Так что же получается? Сокровища храмов существовали? Тогда почему храм Нмо стоит на скале совершенно пустой? А вдруг эгейцы выкинули собранные дары в Океан, пытаясь умилостивить морского бога, когда моря наступали? Именно. Отняли у небесного бессильного божества и отдали всемогущему морскому…

Платон судорожно сглотнул. За какой-то месяц Корман отыскал алмазов на десять миллиардов! Невероятно! Раз Океан так легко расстается со своей добычей, там, на дне, должны быть несметные сокровища. Археолог провел ладонями по лицу, пытаясь успокоиться. Будем надеяться, что людская мимика для эгейца не слишком понятна.

А тут и Стато вынырнул. Приполз и отдал Атлантиде оружие. Так и есть! Батарей в бластере не было.

– Твоих рук дело?! – спросил сурово профессор.

Нос у Стато задергался. Смущен! Так смущен, что и словами не выразить. При этом страж не опустил в смущении голову, как это сделал бы человек, а преданно, по-собачьи смотрел в лицо Платону.

– Зачем?! – возмутился археолог.

– Чтобы ты не подстрелил меня ненароком. «Чтобы уравнять наши шансы», – уточнил Атлантида.

– Разве ты не должен меня охранять?

– Должен… Но кто знал, что мы встретимся с веселистами? Раньше они на этом острове никогда не появлялись. А если бы вы нашли что-то интересное, вы бы попытались избавиться от меня.

– Интересное? Что ты подразумеваешь под словом «интересное»? И что здесь можно найти? Дно как будто вымели.

– Корман, он тоже ругался. Нырнет, поплавает, и ничего не достанет. Он даже землесос перестал с собой брать. И все больше времени просиживал в таверне. И… – Стато запнулся.

– И?

– А потом уехал…

Хитришь, Стато! Но хитрость твоя не стоит и кредита!

– Однако я кое-что нашел в отличие от Кормана. И ты поможешь поднять находку.

– Что нашел? – обеспокоился Стато. Нос побелел. Наверняка подумал про алмазы.

– Старинная плита лежит на дне. Плита с рельефом.

– А, плита… – Стато хрюкнул. Похоже на человеческий смех. Но Платон был уверен, что Стато не смеялся. – Плита – пожалуйста. Сейчас… Где?

Эгеец тут же нырнул. Пришлось лезть за ним и показывать, что именно поднять из воды. Иначе бы Стато, стараясь услужить, перетаскал бы на берег половину развалин затопленного города. Археолог при этом внимательно осматривал дно. Где могут быть остальные алмазы? Что если камни разбросаны хаотически по дну? Вряд ли… Должно быть какое-то морское хранилище, и профессор Рассольников его найдет.

***

Дерпфельд удивился. Не разыграл удивление, а именно удивился, слушая рассказ Платона о странном сражении. На что это могло быть похоже? На военное Учение, – вот первый ответ, который пришел на ум бывшему военному летчику. Учение, где сражаются на мечах?! В тридцатом веке! Глупая шутка! Уж скорее, это ролевая игра, местная планетная забава. И потом, все твердят о мирном нраве эгейцев. Что они безобидны, покорны, никогда никому не возражают. У них не было войн… И вдруг – мечи и сражение насмерть без видимой причины.

Профессору Рассольникову надоели постоянные заявления о мирных эгейцах, которые никогда не держали в руках оружия. Археолог бесцеремонно вытащил Дерпфельда из компьютерного кресла и повел в столовую. На полу лежала поднятая со дна плита с рельефом.

– Что скажешь? Я нашел ее сегодня на новом шельфе. Видишь – эгейцы дерутся. И не просто дерутся, а воюют. Убивают. Плита древняя, а рельеф – нет. Похоже на подражание или копию какого-то старинного изображения. Причем копию довольно точную.

– На основании одного рельефа ты разработал целую теорию?

– Я усомнился… Одного рельефа для сомнений вполне достаточно. А ты говоришь совсем как профессора Галактической Сорбонны.

