Мы барахтались в воде в ярде от причала, где собралась орущая толпа. В нас полетели камни, палки, все, что под руку попадалось, и я увидел, как камень угодил Рольфу в голову.

— Сжечь их! — продолжала реветь толпа. — Сжечь колдунов! Смерть им!

На нас обрушился град камней.

А потом я увидел такое, от чего мне захотелось пойти ко дну

Трое или четверо мужчин поздоровее катили перед собой огромную бочку. Еще мгновение — и топор, пробив тонкую жесть, выпустил из нее золотисто–желтую струю. Керосин! В воду лился керосин!

— Плывите прочь! — ревел Говард. — Прочь отсюда! Спасайтесь!

А спасаться уже не имело смысла. Я изо всех сил старался перебороть напор накатывавшихся волн, но бесполезно — керосин тонкой зловещей радужной пленкой мгновенно распространялся по воде.

— Сжечь их! — ревел этот жуткий хор. — Смерть им! Смерть им! Смерть им! — скандировали десятки голосов.

Из толпы в воду полетел факел. Медленно перевернувшись в воздухе, он едва коснулся плававшего на поверхности воды керосина, и тут же все вокруг взорвалось пламенем. За секунду до этого я, сделав глубокий вдох, успел уйти под воду и видел оттуда, как оранжевое покрывало стремительно расширялось. Что они только себе думают? Бушевавшее пламя горящего керосина не могло не задеть и их, мало того — от него мог заполыхать весь этот крохотный порт, но разве могла думать об этом сейчас рассвирепевшая, утратившая рассудок толпа?

Я попытался нырнуть поглубже и, задрав под водой голову, попытался определить конец этого жуткого огненного ковра. Мне не хватало воздуха. Грудь мою сдавливал невидимый железный обруч. Я чувствовал, что силы мои уходят, и изо всех сил старался побороть сильнейшее желание открыть рот и вдохнуть. Руки мои немели, перед глазами заплясали странные оранжевые, очень яркие круги, однако до края этой полыхавшей лужи, разлившейся по поверхности, оставалось еще добрых тридцать ярдов. Может быть, даже двадцать, но теперь это было уже неважно. С таким же успехом это спасительное место могло располагаться и в другом полушарии.

Последним усилием я повернулся на спину и поплыл вверх. А там…

Пламя раскрыло свои обжигающие объятия, и раскаленный, насыщенный копотью воздух потоком расплавленного металла стал вливаться в мои легкие.

И через несколько мгновений, когда мне уже казалось, что я задыхаюсь, сгораю заживо, превращаюсь в пепел, вдруг все прекратилось.

Пламя застыло в неподвижности. Исчез куда–то жар. В одну секунду стих рев бушевавшей толпы на причале, словно отделявшая нас звуконепроницаемая дверь бесшумно захлопнулась.

Я не сразу сообразил, что кричу, и далеко не сразу понял, что произошло. Впрочем, слово «понять» вряд ли было применимо к тому, что предстало моим глазам. Все, что я мог, — это лишь смотреть на застывшую в абсолютной неподвижности толпу и, словно запечатленные кистью художника, оранжевые, метровые языки пламени, которые превратили крохотную гавань в жерло вулкана.

Мир вокруг замер, словно остановилось время. Замерли люди, волны, клубы черного дыма над нами — все, словно незримый волшебник взмахнул своей волшебной палочкой.

Кто–то дотронулся до моего плеча, и, в испуге подняв голову, я увидел над собой перемазанное копотью лицо Рольфа. Он хотел что–то сказать, но, видимо, уже просто не мог и лишь молча указал рукой на север, в открытое море. Я с трудом повернулся в воде и посмотрел туда, куда была направлена его рука.

Мир вокруг замер, оцепенел, но там вдали, в нескольких милях от берега, оставалась небольшая часть, где еще присутствовали движение и жизнь.

Но жизнь жуткая, мрачная, ужасная, от которой леденела кровь в жилах.

Я видел лишь силуэты, тени, лишь намеки на форму: зловеще шевелившиеся щупальца, уродливые раздутые тела, искаженные злобой демонические лики, взиравшие на мир своими бездонными, темными зеницами. Беззвучный ураган, смерч, бешено завертевшийся темной огромной воронкой, закручивался все быстрее и быстрее. И я видел, даже скорее ощущал, как что–то протянулось из этого дьявольского вихря через время и пространство к замершей на причале толпе.

