена.
***
Алеста ютилась в тесной комнатушке на первом этаже замка. Так она попросила когда-то — здесь чувствовала себя спокойнее. А еще попросила Пса. Тот жил тут же, рядом с ней, бросался на всех подряд и заметно недолюбливал Тейрина. Потому сюда редко кто ходил. А Тейрин, прежде, чем идти к ведьме, посылал стража с предупреждением, и Алеста успевала куда-нибудь спрятать своего ручного монстра.
Тейрин вошел в комнату.
Алеста, как часто бывало, сидела низко склонившись над столом — вчитывалась в рукописи. Спутанные и грязные, черные волосы почти полностью закрывали лицо. Как будто так трудно помыть и расчесать! Или облик другой принять.
Время на одно и силы на другое у нее должны быть: ведьма ведь не слишком сильно занята в последнее время, почти не колдует, больше читает. Всё пытается найти что-то о своем драгоценном монстре. Не о собаке — если то существо, конечно, собака — о другом. О рыжем.