Глава 33. Водоворот

 Нивен поднял голову, когда почувствовал запах, гнилостный сладковатый аромат, всегда бродящий под руку с богом смерти.

       Из земли потянулись вверх дымные серо-зеленые струи, Нивен отпрянул. Он ожидал появления Ух'эра — нескольких капель крови и веры должно хватить, чтобы тот воплотился ненадолго — но в то же время не был готов к нему. Струи закружились, словно в танце, сплелись, устремились было вверх, но опали, растеклись над землей зловонным облаком.

       Из облака шагнул Ух’эр.

       Темные сапоги ступали по траве так же мягко, как ходил сам Нивен. Длинный плащ стелился по земле, и дым тянулся за ним, был его продолжением. Тонкие губы, измазанные кровью, кривились в победной ухмылке.

       Ух’эр был бледен, почти сливался цветом со своим облаком, но ступал твердо, четко, и даже хромота почти прошла — едва заметно припадал на ногу. Глаза все так же сверкали, и безумия в них меньше не стало, но появилось что-то еще. Победное, самоуверенное.

       Плечи казались шире, чем помнил Нивен, сам Ух’эр — выше.

       Возможно, потому что впервые за все время, что Нивен его знал, бог распрямил спину. Словно перестал прятаться.

       Он победил.

       Ну, или думал, что победил.

       Нивен ухмыльнулся ему в ответ.

       — Ты звал, — Ух’эр присел напротив, заглянул в лицо. — Одумался?

       — Не совсем, — осторожно ответил Нивен, и ухмылка Ух’эра изменилась: превратилась в болезненную гримасу.

       — Нужна помощь, — сказал Нивен.

       — Неужели? — Ух’эр справился с гримасой, выгнул бровь, хищно прищурился. — Я похож на того, кто оказывает насекомым помощь?

       Нивен дернул плечом.

       — Поможешь — поговорим об остальном.

       — А если не помогу? — Ух’эр подался вперед, оказался совсем близко, и Нивена обдало новой волной могильного смрада.

       — Крови надолго не хватит, — ответил Нивен, сдерживая желание отшатнуться: отшатываться было некуда, он и так вжимался спиной в спящего грифона. — Вернешься к себе. Останемся при своем.

       Ух’эр наклонил голову набок, всматриваясь в его глаза.

       Снова скривился, как от боли, резко поднялся и направился обратно к облаку. Кажется, начал хромать заметнее. И опять стал ниже.

       — Я могу согласиться на твои условия, — сказал ему в спину Нивен.

       Ух’эр остановился. Не оборачиваясь, протяжно вздохнул. Облако шарахнулось от его вздоха, деревья пошатнулись, листья на ближайших ветвях — потемнели.

       — Как вы мне надоели… — пробормотал Ух’эр и медленно развернулся.

       Скрестил руки на груди, замер, рассматривая Нивена.

       — Но сначала нужно разобраться, — договорил Нивен.

       Ух’эр ничего не ответил. Но и не вздохнул. И хорошо, что не вздохнул. Учитывая, что грифон, да и сам Нивен, и так полумертвы, один такой вздох может их добить.

       Бог нетерпеливо взмахнул когтистой ладонью, мол, продолжай, я слушаю. И вернул руки в скрещенное положение.

       — Нужно поговорить с Йеном, — объяснил Нивен.

       — По-го-во-рить?! — по слогам процедил Ух’эр.

       Нивен кивнул.

       — Я угроблю грифона, — сказал он. — И себя. Если соглашусь. Хочу знать, почему. Проведи меня к нему в сон.

       Ему казалось, предложение вполне резонное. Но Ух’эру, кажется, не понравилось. Он возмущенно втянул в себя воздух. Гневно блеснули расширившиеся вдруг светлые глаза. Казалось, он сейчас разразится бранью. Или лопнет изнутри.