Платон взял цифровую лупу и принялся рассматривать рельеф. Да, из груди воина, того, что справа, торчит обломок копья или дротика. А у его противника над головой значок. Если рассмотреть внимательно, похоже на цветок с восемью лепестками… Или четыре знака бесконечности. Вряд ли у эгейцев этот значок означает то же, что у людей. Но некую непрерывность, или какую-то сложную систему – вполне. Линия одновременно замкнута и связана узлом. Описывая восьмерку, ты совершаешь слишком сложные движения, невольно хочется задуматься: что это значит? Священные щиты Древнего Рима имели такую же форму. Залог непобедимости, неуязвимости. Знак вечности.

А может быть, на Эгеиде повсюду растут цветы с восемью лепестками? Спросить у Стато? Но вряд ли страж силен в ботанике.

Про алмаз Платон ничего Дерпфельду не сказал. Сержанту совершенно не обязательно знать. И Стато – тоже. В конце концов алмаз – это не археологическая находка.

ГЛАВА 5

ПОСЛАНИЕ КОРМАНА (продолжение)

Документ 5.

Островитянин 7 – центру.

(Совершенно секретно)

Как и Корман, гости могут напасть на след Джи-джиду. Полагаю, что их жизнь в опасности. Объект активизировался. Срочно требую подкрепления. Ждать дольше невозможно. Шахтерские работы проходят вблизи опасной зоны.

Так, чтобы Дерпфельд не заметил, и Стато не засек, Платон проанализировал находку. Он не ошибся. Алмаз пятнадцать с половиной каратов.

Атлантида едва дождался утра – бежать на берег и… Но о поисках нечего было и думать. Океан не на шутку взъярился. Мрачные, почти черные валы, волоча на горбах узорные пенные сети, неостановимо катились под днищем домус-блока. Пришлось поднять домус выше – пол сделался мокрым от летящей пены. Когда пошел дождь, задраили все окна и входные люки. Ветер выл в ветряках, заряжая генераторы. Дом Развернулся к ветру своей узкой стеной, но все равно Дрейфовал, все дальше и дальше уплывая от острова Волка. Дважды приходилось включать двигатели и возвращать домус на прежнее место. Платон расхаживал по дрожащему жилищу и ругался сквозь зубы. Ему представлялось, как волны выносят на берег груды алмазов. Несколько раз он заглядывал в ангар и с сомнением смотрел на глайдер. А что если… Нет. Буря тут же сметет легкую машину. Пришлось заняться делами прозаическими. Голограмму найденной плиты отослали смотрителю музеев в Столицу.

Ждать обиднее всего, когда ты в двух шагах от цели. Вместо того чтобы собирать на берегу алмазы, как грибы, Платон бессмысленно бродил по Интернету, побывал на сайте бредовых идей археологии, послал письмецо Елене, у профессора Биттнера спросил, что тот знает об Эгеиде. Профессор мило улыбался и говорил: «Ничего, мой друг!» Потом тахионная связь прервалась, и стало совсем невмоготу. А тут еще Стато (весь день он, повинуясь приказу архонта, сидел на кухне и присматривал за своими подопечными), разинул пасть и запел. Платон ворвался с «фараоном» на кухню и пригрозил пристрелить эгейца, если тот немедленно не заткнется.

– Мы всегда поем, когда Океан ярится, – сообщил Стато. – Разве ты не чувствуешь, что в такие минуты надо петь. Мы слышим его песню, он должен слышать нашу.

Перед стражем на столе лежал клочок пластика, и на нем нацарапаны какие-то значки – все стрелочки и кружочки.

– Что это? Донесение? – Платон схватил кусок пластика.

– Да нет… – Нос эгейца задергался – смущен, значит. – Так, для себя записываю. Кое-что ваше… – Стато по своему обыкновению с собачьей преданностью глянул в глаза. – Как вы злитесь, глядя на Океан. Бегаете по домусу туда-сюда, туда-сюда и злитесь. Это так… необычно…

– А вы, эгейцы, не злитесь?

– Только в период гона.

– И Крто не злится?

– Крто – архонт. Он генерирует в себе злость. Без злости нельзя быть архонтом. Самое трудное для архонта – контролировать злость.

Профессор отложил «фараон» и уселся напротив Стато.

– А слово «злость» имеет в эгейском двойной смысл?

– Конечно! В нашем языке все слова имеют несколько смыслов. «Злость» и «соль» обозначаются одним словом.

Одно из свидетельств древности языка. Кто знает, может быть, официальная наука неверно трактует историю культуры Эгеиды?


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: