Десять минут на сборы, пять минут — спуститься вниз и сесть в такси, двадцать минут дорога и ещё пять минут — запас «на всякий случай». Впрочем, они тоже не пропали зря. Одновременно с их машиной, напротив лавочки Томазо, приземлилась машина Ван-Тяо-Цы.
Торговый зал в магазине Томазо невелик и тесен от витрин и витриночек, наполненных всевозможными ювелирными изделиями, важно возлежащими под стеклом на чёрном бархате подставок. Молодые мужчины с широкими плечами и внушающей робость осанкой, умудрявшиеся, вопреки внушительной внешности оставаться незаметнейшими из незаметных, тоже, увы, не добавляли простора. По привычке, сунув нос в первую подвернувшуюся витрину, Лариса так же быстро обернулась к спутнику, ловя взгляд-подсказку: правильно ли она повела себя? Но Герард уже раскланивался с, входящим в магазин, Ван-Тяо-Цы.
— От всего сердца приветствую вас, синьор Босх и вас, синьорина Ла-ри-са. Я счастлив, видеть вас в срок и в добром здравии.
— Приветствую наивежливешего среди ювелиров Терцы, — отозвался Герард чуть ли не с поклоном.
— Здравствуйте, гер Ван-Тяо-Цы, — робко поприветствовала ювелира Лора.
— Это солёная соль, — перебил её Герард. — Гер и Ван — одно и то же. Не обращайте на неё внимание, дружище, она — провинциалка.
— Напротив, синьор Босх, нельзя не обращать внимание на прекрасное. Смущение же и робость — лучшие украшения для юной, прекрасной девушки. Поверьте, синьорина Ла-ри-са, я искренне счастлив видеть вас сегодня. Вы необыкновенно хороши в вашей скромности, и у вас есть то главное, что делает красивое — прекрасным: чувство меры. Скромное колечко на пальце и заколка в волосах, подобная созвездию на ночном небе, — увы, изделия моего друга и соперника Томазо…
— Синьор Томазо ждёт вас, — один из служащих распахнул боковую дверь, разом оборвав светскую беседу.
Томазо встретил посетителей приветливо, но с достоинством:
— Рад видеть вас, друзья мои, рад видеть. Благодарю за точность, синьор Босх, благодарю за точность, коллега. Ах, синьорина, я чрезвычайно рад вашему триумфу. Как-никак, я и сам приложил к нему руку. Газеты полны вашими фотографиями, синьорина. И утренние, и дневные. Мне уже доставили дневной выпуск. Вам необыкновенно идёт домашнее одеяние. Боюсь, что ваша красота и ваша скромность меня просто разорят. Сегодняшний вечер, вы, если я не ошибаюсь, в соответствии с традицией, планируете провести в ресторане «Палаца»?
— Да, синьор Томазо, но откуда вы это знаете?
— Газеты, синьорина, дневные газеты с вашим интервью. Но для такого вечера вам потребуется новое платье и — главное! — новые драгоценности к этому платью.
— Ты опережаешь события, — остановил ювелира Герард. — Я не закончил одно дело, а ты навязываешь мне ещё два. Ван-Тяо-Цы покупает у меня светлячки и я здесь только ради этого.
— Вы абсолютно правы, синьор Босх. Нельзя делать все дела разом. Каждому следует отводить достаточное для него время, — с завораживающей внушительностью отозвался представитель фирмы «Сокровища Поднебесной», — но и оставлять синьорину Ла-ри-су без внимания, есть поступок невежливый и потому — дурной.
Томазо нажал кнопку звонка и в кабинет вошёл молодой служащий своей стандартно модной внешностью похожий на принарядившегося выскочку — Жерара Босха:
— Франческо, покажи синьорине альбомы и украшения из коллекции.
— Да, синьор Томазо..
… «… смею обратить внимание…», «… это кольцо подчёркивает…», «… позвольте помочь вам…»…
Лариса робко касалась пальцами то одного изделия, то другого, интуитивно чувствуя их уникальность, непохожесть на изделия с витрин. «Это изделия древних мастеров, — пояснил ей Франческо, — Мы показываем их клиентам очень редко и только по личному распоряжению синьора Томазо».
Великий Космос! Сколько же, однако, существует украшений в этом мире! Плащи из золотых цепочек, пластинок и самоцветов; закрывающие грудь воротники ожерелий и мониста из медалей тончайшей чеканки; длинные и короткие нити бус из камней, жемчуга, золота, драгоценного дерева и коралла; тиары и диадемы, вплетающиеся в волосы или скрывающие их наподобие шапки; сложно сплетённые цепи и колье; тяжёлые пластины наборных поясов, браслеты, запястья, зарукавья, отягощающие холёные руки; перстни с камнями в сотни карат и тоненькие колечки; соблазнительные капельки серёжек, оттягивающие нежно-розовую мочку уха; броши, заколки, булавки… Девушка вспомнила свою шкатулку, оставшуюся в общежитии и на треть заполненную брошками, заколками, цепочками и колечками. Грошовый товар. Металлопластик, анодированные алюминий и олово, стекло, медь и латунь (это в лучшем случае), — отлитые или отштампованные по стандартному образцу. И ведь приобретение каждой такой безделушки, тогда, было для неё событием. А молодой человек расхваливает камни, жемчуг в золотой оправе, уговаривает то надеть ожерелье, то примерить кольцо…
Франческо работал, расхваливая товар, с неудовольствием ощущая некое, смутное беспокойство. Происходило нечто неправильное. За всё то время, что он работал в ювелирном магазине на Терце, парень перевидал немало старательских подружек: дерзких и робких, умных и дур. Встречая каждую из них очаровательной и галантной улыбкой, как никак эти девочки являлись для магазина основным источником дохода, и, не оставаясь равнодушным к их обаянию, молодости и красоте, Франческо никогда не забывал о своём превосходстве и никогда не показывал им коллекционных украшений. Настоящие вещи — для настоящих людей. И вот подружка старателя равнодушно берёт изделия, достойные украсить витрины лучших музеев мира, примеряет и, не выказав никаких чувств, кладёт на прежнее место…
Распахнув дверь, охранник впустил в комнату Томазо, Ван-Тяо-Цы и Жерара Босха.
