- Саша, - вдруг перешел на человеческий тон Хлебников. - Нам бессмысленно заниматься вариантом "Б".
- Почему?
- Потому что вес и габариты физико-химической системы...
- Московской?
- Да, московской. - Он вынул из кармана блокнот, нашел нужный листок, раскрыл на этом месте и передал блокнот мне. - Вот вес и габариты физико-химической системы.
Я пробежал взглядом цифры. М-да... Неплохие цифры.
- Но вариант "Б", - вернул я блокнот, - конкурирует ведь?
- А зачем нам конкурировать?
- Ничего не понимаю...
Я и в самом деле ничего не понимал. Четыре года мы осторожно, этап за этапом, осваивали углекислую атмосферу: полпроцента, процент, полтора... И каждая новая ступенька давала нам возможность уменьшить вес аппаратуры на тридцать-сорок процентов. Уже сейчас вариант "Б" давал нам право говорить о том, что на орбитальных станциях с длительным сроком существования можно и нужно монтировать не физико-химическую, а нашу, биологическую систему жизнеобеспечения. Наша система если не компактней и легче, то надежней в любом случае. И вдруг - "Зачем нам конкурировать?"
- Мы должны быть вне конкуренции, Стишов. Вот оно в чем дело! Вне конкуренции...
- Тут дело не в чести мундира, - продолжал Хлебников, опять сбиваясь на назидательный тон. - Надо видеть перспективу. Физикохимическая система выход из положения, решение, лежащее на поверхности. Это, кстати, понимают и американцы. Для полета на Марс и они думают уже не о физико-химической, а о биологической системе. Ты знаком с их расчетами? Если на Марс будет направлен корабль с экипажем в шесть человек, то система жизнеобеспечения, принятая для программы "Аполлон", потребует запас пищи, воды и кислорода около сорока тонн. Это нереально. Это значит, что в сторону Марса нужно забрасывать два железнодорожных вагона. Таких ракет нет. Боюсь, и не будет. Тебе понятно почему?
Понятно. Соотношение между полезным грузом и весом самой ракеты для полета даже на Луну - один к десяти тысячам, а ракета на Марс в свете этих данных получится весом в полмиллиона тонн... Боданцев мне этой арифметикой оба уха прожужжал. Непонятно другое: зачем Хлебникову понадобился еще один урок ликбеза по космической технике? Нельзя же всерьез предполагать, что я не знаю этих цифр и данных. Эта цифра - шесть тонн - висит над нами, словно дамоклов меч. Шесть тонн, согласно расчетам Боданцева, - вес биологической системы жизнеобеспечения. Восстанавливающей запасы продуктов, кислорода и воды. Для экипажа в том же составе - шесть человек. Мы должны уложиться в эти шесть тонн - иначе вся наша "нир"[8] гроша ломаного не стоит. Но чудес на свете не бывает, и шесть тонн вместо сорока можно получить в единственном случае: если экипаж корабля будет в состоянии жить в углекислой атмосфере. Одним словом, за выигрыш в весе все равно нужно платить, и платить крупно. К чему эта душеспасительная лекция? Я не восторженная школьница, которую можно очаровать подобной арифметикой. Я знаю ей цену - этой арифметике.
- На орбитальные станции мы со своей системой не успели, - продолжал Хлебников, - с любым вариантом от "А" до "Д". Орбитальные станции уже существуют. И конструкторы не пойдут на новшество, пока оно не испытано в космосе. Поэтому нам надо сразу ответить на вопрос: для чего мы готовим свою биологическую систему жизнеобеспечения.
- Для чего же?
- Прежде всего - для лунных станций
- А они будут?
- Будут.
- Еще для чего?
- Для кораблей с неограниченным сроком полета.
- И ты считаешь, открыл мне Америку? Хлебников замолчал. Посмотрел на меня исподлобья - и отрезал:
- Пусть мы потеряем в случае неудачи лишних полгода, но мы создадим и отработаем систему, которая будет вне всякой конкуренции.
Это я уже понял. Шагнем сразу в завтрашний день - зачем нам тратить время на сегодняшний? Хорошо хоть не отбрасывает возможность провала. Полгода... Да разве в случае неудачи мы за полгода расхлебаем все неприятности?
- Так какой же все-таки утвердили вариант?
- Нам утвердили долгосрочную программу, а не вариант. - В голосе Хлебникова опять пробились иронические нотки: пора бы знать, мой друг Стишов, как он любил говаривать в прошлые времена, что и где утверждается. А вариант будет утверждаться завтра. На ученом совете института.
- Ясно.
- Боюсь, что тебе еще не все ясно.
- Я должен отстаивать вариант "Д"?
- Ты должен иметь твердую точку зрения.
- Собственную?
- Разумеется, собственную. - Пауза. - Вытекающую из нашей общей.
Хлебников внимательно посмотрел на меня. Сплоченность и единство - вот его девиз, который он проводит в жизнь в нашем отделе экологии человека, пунктуально, повсеместно и беспрекословно. А раз единство, то разве могут быть различные мнения?
- К заседанию совета ты должен иметь конкретную программу медико-биологических исследований.
- На основании чего? Ведь мы добрались только до полутора процентов!
- На основании тех данных, которые получены нашими коллегами.
Хлебников подправил листки доклада и подвинул их мне.
- Завтра к девяти у тебя должен быть черновик программы.
- Но ты отдаешь себе отчет в том, чем это может кончиться?
- Отрицательным результатом.
Я посмотрел на Хлебникова: шутит?
- Я допускаю отрицательный результат. Но хочу надеяться на положительный. И ты должен сделать все, чтобы застраховать нас от неудачи.
- Если бы это зависело от меня!
- И от тебя в том числе. От того, насколько ты сможешь все предусмотреть. Я не верю, что у тех двух испытателей, о которых ты читал, останавливалось дыхание. Тут что-то не чисто. Не должно быть этого. Может, такие паузы во сне для физиологии дело обычное?
- Прости меня...
Я развел руками: считать такое нормальным!.. Однако на Хлебникова мой красноречивый жест не произвел никакого впечатления.
- Значит, аппаратура работала грязно. Фиксировала совсем не то, что было на самом деле.
- Но я смею сомневаться?
- В чем? В успехе?
Теперь Хлебников уже не иронизировал, а смеялся. Это трудно передать, как он смеется, - без тени улыбки, только интонациями в голосе, но ощущение именно такое: смеется.