Славный сын! Писал ли я Вам, что в альбоме много выдающихся работников искусства. Просто "сливки", но только не молочные, а "Ума". (Люблю шутить.)

Итак, прошу Вас, тов. Катанян! Выслать мне свой фото-бюст.

Автограф пишите, пожалуйста, на лицевой стороне карточки, т.к. буду клеить. Кроме того, укажите фамилию, имя, отчество; если пока нет звания, то укажите характер работы; год и место рождения. Прошу не скупиться - ответить на все вопросы.

В ожидании фото, с отцовским приветом с наилучшими пожеланиями

(подпись)

P.S. Между прочим: Сын мой - режиссер Бакинского театра оперетты. Засл. артист РСФСР и Азб.ССР. Пишется Аллегров Александр Григорьевич. (Комик-простак, русский сектор.)

N.B. 1. Не родственник-ли Вам гл. режиссер Ереванского оперного театра Катанян Арам Григорьевич?

Прошу - жду,

тот же Саркисов".

Боже мой, да что же это такое? Сколько это будет продолжаться? При чем тут комик-простак из русского сектора? Упорно прячу голову под крыло. Но...

"Баку, 11.IХ.1980

Уважаемый тов. Катанян!

Вашу фото-карточку я должен иметь. Неужели Вы не можете прислать фото-бюст? Ведь я Вам оставил место. Время дорого. Не заставляйте старика так долго ждать.

Автограф пишите, пожалуйста, на лицевой стороне, т.к. фото буду клеить.

Очень прошу, в виде любезности, позвоните королю шахмат Тиграну Петросяну и скажите, что я ему написал два письма, почему не высылает свое фото?

С приветом и наилучшими пожеланиями...

Ваш доброжелатель Саркисов".

И понял я, что нет мне спасения. С одной стороны - Саркисов, с другой стороны - укоряет Инна, умоляя не мучить старика. Скрупулезно вымерял линейкой фото-бюст, отрезал лишние миллиметры (Баку не проведешь!), отослал. С глаз долой - из сердца вон! Казалось бы... Опять письмо с витиеватым почерком. Господи помилуй, что еще?

"Баку, 20.IХ.1980 г.

Уважаемый Василий Васильевич в Москве!

Получил Ваше фото-бюст (жаль, что профиль) - благодарю... А миниатюрную возвращаю Вам обратно.

Разрешите пожелать Вам всех благ...

С приветом

Саркисов.

N.B. Когда получите звание, не забудьте мне сообщить, чтобы я переделал в альбоме. Ваша фото-карточка уже красуется в альбоме.

P.S. Очень прошу Вас сообщить мне адрес тов. Кулиджанова.

Не посоветуете ли, кому можно еще писать в Москве?"

Посоветую, посоветую!

1981

[1981 встречали на Пахре у Элика. 31-го был "группенстресс" по поводу "Гусара"*, ибо Элику позвонили с телевидения и по секрету сказали, что из финальной части вырезали важный для него фрагмент облета церкви. Так, в обрезанном виде, фильм был показан 1-го числа. Элик в бешенстве.

Подавал в ОВИР во Францию, но не пустили, и тогда мы с Инной поехали в Тбилиси (октябрь), где прекрасно провели время.

Осенью дважды приезжал Параджанов. Приходили Любимов, Смехов, Тарковский, Ахмадулина, Мессерер.]

"ОН ДЕЛАЕТ ИСКУССТВО ИЗО ВСЕГО"

Зимой 1981 года Сережа гостил у нас, и 5 декабря к нему пришел Андрей Тарковский. Они очень любили и ценили друг друга.

Пока Сережа колдовал на кухне, мы разговаривали, и Андрей сказал: "Он делает не коллажи, куклы, шляпы, рисунки или нечто, что можно назвать дизайном. Нет, это другое. Это гораздо талантливее, возвышеннее, это настоящее искусство. В чем его прелесть? В непосредственности. Что-то задумав, он не планирует, не конструирует, не рассчитывает, как бы сделать получше. Между замыслом и исполнением нет разницы: он не успевает ничего растерять. Эмоциональность, которая лежит в начале его творческого процесса, доходит до результата, не расплескавшись. Доходит в чистоте, в первозданности, непосредственности, наивности. Таким был его "Цвет граната"".

Я не говорю о его неангажированности. Тут дело даже не в этом. Он для всех нас недосягаем. Мы так не можем. Мы служим".

