– Что ты здесь делаешь? – спросил коп.

– Пп-плаваю… – Платон выбил зубами длинную дробь. – Черт возьми… – Археолог ухватился за руку полицейского и, скрежеща зубами, выбрался из бассейна. Его трясло.

– Что с тобой? Такое впечатление, что тебя всего перекосило.

– По мне проехалась тележка-антиграв. Несчастный случай, можно сказать.

Он решил пока ничего не говорить про нападение Крто.

– По-моему, тебе здорово досталось, придется отвезти тебя на базу Брегена.

– Утром меня ждут в Столице.

– Успеешь. Сначала – объятия медицинского робота. И, прежде всего…

– Прежде всего – глоток текилы.

– Не прихватил.

– А зря.

Документ 8.

Островитянин 7 – центру. (Совершенно секретно)

Веду наблюдение за архонтом. Его поведение подозрительно. Объект также сосредоточил свое внимание на архонте. Причастность эгейцев не исключена. Поиск, который ведут гости, слишком сумбурен. Вряд ли их действия увенчаются успехом. Объект и гости направляются в Столицу. Наблюдение в Столице будет затруднено. В Столице располагаю лишь одним временным агентом.

Столица Эгеиды поражала своей эклектичностью. Все, что может, и что не может – тоже, – было заимствовано. Безуспешная попытка сплавить осколки в единое целое привела к невообразимой мешанине. Что было подлинно эгейское, так это страсть к бассейнам, огромным, многометровым, украшенным мрамором и мозаикой. Вода в них морская, непременно с какими-нибудь добавками – какие кому по вкусу. Особенно роскошными были императорские водоемы. Их непременно демонстрировали вновь прибывшим, сюда привел профессора Рассольникова смотритель Столичного музея – пожилой эгеец с подвижным очень милым человеческим личиком. Причем личико это гримасничало при каждой фразе, пытаясь изобразить то любезную улыбку, то умиленность и восторг. Атлантида не мог избавиться от мысли, что лицо эгейца странно знакомое. Будто он видел смотрителя раньше, и не раз.

– Никогда не думал, что маски так подвижны, – заметил Платон, то ли льстя, то ли насмешничая.

– Маски? – переспросил смотритель и обиженно поджал губы. – Оскорбительно говорить: «маски»! Это не маска, уважаемый профессор Рассольников! Маски лишь у безродных стражей да у выскочек-торговцев. А у знатных и высокородных обитателей Столицы настоящие лица. У нас самый лучший центр биокоррекции, где можно надлежащим образом изменить свою внешность. Мое лицо настоящее, как и все лица аристократов. И как лицо нашего Императора, отца Эгеиды. За образцы взяты самые красивые людские лица.

Ну конечно же! У смотрителя лицо интернет-знаменитости. Джекс Майклтон. Лет семь назад он был чрезвычайно популярен, но теперь уже начал забываться. Платон ожидал чего-то подобного. Разве может маска бледнеть? Или улыбаться, или…

– А руки?

Смотритель смутился.

– Замена рук куда сложнее. Хотя многомудрым обитателям Столицы необходимы человеческие пальцы, а не щупальца морской твари. Но не у каждого руки. Если мое положение достаточно прочное, великолепные руки окажутся позволительны. Чудные руки у нашего Императора, отца Эгеиды. – Голос смотрителя сделался слащавым, а на физиономии возникло умильное выражение. – Вы приглашены на сегодняшний прием?

– Приглашен.

– Какой вы счастливец. Несколько дней на Эгеиде, а уже удостоены…

– И что же, жители Столицы никогда не выходят в Океан?

– Уважаемый профессор, здесь не в чести подобные вопросы. У вас, обитателя другого мира, нет понимания нашего.

– Повсюду раковины, – подсказал Платон с усмешкой. – На дне и на суше.

Смотритель сморщился, будто проглотил что-то кислое.

– Океан для стада. У рожденных на островах Блаженства жизнь без Океана. Пышная жизнь, какую может дать только суша. Изысканцы тоже приверженцы суши, но их суша подвижна, и потому – не подлинна.

– Хочу поговорить о том рельефе, что я послал вам. Ведь он отнюдь не старинный. Это – подделка.