Что–то бестелесное. Нематериальное. Это было, как соединение двух сил — темной, мрачной пульсирующей энергии бушевавшего смерча и бешеной ненависти возжаждавшей крови толпы. Вся отрицательная энергия, накопленная за эти дни в городе, мгновенно перетекла в это ужасное Нечто, влилась в него, объединилась с ним, и вместе они создали нечто новое, еще более ужасное. В одно мгновение тела собравшихся у причала людей стали прозрачными, словно они просвечивались каким–то сильнейшим, ярчайшим светом, источник которого находился позади них. Одновременно черный торнадо над морем завихрился сильнее и потом, словно кулак титана, расколол море надвое. Тонкая, изломанная нить спустилась со свинцово–темных небес, вырастая темной молнией, и вот она разверзлась, подобно гигантской трещине, расселине, расколовшей действительность, отделившей время от пространства, устранившей рубеж между реальностью и измерениями, подвластными безумию.

И из расселины этой стали появляться они…

Титанические мерзкие твари, щупальца, покрытые слизью, отвратительные конечности, монструозные выродки, словно материализовавшиеся персонажи кошмарных сновидений, ужасные настолько, что разуму человека постигнуть ужас их не дано, гигантский трепыхающийся, пульсирующий, черный поток Не–Жизни, плодов безумия, канувших в Лету еще два миллиарда лет назад и восставших теперь в новых ипостасях. Два, три таких страшилища вынырнули из этой трещины, прорезавшей Измерения, и исчезли в море, за ними устремлялись все новые и новые, десятки их, целая армия ВЕЛИКИХ ДРЕВНИХ, каждый в отдельности из которых затмевал ужасным обличьем своим предыдущего, и одного лишь взгляда на них хватало, чтобы лишиться разума…

Вдруг расселина эта замерцала. Края ее зазубрились, истончились, стали распадаться на волокна, она съеживалась, искривлялась. Яркие, причудливые, разветвленные молнии вспыхивали в облаках и хлестали тонкими, смертельными хлыстами, вот они устремились вниз и пучками сконцентрированной энергии стали вонзаться в эти жуткие образы. Края расселины сомкнулись. Пламя огромной мощи заполнило этот коридор, убило многих из ВЕЛИКИХ ДРЕВНИХ, изгоняя тех, кого не успело уничтожить. Еще раз искривилась, изогнулась трещина в Измерении, уподобившись судорожно сокращавшейся гигантской ране, и вот вспыхнула последняя молния, и расселины больше не было.

И вслед за этим из глубин моря, из океанического чрева эхом прозвучал неистовый вопль ярости.

Я не помню, как очутился на берегу. Видимо, Рольф с Говардом вытащили меня из воды, потому что следующим, что я смог вспомнить, были камни брусчатки мостовой перед глазами и меня судорожно, жутко рвало желчью на них. Вот все и кончилось, вот и мне на мгновение довелось заглянуть в преисподнюю, на миг ощутить ненависть, составлявшую истинную внутреннюю сущность ВЕЛИКИХ ДРЕВНИХ, и событие это мне не забыть до конца дней своих!

Когда я в конце концов нашел в себе силы, помогая руками и коленями, встать, взору моему предстала иррациональная, жуткая картина. Весь порт стоял в огне, но огонь этот застыл, словно замерз, он больше не излучал жара, а воды залива, казалось, сковал невидимый лед. Замерли даже крохотные пузырьки белой пены на гребешках волн, а мельчайшие брызги так и повисли в воздухе.

Кто–то тихо, почти нежно прикоснулся к моему плечу. Говард. А за ним…

Толпа так и продолжала стоять на причале, внезапно окаменев, на лицах отражался страх, тела людей были полупрозрачны, словно они состояли не из плоти и крови, а из дыма и тумана, и я понял, что мы до сих пор балансируем на этом крохотном пятачке между овальностью и потусторонним миром. Но мысль эта лишь скользнула где–то у самого края моего сознания. Взор мой был прикован к высокой, худощавой фигуре, темноволосому мужчине, стоявшему позади Говарда и пристально смотревшему на меня своими темными глазами.

Я ощутил в нем даже какое–то сходство с собой. Теперь, когда спустя месяцы вновь оказался с ним лицом к лицу, я убедился, насколько сильно мы похожи. Он был на тридцать лет старше, но лишь это и составляло разницу. Внешне нас вполне можно было принять за братьев.