Это была их последняя встреча. Тарковский уезжал в Италию. Он сказал: "Сережа, ты знаешь, что я небогат. Единственная моя драгоценность - этот перстенек с изумрудом. И я хочу, чтобы он был у тебя. Ты ведь любишь такие вещи". У Сережи навернулись слезы. В тот вечер у нас был оператор Александр Антипенко, друг Параджанова, и он всех сфотографировал. Вообще, каждый раз, когда Андрей Арсеньевич и Сергей оказывались в одном городе, они обязательно встречались.

1984

ДЕЛА СТУДИЙНЫЕ:

НА СТУДИИ СЕКСА НЕТ!

Все названо,

И потому не называю

имена.

Все сказано,

И потому молчу в такие

времена.

И. Лиснянская

Режиссер Р. появился у нас в шестидесятых годах, пришел из института сразу режиссером. Это раньше мы все обязаны были работать ассистентами. А потом уже стали приходить сразу постановщиками. И оказалось, что не обязательно было тратить лучшие годы нашей жизни на ассистентство. Вполне можно клеить под газетный текст и даже делать пошленькие штучки без ассистентского стажа. А прямо с институтской скамьи, особливо если занимаешься еще и в высшей партийной школе. А он-то как раз и занимался. Р. был коренастый, молчаливый, больше смотрел вокруг, чем говорил. Делал короткие картины спокойно, без эксцессов, которые обычно сопровождают нашу работу. Он был еще холост и ухаживал за моей ассистенткой Леночкой, когда мы снимали в Ленинграде. Он приехал туда впервые, ходил по городу с фотоаппаратом и беспрерывно снимал. Ленке стало с ним скучно, и больше она с ним не ходила, хотя он упорно приставал. Однажды я жил с ним в одном номере в Киеве, мы ездили на конференцию. Он был очень чистоплотный, мылся часами утром и вечером и страшно ругал одну нашу коллегу (которая, к слову, была сильно старше его) за то, что она не пускала его к себе в номер, а он ее жаждал! По-моему, жаждать ее можно было лишь на необитаемом острове. И он отомстил ей, проголосовав против нее в какой-то номинации. Несмотря на молодость и напористость, успехом у женщин он не пользовался, хотя подъезжал ко многим. Долго он приударял за одной нашей редакторшей, красивой девушкой с толстой и длинной косой, таких теперь ни у кого и нет. Дело шло к свадьбе, когда он вдруг женился на дочери высокопоставленного чиновника и стал приезжать на студию на черной "Волге". Тут все и обратили на него внимание, особенно на "Волгу".

Окончив высшую партийную школу, он начал делать бешеную карьеру. Часто давал понять, что он "запросто бывает у Филиппа" (Председателя Госкино Ф.Ермаша). Ухитрился спихнуть с поста Художественного руководителя Объединения Екатерину Вермишеву, хотя та была "сам с усам", и твердо сел на ее место. Он оказался честолюбив, а в масштабе студии это все же пост, который давал дорогу к самоуправству. Здесь от него зависят люди - кому даст работу, а кому нет, себе работу он выбирает сам и делает только то, что хочет. А хочет он то съезд КПСС, то сессию и всегда заграницу. Все это очень выгодно денежно. Творчества не треба, только надо внимательно читать "Правду". А когда с ним заходил разговор, почему он не поручил ту или иную картину режиссеру N, тот отвечал: "Это распоряжение Филиппа". Какое и где оно? "У Филиппа на столе под стеклом, я видел сам список режиссеров, кому разрешено делать ответственные вещи, а кому нет. А этого режиссера в том списке нет".

Пойди проверь - на студии многое держится на лжи и нахрапе. Когда мы об этом сказали Е.Козыреву, тогдашнему директору, человеку порядочному, он только выругался и возмутился, но ничего не изменил. Он не любил с ним связываться, ибо когда несколько раз пытался поставить его на место, то неизменно проигрывал. Он ненавидел Р. А самоуверенность Р. во многом держалась на том, что он взял себе в качестве консультанта, а затем и соавтора сценария очень значительное должностное лицо, которое получало за свою работу крупные деньги. Это был Самотейкин, помощник Брежнева, который для конспирации работал под псевдонимом Самойлов. Например - они вдвоем авторы сценария и текста, за что с потиражными получали по высшей ставке 6 000 рублей - деньги по тем временам огромные. Нетрудно высчитать половину. Соавтора Р. не утруждал писанием, зато тот звонил в необходимые инстанции, все моментально решалось и картине давали зеленую улицу: сценарий принимался без поправок, несмотря на отрицательный отзыв худсовета, картина включалась в план студии, а чью-то беспротекционную картину выкидывали; организовывались загранпоездки вне очереди и с сомнительной надобностью, пленку выписывали без лимита, а в конце фильму давали высшую категорию, не слушая возражений оценочной комиссии...