– Нет, нет, он подлинный! – У эгейца побелел нос. Стал прозрачным, как кусок льда. Неужели так страшно признать подделку подделкой? – Это очень старинный рельеф, новое подтверждение теории Слокса о том, что древние эгейцы вели непрерывные войны.

– Не стоит создавать теории, опираясь на фальшивки.

– А вот там, справа, замечательный образец космомодерна! – завопил смотритель, тыча «рукой» в ближайшее здание.

– Сама плита древняя, но я без труда установил, что предыдущий рельеф был уничтожен с ее поверхности и совсем недавно нанесен новый. Зачем?

Смотритель глубоко вздохнул:

– Вы не в восторге от эгейского направления космомодерна?

– Мне не нравятся фальшивки.

– Злой вы человек, профессор. Ваши слова, чтобы унизить нашу древнюю культуру.

– На древних рельефах нет воинов. Там нет крови, там…

Смотритель пришел в ярость. Буквально запрыгал в своем кресле.

– Нет у вас права судить нас! Находка в два-три камушка, прогулка по островку – и уже теория! Обычная людская самонадеянность. Эгеида – сложнее! Эгеида – древнее! Эгеида…

– А чего боятся эгейцы на суше? – спросил профессор. – Здесь есть свои черви, которых выпускают в нужный момент?

Смотритель открыл рот, ничего не сказал и вновь закрыл. Потом выпрыгнул из кресла и плюхнулся в бассейн. Он плавал прямо в перчатках, прижав руки к бокам. Когда вылез, был вновь спокоен и любезен. О рельефах они больше не говорили.

Прием начался. Эгейцы покачивалась в воздухе в креслах-антигравах вокруг огромного бассейна с синей водой. Вода светилась. Люди, приглашенные на прием, передвигались на своих двоих. Платон поразился, как много на планете людей. Немало было и тритонов. Но они старались не лезть в первые ряды, держались небольшими группками по пять-шесть особей. Некоторые плавали по воздуху на креслах-антигравах. И лишь перепончатые ладони да ноги, снабженные ластами, их выдавали.

Среди гуляющих археолог узнал Брегена. В этот раз Ганс Бреген надел смокинг. Глава филиала попытался пройти мимо с таким видом, будто и не заметил Платона. Профессор Рассольников в последний момент шагнул навстречу и загородил узкий мосток, перекинутый через бассейн.

– А, и вы тут! – воскликнул Бреген с наигранной радостью. – Ну, отыскали что-нибудь интересное?

– Пока нет. – Платон сделал вид, что рассматривает бассейн. Сколько в нем глубины? Двадцать метров? Тридцать? На дне светились искусственные гроты. Свет позволял рассмотреть стайки красных и желтых рыбок, что резвились среди кружевных искусственных губок.

– Будьте осторожны с Императором. – Бреген ухватил профессора за локоть и заговорил торопливым шепотом. – И особенно – со Слоксом. Надеюсь, он не знает о ваших дальних путешествиях…

Зачем он это сказал? Ведь здесь наверняка все прослушивается и…

Рядом возник смотритель музеев.

– Скорее, профессор, ради агатодемона! У Императора желание вас видеть! Какое счастье! – смотритель заверещал от восторга.

И он потащил Платона сквозь толпу к сидящему на роскошном, сделанном в виде трона с балдахином кресле-антиграве, Императору. Как удобно! Император всюду и всегда на троне. Никто не посмеет усомниться в его власти! Лицо у правителя Эгеиды было массивное, с тяжелой челюстью, и вислым длинным носом. Черные густые волосы волной спускались на плечи. Абсолютно человеческое лицо. Не маска. Видимо, эта внешность соответствовала канонам красоты эгейцев. Руки императора, непропорционально длинные и мощные, поглаживали золоченые подлокотники кресла.

– Приветствую тебя, единственный повелитель мира, отрок Океана живого, дашь ты мне век добрый и созерцание красоты твоей непрестанно! – свое высокопарное обращение к Императору смотритель произнес на космолингве.

Кстати, почти все вокруг говорили на космолингве, а не на эгейском. Император тоже. Лишь несколько тритонов болтали на своем языке.

Император кивнул, давая понять, что позволяет созерцать свою красоту.