— Дорогу перекрыли московский и тверской полки. Князь Данила Александрович сказал, чтоб ты, князь, приехал для переговоров или прислал кого из бояр.

Андрей хлестнул по сапогу плетью, процедил:

— Скотина...— И, неожиданно обернувшись, погрозил ей первому дозорному: — Збродни, говоришь? Пронзили, говоришь?

Видимо, из желания отвлечь гнев князя от своего товарища, «пронзенный» сообщил:

— Еще князь Данила Александрович сказал, что они уже зашли с хвоста нам и готовы ударить.

— Как? Уже с тыла?

— Ну да, так сказал Данила Александрович.

Андрей прошелся туда-сюда, нахлестывая голенище сапога. Потом приказал:

— Позовите ко мне боярина Акинфа.

И пошло по цепочке: «Акинфа! Боярина Акинфа к великому князю!»

Боярина долго не было, и, когда он приехал, князь Андрей выговорил ему:

— Где тебя носит?

— Я был в обозе, Андрей Александрович, проверял возчиков.

— Что их проверять?

— Так пьют, князь, а в пути разве можно? Этак и поклажу растеряют.

— Эй-эй! Куда? — заметил Андрей Давыда, направлявшегося с воинами по дороге.— Назад. Никакие там не збродни.

Завернув Давыдову сотню, Андрей сказал Акинфу:

— Езжай в сторону Юрьева. Там нам путь заступили московские и тверские болваны. Спроси князя Данилу, какого рожна ему надо? Кто его сюда звал? И пообещай, если не уйдет с пути, худо ему будет. Езжай, Акинф.

Данила Александрович, выслушав посланца великого князя, спросил:

— А ты как думаешь, Акинф, зачем мы здесь?

— Ну, думаю, не хотите пустить великого князя на Переяславль.

— Верно думаешь, Акинф. Князь Иван, уезжая в Орду, просил меня и князя Михаила присмотреть за его уделом. Вот потому мы здесь. И потом, у твоего князя, как нам стало известно, в задумке и Москву и Тверь тряхнуть. А? Не так ли?

Боярин пожал плечами, мол, не наше сие дело. Подошел князь Михаил Ярославич.

— Ну что?

— Да вот прислал Андрей Акинфа, грозит мне худом, если |1 с пути не уйду.

— Ну, грозиться друг другу мы все горазды. Токо Орде боимся язык показать. Ты сам рассуди, Акинф, кого мы тешим этим? А?

— Дьявола,— неожиданно негромко сказал боярин.

— Вот именно. Ты-то понимаешь, почему не скажешь ему об этом?

— Как будто он послушает.

— Он, окромя Тохты, никого не слушает,— заметил князь Данила,— Это его разлюбезный советчик.

Посовещавшись, князья отправили с Акинфом своего представителя Александра Марковича, наказав ему склонять * Аддрея к миру, ни в коем случае не унижаясь, но и грозясь в меру.

— Главное, чтоб он не вздумал опять звать орду,— наказывал Михаил Ярославич.— От него все ждать можно.

— Орду вряд ли он ныне позовет,— сказал Акинф.— Дю-| деня во Владимире все церкви пограбил, иконы ободрал.

Епископ и митрополит крепко пеняли за это Андрею Александровичу. Так что ныне он вряд ли решится.

Увидев подъезжавших, великий князь воскликнул с ехидством:

— Что? У Данилы кишка заслабила самому ко мне явиться?

На что Александр Маркович отвечал спокойно:

— Не след князьям самим в пересылы бегать, на это слуги есть.

Александр Маркович слез с коня, передал повод кому-то из отроков, поклонился великому князю.

— Велено мне, Андрей Александрович, спросить тебя, зачем ты снова ссору затеваешь?

— Я? Ссору? — усмехнулся Андрей,— Это они на рожон лезут. Я иду в свой родной удел — Переяславль.

— Но ныне это удел Ивана Дмитриевича, которого сейчас нет там. Если б ты ехал один со слугами, но ты ведешь целую рать. Зачем?

Разговор обретал нежелательную для великого князя направленность, а посему он велел Акинфу:

— А ну, отгони ротозеев, развесили уши.

— А ну, кыш,— пошел Акинф, отгоняя не только простых воинов, но и даже милостников князя.— Вам сие слышать не обязательно.

И, отогнав всех, даже сам не стал подходить, шадя самолюбие великого князя, которому сейчас московско-тверской посланец будет выговаривать от имени своих князей вещи не совсем приятные.