— Много украшений выбрала синьорина? — обратился директор к подчинённому.
— Ни одного, синьор Томазо.
— Жерар, — почти возмутился ювелир, — ты слишком строг к своей невесте. И это после столь выгодной для тебя сделки! Ты всегда был скуп на траты, но, — фальшивую патетику обличения сменило великодушное прощение, — я понимаю и снисхожу. Я мог бы не продавать тебе украшения для твоей невесты, а дать их напрокат, на один вечер. Я даже не возьму с тебя платы за это. Видите, синьорина, какой я галантный кавалер? Абсолютно даром предлагаю вам такие украшения. Почти даром, с одним лишь крошечным условием, синьорина, с крошечным и необременительным условием: вы сфотографируетесь в них для каталога.
Не понимая происходящего, Лариса бросила взгляд на Герарда. Тот поймал его, рассмеялся:
— Наивный трюк, старина, наивный трюк. Девочка сфотографируется для журнала, а потом весь вечер будет бесплатно рекламировать твой товар в ресторане «Палаца»? Великолепно придуманно, ничего не скажешь.
— Ты чистый разбойник, Жерар, ты не хочешь…
— Я? Я не хочу. И Лора не хочет. Ей не по вкусу ваши побрякушки, или вы сами не видите этого? Сняться, она, может быть, и снялась бы. Она не хуже всякой другой красотки из каталога. Но не за так. Сотня за фото? Идёт?
— Сотня за фото?!
— А разве тем красулям платят меньше? Не морочьте мне голову, синьор Томазо.
— Но ваша невеста новичок в этом бизнесе. Отказываясь, она теряет шанс…
— Вы тоже. Алмазики у меня вы прикупили не напрасно. Чувствуете: товар пойдёт, если его подрекламировать немного. Да, моя девочка — новый человек и только поэтому наши запросы так скромны. Сотня за фото — очень скромная плата. Более того, если вы так боитесь официальных контрактов, мы могли бы обойтись простым словесным договором. Мы вместе подбираем украшения, девочка фотографируется в них и весь сегодняшний вечер демонстрирует в «Палаце». Новое платье, конечно, оплачиваю я, счет на имя моей невесты тоже открою я сам. Вы только передадите мне лично в руки деньги за фотографии. Бесплатный прокат украшений вы уж как-нибудь оформите сами. О том, что перед ними разыгрывается обыкновенный рекламный спектакль, никто из зрителей не догадается. Вы ведь этого хотите? — говорил Герард добродушно, без нажима. Какое дело Бродяге контрабандисту до того: станет его сегодняшняя подружка фотомоделью или нет? Но это-то равнодушие и решило дело. Похоже, Томазо действительно рассчитывал на крупный куш, потому что, помявшись, расчётливый бизнесмен согласиться.
Сняться для каталога, вышло совсем не так просто, как это могло показаться со слов ювелира. Свет ламп жёг глаза, тело деревенело от странных, вычурных поз. Лариса старалась, насколько хватало её сил и способностей, но ни фотограф, ни Томазо, ни даже Герард не смогли уговорить её сделать ни одного «полуголого» снимка. Девушка не хотела переступать через себя, ни за какие посулы. Бледная от усталости, она, поддерживаемая под руку Герардом, вошла через парадный вход в холл гостиницы.
Руки Ларисы отягощали золотые браслеты с ярко огненными гранатами, окружёнными великим множеством крошечно прозрачных бриллиантиков. Гранатовое колье лежало на плечах и на груди, оттеняя прозрачность и белизну кожи, едва прикрытой густо вишнёвым бархатом, сверх декольтированного вечернего платья. В волосах девушки алмазными искрами и кровавыми звёздами пиропов сияла золотая диадема. Маленькая сумочка — ридикюль из тёмно бордового, почти чёрного бархата и такого же цвета бархатные туфли-лодочки, при каждом шаге скромно выглядывавшие из-под длинного подола платья, — завершал туалет. Украшения были старинные, сделанные ещё в докосмическую эру, на Земле, и фабричная девчонка выглядела в них настоящей принцессой. Появившиеся, как из-под земли репортёры, защёлкали фотоаппаратурой, вежливо обходя своим вниманием Жерара Босха, — искателя сокровищ, демонстрирующего публике свою лучшую находку. «Роскошная деваха», «Куколка», «Прелесть» — слышала Лариса, проходя рядом с Герардом к заказанному заранее столику. Голова её чуть кружилась от обилия впечатлений, от всеобщего восхищения, от всей сегодняшней суеты, а, самое главное, от сознания того, что в сумочке у неё лежит маленькая, пластиковая, банковская карточка с номером её счёта в банке.