       “Только не выдыхай! — подумал Нивен, размышляя, как быстро он сможет перемахнуть через грифона, если вдруг что. — Не выдыхай!”

       Ух’эр наконец справился с собой и по-лаэфовски прошипел:

       — Я вам что, сойка почтовая?!

       — Нам? — переспросил Нивен, прищурившись. С огромным трудом сдержал ухмылку. И не задал вопрос, кто еще додумался использовать бога смерти таким образом.

       — Так, — Ух’эр поднял палец, прерывая веселье — до боли знакомый жест — шагнул ближе, легко вздернул Нивена за воротник плаща, поднимая на ноги, выдохнул в лицо. — Уясни себе, мальчик с косичками, я тебе не помощник, я не буду…

       — Тихо! — теперь прервал Нивен и поднял ладонь перед самым носом Ух’эра. Глаза у того вновь расширились, брови изумленно поползли вверх.

       — Спрячься, — сказал Нивен.

       — Ч-что… — он так растерялся, что даже не рассердился.

       — Слышишь? — Нивен кивнул себе за плечо. — Сюда идет ребенок. Не хочу его пугать, он идет помочь.

       — Какой… — теперь Ух’эр перевел растерянный взгляд за его спину.

       “Хорош бог! — мысленно фыркнул Нивен. — Глухой, слепой и растерянный!”

       Но и об этом предпочел не говорить вслух. Сказал другое:

       — Испугаешь ребенка — он не поможет. Я не доберусь до Даара. Сделки не будет. Смысла не будет.

       — Ты хочешь, — Ух’эр снова перешел на злобное шипение, — чтобы я спрятался. А потом помог тебе. А потом — возможно — ты примешь нашу помощь?

       Нивен широко улыбнулся и кивнул.

       Ух’эр поморщился еще раз, посоветовал:

       — Не делай так, — объяснил. — Не улыбайся, — и разжал пальцы.

       Ноги все еще не держали. Нивен не упал только потому, что сполз на землю, привалившись спиной к грифону. Ух’эр все так же стоял над ним и смотрел сверху вниз. И чуть заметно ухмылялся — кажется, гордился тем, что нашел кого-то, чья улыбка может напугать больше, чем его собственная. Еще и сообщил ему об этом.

       "Молодец, — мысленно похвалил его Нивен. — Очень, очень страшный бог смерти".

       Ух’эр не знал, что Йен уже рассказал Нивену все, что можно, и о его улыбке, и о манере поведения, и о красноречии, и о многом другом. Это у богов, возможно, принято на подобные заявления кровно обижаться и страшно мстить.

       Нивен же — просто продолжил улыбаться, глядя теперь снизу вверх.

       — Почему ты считаешь, что я соглашусь на это? — спросил Ух’эр.

       — А у тебя выбора нет, — пожал плечами Нивен.

***

       Когда Итан вытащил на поляну телегу с ведрами, полными еды и воды, и наваленными на них шкурами, курьер сидел на поляне, привалившись спиной к грифону. В общем, остался в том же положении, в котором Итан его оставил. Разве что — странно улыбался.

       Странно и страшно: от этой улыбки, несмотря на то, что Итан был хорошо одет, пробрал озноб.

       Курьер, кажется, догадался: спрятал улыбку и серьезно спросил:

       — Не делать так, да?

       Только серые глаза продолжали улыбаться.

       Так, будто только что сделал что-то очень важное, очень трудное, и теперь очень собой доволен.

***

       На этот раз упасть получилось почти что мягко. Снег у подножья оборотневой скалы за миг до его падения вздыбился огромным сугробом, а когда Йен рухнул в него — рассыпался фонтаном белых крошек, сверкающих в лучах Ирхана. Из снега Йен поднялся человеком.

       Обращаться тоже выходило лучше — не ломило кости, не болело тело: немного неприятно, вот и всё.

       — Вот и всё… — повторил Йен вслух и поднял взгляд на пещеры.