Дождавшись, когда все удалятся на почтительное расстояние, Александр Маркович продолжил:

— Князю Даниле Александровичу ведомо, что ты, пограбив Переяславль, намерен идти на Москву и на Тверь.

— Хых, все-то ему ведомо, чего у меня и на уме не было. Князь Иван, уезжая в Орду, сказал, что не всю дань собрал.

— Добирать дань ты бы мог, Андрей Александрович, послать данщиков, зачем самому с полком ехать?

— Ты, я вижу, Александр, наторел на злоязычии. За этим ехал сюда, чтоб меня срамить?

— Что ты, Андрей Александрович, этого и в помыслах не было. Я ехал с мыслью примирить тебя с братом и моим князем Михаилом Ярославичем, чай, оба оне не чужие тебе люди.

— Не чужие, однако ж встают на пути у меня.

— Бережения лишь ради, Андрей Александрович.

— Это под Юрьевом-то Москву и Тверь берегут? — усмехнулся великий князь.

— Но их просил князь Иван Дмитриевич, отъезжая в Орду, поберечь его удел.

— Ишь ты. А мне небось ничего не сказал.

Александр Маркович пожал плечами на это, заговорив о другом:

— Андрей Александрович, разве мало наши земли потерпели в эти годы? Голод сколько весей выкосил, какая нам корысть ныне заратиться меж своими? Дьявола тешить?

Он умышленно не напомнил о Дюдене, дабы не сердить Андрея, приведшего эту напасть на Русь, сказал лишь о голоде. Но и это раздражило великого князя:

— А ты че мне с советами суешься, Александр?

— Боже сохрани, великий князь. Я лишь передаю слова твоего брата князя Данилы. Как мне сказали, так я тебе и говорю. Я лишь пересыл. Изволишь что ты им сказать, я передам и твои слова точно.

— Они что, действительно послали отряд мне за спину?

— Ей-богу, не ведаю, Андрей Александрович. Они ж со мной не советуются.

— Ври, ври больше. Все ведаешь.

Князь прошелся туда-сюда перед посланцем, подергал ус, хмыкнул каким-то своим мыслям потаенным.

— Я с тобой ничего не хочу им передавать. Нас поле рассудит. Ступай.

Александр Маркович пошел к коню, которого в стороне держал отрок, поймал за луку, сунул левую ногу в стремя, взлетел в седло почти как молодой.

Великий князь смотрел ему вслед, пока он не исчез за поворотом. Подошел Акинф.

— Ну как они там? — спросил князь.

— Кто?

— Кто-кто. Данила с Михайлой.

— Здоровы, слава Богу.

— Черта ли мне их здоровье,— разозлился Андрей,— Как они вообще? Верно ли, что мне за спину отряд послали?

— Не ведаю, князь.

— Ну, заладили, вороны: не ведаю, не ведаю,— передразнил Андрей,— Вели своему сыну Давыду на наш хвост уйти для подзора, не явятся ли они там. Береженого Бог бережет.

— Хорошо, Андрей Александрович, скажу Давыду.

— Да вперед дозорных поболе пошли, да чтоб не дремали. Кто уснет, повешу.

Выслушав Александра Марковича, князь Данила спросил Михаила Ярославича:

— Ну что? Станем к драке готовиться?

— Погодить надо.

— Чего годить? Слышал, сказал, мол, нас поле рассудит.

— Мало ли что он говорит. Грозит. Что ему еще осталось?

— Почему-то он спрашивал меня, правда ли, что ему за спину отряд послали,— молвил Александр Маркович.

— А ты ему что?

— Не ведаю, ответил.

— А он?

— А он не поверил. Сказал: «Все ты ведаешь».

— Значит, боится он,— сказал Михаил,— Откуда ж этот отряд выдумал? Пуганая-то ворона куста боится.

— Может, действительно послать кого пошуметь у него за спиной. А?

— Погодить надо, Данила Александрович.

— Экой ты, Миша, годилыцик.

— Ну пошлем кого. Они сцепятся там с владимирцами. И все тогда. Заратимся поневоле. А это ж, чай, не 'татары, тоже русские.

— Боишься рати?

— Крови русской проливать не хочу, Данила Александрович, оттого и боюсь. Мы ж христиане. Под Дмитровой тогда уговорились. Почему здесь не попробовать?

Обе стороны, опасаясь нападения, усилили дозоры. И опять дозорные быстро снюхались между собой, а в одном месте владимирцы с москвичами разложили на поляне совместный костер и грелись возле него и даже чего-то жарили и жевали совместно, перемывая косточки своим князьям: