Две подруги парились,
Попами ударились,
Одна подруга старше,
Отлетела дальше.
Уж куда дальше...
Людмила Георгиевна наглоталась таблеток, сильно напудрилась. Вышла на сцену. Мы снимали. Но глаза заплаканы. "Ты спокойно спи, дорогой Ильич", выводила она надтреснутым голосом. Вставить эпизод нельзя, надо снимать еще а исполняет она этот номер раз в 3-4 года. Остальные концерты отменили, и Зыкина улетела на похороны. А ведь в Горький приехала съемочная группа в 10 человек с техникой, лихтвагенами и тонвагенами, приехали ее оркестранты.
После похорон она вернулась, и мы снимали. Всюду переаншлаги. Успех огромный. Поет замечательно, особенно грустные лирические песни о женской судьбе. Я каждый раз заслушиваюсь.
Несколько раз на концерты приезжала "неотложка", и делали ей уколы в гримуборной - плохо с сердцем. Мы сняли все, что хотели - публику, общие планы - крупно ведь надо снимать специально. Кстати, платья остались прежние - я и не сомневался.
5 ноября. Вчера в ресторане Дома кино отметили мамино семидесятилетие. Очень симпатично посидели и без хлопот. Кроме родных, были Элик и Зоя.
24 ноября. Прилетели с Серовым и тонной багажа в Токио. Люся прилетела тремя днями раньше, чтобы перестроиться во времени. Юрка начинает снимать сонный, а я старался перестроиться в Москве - вставал в 2 часа ночи и валандался по квартире, мыл посуду и пек какие-то невкусные кексы - лишь бы не уснуть. И таким образом перешел на токийское время. Поселились в шикарном "Империале", не успели распаковаться, звонок: "Вася, в отеле моя пресс-конференция. Будешь снимать?" Иду за Люсей смотреть помещение - хватит ли света? Хватит. Возвращаюсь за Юрой, берем аппаратуру, идем-идем, я все никак не нахожу зала, помню, что мы шли, спустились на этаж, поднялись на лифте, но на который? Помню, что стоял огромный щит с Марлен Дитрих - ее гастроли после наших. Но где это было? Все этажи одинаковые, все японцы на одно лицо. Наш плохой английский никто не понимает, и одинаковая реклама Дитрих стоит на всех этажах! Все как в дурном сне. Спустились на два этажа, и опять не Люся, а Марлен! Мечемся, как мадам Грицацуева в коридорах редакции. И вдруг я слышу, что меня окликают. Господи помилуй, кто же это в Токио меня знает? Курода-сан, студент ВГИКа, который был у нас в Москве и пришел на пресс-конференцию. Если бы он не наткнулся на меня, мы по сей день метались бы по одинаковым этажам "Империал-отеля"... Конференция кончилась, но мы успели ухватить пару красивых и невкусных пирожных, вроде бы и ужин - что на чужбине имеет большое значение...
1 декабря. Осака. Едем в поезде "Луч", который несется со скоростью света. Еще в отеле договорились, что будем снимать ее в поезде. Вдруг подходит Лена:
- Людмила Георгиевна просит сказать, что сниматься не будет.
- Начинается! Почему?
- Я запаковала ее вещи, в том числе и бюстгальтер, который висел на стуле. Нечаянно. Она не хочет сниматься без бюстгальтера.
Откуда только не жди напасти!
- Да ты с ума сошла! Мы столько денег потратили на билеты, а ты запаковала... Лучше не родиться, чем услышать такое!
Смелость города берет - ворвались к ней в купе, чуть не силой накинули на нее розовую косынку (сопротивлялась ведь!), и через какой-то букет сняли все, что нужно - на экране сам черт не разберет, кто в бюстгальтере, а кто нет. Сама же и смеялась. Вообще, Людмила Георгиевна с чувством юмора и незлобивая.
3 декабря. Съемка в Киото, красивейший "Каменный сад". В храме помолилась перед Буддой. Она человек глубоко религиозный.
Снимали мы ее с самодеятельным хором "Березка". Японцы пели по-русски. Зыкина, не зная японского, тут же начала общаться с парнями и девками. Пела с ними, показывала, поправляла. Они ей спели старинную русскую песню "Веники", спросили, как ее петь - так или эдак? Она глаза выпучила от удивления никогда ее не слыхала. Зыкина? Не слыхала? Вот конфуз! - и смеется. Взяла ноты - и правда, народная песня. Посмотрела слова, попросила еще раз спеть, сориентировалась и сделала несколько точных замечаний. Что касается песен, то здесь у нее все точно и мастерски.
Возвращаясь, в самолете сказала: "Вот вы все сейчас летите домой с подарками, вас ждут и будут встречать. А я приду домой - одна. Никого нет. И все равно рада, что я - дома".
Это в подтверждение моего наблюдения, что Людмила Зыкина - это наша красная Мэрилин Монро. Столь же красивая, талантливая, знаменитая, окруженная почитателями и - одинокая.
15 декабря. Очень весело отметили вчера радостное событие - в издательстве "Искусство" вышла книга Инны "Тосиро Мифунэ"! Издана хорошо - много иллюстраций, красивая, хоть и мягкая обложка с фотографией Мифунэ из "Расёмона".
Инна сделала потрясающее сациви и пирожки с капустой, лучше ее их никто не печет, как, впрочем, никто лучше ее не пишет о Мифунэ...
20 декабря. Руководство решило картину заканчивать не в 75-м, а в 76-м году. Одна влиятельная дама-режиссер затеяла снимать фильм к юбилею Победы, а для этого нужна полнометражная единица именно в 75-м году, и, не долго думая, она предложила дирекции перенести меня на год. Всё, конечно, за моей спиной, и я узнал об этом из приказа на доске, когда мне оставалось только махать кулаками, даже не после драки - поскольку ее и не было - а вместо нее. Зыкина обрадовалась - ей нужно ехать в США, в Канаду, она занята романом, строит дачу и т.д. И этот перенос ее размагнитил, она решила, что сроки - вещь условная: хочешь - снимай, хочешь - переноси. И набрала гастролей аж и на 76-й год. Что-то будет с нами?
26 декабря. В рассуждении, чего бы покушать, делаю "Новости дня". Сдал "Перечитывая Стасова". А летом снял "Наш Пушкин". Ездил в замечательные места - Выру, где восстановлен домик станционного смотрителя; снимали в полувосстановленном лицее, где над одной комнаткой висит табличка "Пушкин" и рядом - "Пущин"; а как интересно в Михайловском, в Святогорском монастыре, где Козловский устроил такое незабываемое действо с ребятишками, наряженными в ангелов.
И спазматически снимаю Зыкину. Года три тому назад она написала в "Неделю" письмо с призывом беречь и собирать старинные песни и романсы. В ответ пришло множество писем, нот и пластинок. Вот мы и будем снимать на даче, как она слушает пластинки и наигрывает на рояле, листая ноты. Перейдем к ее любимым старинным романсам. Нужны горы писем, кипы нот, пластинки "Гомон". В этом эпизоде две линии - она как хранительница традиций, ищущая жемчужины, и она исполнительница, дающая жизнь забытой музыке.
- Люся, захвати ноты и пластинки из Москвы. Они есть у тебя?
- Целые кучи! Не забуду, не бойся. Все привезу.
Съемка трудоемкая: свет, лихтвагены, звук, двенадцать человек, автобус, едем за тридцать километров. Срыва из-за пустяка не должно быть. И я, уже достаточно зная Люсю, добываю старые пластинки в музее Бахрушина, старые ноты - в музее Глинки, а из дома беру собственную переписку - письма Инны и Тамары Ханум, которая пишет мне длинные поэмы каждые две секунды.
Приезжаем. Затевается разговор:
- Вась, ну скажи, зачем все эти письма, ноты?
Объясняю в тридцатый раз.
- Нет, не нужно этого в картине.
Объясняю в тридцать первый раз. И выясняется, что всю эту волынку она затеяла из-за того, что, конечно, ни нот, ни пластинок не привезла. Хороши бы мы были без Бахрушина и Глинки. Сняли!
Второй эпизод - ее рассказ о хоре Пятницкого, где она начала работать. Под это у меня все снято и отобрана фильмотека. Нужно только ее воспоминание перед аппаратом. Текст взят из ее книги, накануне его ей послали, чтобы "освежила" в памяти.
Перед съемкой очередной сюрприз:
- Вась, я решила не говорить про хор Пятницкого, а скажу лучше про Русланову.
- Но нам не нужно про Русланову, нужно про хор, про Захарова, он же твой учитель, это важно для фильма.
- Нет, нужно говорить про Русланову, она была мировая певица.
- Никто не спорит, но нам...