       Они вновь прятались, по привычке, наверное. И хорошо, что прятались, потому что Йену совершенно не понравилось, как прозвучали его слова. Как прозвучал голос. Он действительно слишком устал за всем следить: за тоном, за словами, за собственными мыслями.

       Ему сейчас лучше быть подальше от всех. Чтобы ничего не сорвалось в последний момент.

       Он почти завершил партию.

       Это просто, как в крисс-край.

       Падение кубика. Отведенное время — клетки на ход. Нужно было успеть: просчитать, предугадать, ответить заранее. И кажется, он успел.

       “Тейрин бы оценил”.

       Йен окинул взглядом молчаливую скалу. Оттуда пахло кровью — слишком много раненых.

       Убитых они оставили в ущелье — у оборотней нет глупых человеческих ритуалов захоронения. Но скорбь — есть.

       Из пещер пахло кровью и скорбью.

       — Что дальше? — глухо спросили из-за спины. Йен еще миг потянул, глядя на скалу, чтобы вернуть на лицо жесткую ухмылку, и только потом — неспешно развернулся.

       Естественно, за спиной стоял Трас, который оказался тем еще живучим гадом — даже не поцарапался в драке. Хотя, скорее всего, на нем просто уже все зажило — как и на самом Йене.

       — Принц Каарэй попытается убить меня завтра на рассвете, — ответил ему Йен. — Для этого он придет на Большой утес. Я пригласил его.

       — А если не придет? — хмыкнул Трас.

       — А у него выбора нет, — пожал плечами Йен. — И дело даже не в том, что я его запугал. Дело в том, что я его знаю. Он — придет. И когда я его убью — сметем остальных даарцев.

       Тарс как-то задумчиво хмыкнул в ответ.

       Йен поднял брови.

       — До сих пор не веришь мне?

       — Возможно, я потерял слишком многих, чтобы верить, — мрачно ответит тот.

       Йен не увидел, но почувствовал — их уже слушают. В пещерах насторожились, навострили уши, некоторые наверняка опять высунулись, чтобы посмотреть.

       — Я тоже их потерял, — напомнил Йен. — Но разбил армию противника — как обещал. Выманил даарцев из-за стен — как обещал...

       — Пока я услышал лишь об одном даарце, — возразил Трас.

       — Остальные пойдут за ним, — пожал плечами Йен. — Они будут там. И после того, как я расправлюсь с ним — займемся его людьми. Вы тоже будете со мной. Но... — Йен поднял палец, выдержал паузу, это было важно, и хорошо, что его слушали сейчас все, они должны были услышать и запомнить именно это.

       Заговорил чуть громче, чуть четче и очень твердо:

       — Но битва с Рэем — моя. Ее должны видеть все, четко и ясно. Не коситься на утес в пылу схватки — стоять и смотреть. Пока я не закончу, не вступайте в бой, Трас. Мы и впрямь потеряли слишком многих. Без меня потеряем еще больше.

       Оборотень долго смотрел в глаза Йену. Потом медленно, задумчиво проговорил:

       — Что-то изменилось в тебе, Затхэ. Ты будто…

       — Устал, — подсказал Йен и подмигнул. — Именно потому я позвал его прийти завтра. Сегодня мы восстанавливаем силы. Все мы.

       Трас смерил его еще одним пристальным взглядом, кивнул и пошел прочь.

       Йен обошел скалу и медленно двинулся вверх по узкой, едва заметной под тонким слоем мелкой снежной крошки, тропе.

       Ее не было видно, эту тропу. Он просто знал, где она.

       Может, от этого он и устал — от того, что слишком много знал. Тело вновь было полным сил, гнев и ярость Затхэ вновь ворочались внутри, желая вырваться наружу прямо сейчас, но Йен — устал.

       Потому поднялся к своему камню на вершине. Там можно было просто отдохнуть в одиночестве.