Глава 11

Джеймс не был поэтом и не отличался особым талантом выражать словами нежные чувства. Но поцелуи…

Поцелуи - это совсем другой язык.

Он легко и нежно касался её губ, давая ей время согреться в его объятиях. Лишь когда её губы приоткрылись, и их дыхание смешалось, он углубил поцелуй, притянув её ближе к себе с едва сдерживаемой страстью.

Её вкус напоминал о Рождестве. О бренди, сливовом пудинге, глинтвейне и хрустящем снеге. Он всё так же не любил Лондон, но Луиза ему нравилась.

Она крепко обвила руками его шею.

Да, она ему очень нравилась.

Он притянул её к себе и прижал к своему телу. Возможно, он мог бы оправдаться тем, что хотел её согреть. По правде говоря, он хотел её почувствовать. Ему это было необходимо. Ощутить формы её тела, дрожь её пульса.

Прервав поцелуй, они нежно соприкоснулись лбами.

– Мне не следовало этого делать, – неохотно произнёс он.

– Мы оба это делали.

– Да, но я не спросил разрешения.

– Я и не возражаю.

У него закончились оправдания. А они ему были нужны, иначе он мог зайти слишком далеко.

– Мы едва знаем друг друга.

– Можно это исправить. Собаки или кошки?

– Что?

– Ты предпочитаешь собак или кошек?

– Собак, – ответил он. – Чай или кофе?

– Чай. Осень или весна?

– Осень. Какой твой любимый цвет?

– Оранжевый.

– Оранжевый? Да его никто не любит!

– Именно поэтому я его люблю. Мои братья и сестры заняли остальные цвета, а я была полна решимости выделиться.

– В этом ты преуспела. – Он погладил её по щеке. – Просто блестяще.

Он полагал, что она наверняка покраснела от комплимента, но лунный свет не отражал оттенков розового. Её кожа, губы, глаза, волосы - всё было окрашено в серебристо-фиолетовые тона.

А фиолетовый был его любимым цветом. Что было странно, потому что вплоть до настоящего момента он любил зелёный.

Она прикусила губу.

– Джеймс?

– Да?

– Думаю, теперь мы достаточно хорошо знаем друг друга.

Луиза припала к его губам, и он принял приглашение, а затем, да простит его бог, пошёл дальше. Он осыпал поцелуями её шею. Руки блуждали по телу, и он поклялся себе, что сразу остановится, если она застынет или отстранится.

Но она не отстранилась. Когда он провёл рукой по её спине, у Луизы перехватило дыхание, и вскоре оно стало учащённым и горячим. Она впилась пальцами в его плечи, когда его рука скользнула вверх и коснулась её груди. Джеймс сжал ладонью грудь Луизы, согревая нежную плоть, и принялся поглаживать затвердевший сосок. Всё его тело напряглось от страстного желания.

«Ты - чудовище. Волк, набросившийся на белоснежного зайца».

Он не собирался позволять себе столько вольностей, но все его мысли и планы растаяли, словно снежинки, от тепла между ними. Они развели свой собственный костёр, языки пламени которого обжигали всё его тело. Снаружи и внутри.

Между ними что-то происходило, и это могло перерасти в нечто большее. Гораздо большее. Она будет хорошо смотреться как под ним, так и рядом с ним.

Джеймс снова заключил её в объятия, но на этот раз менее предосудительные... если не совсем целомудренные. Они целовались, снова и снова. Перед ними простирался извечный путь влюблённых, им не оставалось ничего другого, кроме как по нему последовать.

– Жаль, что нельзя остановить время, заморозив его, – проговорила она.

Он усмехнулся.

– Некоторые части моего тела точно заморозятся, если мы останемся здесь надолго. И мне в самом деле нужно отвести тебя домой.

– Да. Но в этом-то всё и дело. Как только ты отведёшь меня домой, всё закончится.

– Почему всё должно закончиться?

– Через две недели я отправляюсь на Джерси, а ты...

Бом! Вдали прозвучал звон часов.

Он выругался.

– Уже час…

Бом!

– Нет, два часа.

Бом!

Они в ужасе уставились друг на друга.

Бом!

Бом!

Наконец, наступила тишина.

– О нет, – Луиза прижала руку ко рту. – Пять часов утра? Моя семья, наверное, не находит себе места.

– Без сомнения. И сплетники придут в полный восторг.

– Ты боишься, что погубил меня? Через две недели я переезжаю на Джерси. Моя светская жизнь всё равно закончилась.

Как бы то ни было, он должен был кое-что объяснить её отцу…

Боже милостивый! Возможно, ему придётся сделать Луизе предложение.

Какое безумие. Но Джеймс начинал думать, что это не так уж и страшно.

На самом деле это может оказаться самым лучшим событием в его жизни.