Бурные аплодисменты, многие встают. Гвардейцы вводят в зал трех женщин.

Граждане делегаты, к нам прибыла делегация одиннадцатого округа.

В зале наступает тишина. Несколько делегатов идут навстречу женщинам.

Делегат. Гражданки, сама весна приходит с вами в ратушу.

Женщина. А как же!

Смех.

Граждане делегаты, я принесла вам послание. Оно короткое.

Возглас. У нее в руках не менее двадцати страниц!

Женщина. Не шуми, малыш, это подписи, их пятьсот пятьдесят две.

Смех.

Граждане делегаты! Вчера в нашем округе появились воззвания, призывающие нас, женщин Парижа, взять на себя посредничество в примирении с так называемым версальским правительством. Мы отвечаем на это: нет и не будет примирения между свободой и деспотизмом, между народом и его палачами. Место рабочих и работниц - на баррикадах. Еще четвертого сентября было сказано: за нашими фортами наши городские валы, за нашими валами наши баррикады, за нашими баррикадами - наша грудь.

Аплодисменты.

Мы вносим свою поправку в эти слова. За нашими баррикадами наши дома, за нашими домами наши снаряды.

Аплодисменты усиливаются.

Так говорим мы, граждане делегаты Коммуны, и при этом просим вас - не превращайте топор в лопату. Граждане, четыре дня тому назад взлетела на воздух патронная фабрика на улице Рапп, изувечено более сорока работниц, обрушилось четыре дома. Виновные не найдены. А почему на работу и в бой идут лишь те, кто сами того желают? Граждане делегаты, это не жалоба на вас, поймите нас правильно. Но, как честные гражданки, мы не можем не опасаться, что слабость членов Коммуны - простите, это место исправлено... что слабость некоторых - простите, я не могу это прочесть... здесь вычеркнуто... что слабость многих... Граждане делегаты, в этом месте у нас не было единства мнений...

Смех.

Итак, что слабость некоторых членов Коммуны может обратить в ничто все наши планы и надежды. Вы обещали нам заботиться о нас и о наших детях, я предпочту увидеть моего ребенка мертвым, чем в руках версальцев, но терять детей из-за вашей слабости мы не хотим. Пятьсот пятьдесят две женщины одиннадцатого округа. Счастливо оставаться, граждане.

Женщины уходят.

Варлен (вскакивает с места). Граждане делегаты, нам говорят, что жены версальских солдат льют слезы, но наши женщины не плачут. Допустите ли вы, чтобы наше бездействие выдало их врагу, никогда не останавливавшемуся -перед насилием? Несколько недель тому назад нам говорили здесь: никаких военных операций - они не нужны, Тьер не имеет войск, нельзя развязывать гражданскую войну перед лицом врага. И что же мы видим? Наша буржуазия без всяких колебаний вступила в союз с врагом Франции, и враг дал ей войска для гражданской войны: лапавших в плен крестьянских сынков из Вандеи, отдохнувших, нетронутых нашим влиянием солдат. Нет таких противоречий между двумя буржуазиями, которые помешали бы им тотчас же объединиться против пролетариата той или другой страны. Нам еще говорили: не нужно террора, какая же это новая эра, если террор? Но версальцы встали на путь террора и, чтобы не наступила новая эра, готовы истребить всех нас. Если мы будем разгромлены, то только из-за нашей мягкости, чтобы не сказать - беспечности, из-за нашего миролюбия, чтобы не сказать - невежества! Граждане, мы заклинаем вас: учитесь наконец у врага!

Аплодисменты одних, неодобрительные крики других.

Риго. Граждане, если вы перестанете надрывать голосовые связки, призывая щадить смертельного врага, вы сможете услышать грохот его пушек.

В зале наступает тишина. Слышится канонада.

Можете не сомневаться - враг будет беспощаден. Уже сейчас, когда враг готовится осуществить великое кровопускание, он наводнил Париж шпионами, саботажниками, провокаторами. (Поднимает портфель с документами.) Вот здесь имена - я неделями предлагаю их вашему вниманию. Архиепископ Парижа не только служит молебны. Директор Французского банка умеет распоряжаться деньгами, в которых он вам отказал. Форт Кан был продан версальцам за сто двадцать тысяч франков. На Вандомской площади, среди развалин памятника милитаризму открыто торгуют точнейшими планами наших укреплений. Наши разгневанные женщины бросают в Сену агентов врага, - может быть, вы предложите выудить их оттуда? В Версале убивают двести тридцать пять пленных гвардейцев и расстреливают наших санитарок. Когда же перейдем мы к ответным мерам?

Возглас. Гражданин, мы провели дискуссию на этот счет. Мы установили, что не намерены подражать врагам человечества. Они изверги, мы - люди.

Аплодисменты.

Варлен. Человечно или бесчеловечно - этот вопрос решается с помощью другого: чье государство, их или наше?

Возглас. Мы против государства, потому что мы против угнетения.

Варлен. Их государство или наше?

Возглас. Стоит нам перейти к угнетению, как мы уже не сможем отделить себя от него. А ведь мы боремся за свободу.

Варлен. Если вы хотите свободы, вы должны подвергнуть угнетению угнетателей. И поступиться своей свободой ровно настолько, насколько это необходимо. У вас может быть только одна свобода - бой с угнетателями.

Риго. Террор против террора, подавляйте, или вас раздавят, уничтожайте, или вас уничтожат!

Сильное волнение в зале.

Возгласы. Нет, нет!

- Это призыв к диктатуре!

- Завтра вы уничтожите нас!

- Они требуют расправы с архиепископом, но метят в нас, противящихся этому.

- Взявший меч от меча и погибнет. В ар лен (громко). А не взявший меч?

Мгновение полной тишины.

Возглас. Великодушие Коммуны еще принесет свои плоды! Пусть скажут о Коммуне: "Она сожгла гильотину!"

Риго. И сохраняла неприкосновенным банк! Великодушие! Граждане, Коммуна постановила обеспечить сирот, отцы которых погибли за Тьера. Она не отказала в хлебе вдовам девяноста двух убийц. Вдовы не стоят под знаменами, под которыми сражались их мужья, республика раздает хлеб всем нуждающимся, расточает ласки всем сирым. И благо ей! Пусть не говорят мне о равных правах для борющихся в нашем и в их стане. Народ сражается не как борцы на арене или торговцы на рынке, не как нации, соблюдающие интересы этих торговцев. Народ сражается как судья против преступника, как врач против рака. И все же я требую только ответить на террор террором, хотя мы одни имеем законное право на террор!