17 мая. Сбежали на Икшу, замученные людьми. Я на бюллетене после инфаркта и санатория, потом уйду в отпуск и плавно перейду на пенсию... Очень хочется! Из Манчестера приехал Володя Вишняк, Инна его привезла на Икшу и цацкалась с ним, он не безумный, каким мы привыкли его видеть.

Пресса все не может оставить в покое несчастных самоубийц, мало им живых. "Клевещите, клевещите, что-нибудь да останется", - писала наша любимая Берберова. Газеты пересматривают смерть Есенина, самоубийства, мол, не было, а его повесили. Так им хочется. Про М-го придумали очередную чушь. "Комсомолка" в статье за подписью С.Заворотнова и Т.Ворошиловой "Он стрелял в Троцкого" ничтоже сумняшеся приводит воспоминания Д. Сикейроса о его встрече вместе с М-м и Диего Риверой со Сталиным, на которой поэт был переводчиком. Факт этой встречи до мелочей описан Сикейросом. Ну хорошо, чего с него взять, с Сикейроса? Но любимая газета поэта должна была бы знать, что М-й никаким языком, кроме русского, не владел и в глаза Сталина не видел?

Все передачи Съезда депутатов смотрели не отрываясь, ничего более интересного никогда не видели. Выводы довольно пессимистичные.

20 июня. На Икше ослепительно, луг цветет, летают бабочки, встретил Соню Милькину, которая собирала букет, и она мне сказала, что Сережа Параджанов лежит в клинике Мясникова, у него очень плохо с легким. И заплакала.

Володю Наумова он просил, чтобы я пришел к нему мириться и что он будет теперь ходить к нам только "в наручниках" и сидеть на кухне. "Ну, тогда Катаняны останутся без кастрюль", - заметил Володя. Он сказал также, что Сережа сбежал из больницы в Тбилиси, так как там умерла соседка и ему нужна ее комната. Так как же к нему прийти? Он скоро вернется. "Ну, подумал я, дело не так плохо, раз он занимается соседской комнатой. И пусть сидит хоть в кандалах у нас, лишь бы сидел..."

27 июня. Невообразимое: Алла Демидова, звезда нашего театра, переехала в небольшую комнату кооператива на Икше, которую она ждала шесть лет. И не может купить какое-нибудь ложе - кровать или просто матрас. Нигде - ни в Москве, ни в области. Не может просто прийти в магазин (как в Эфиопии) и купить. Их просто-напросто нет. Представляю, как Лайза Миннелли тратит время и мозги на покупку (не покупку!) кровати. Она даже не поймет, что такое бывает на белом свете.

Кора Церетели рассказала, как умирала сестра Параджанова Аня. Лежит она без сознания, Сережа ее тормошит: "Аня, Аня! Очнись. Я тебя ненавижу. Слышишь? Не-на-ви-жу! Не слышит. Какая досада".

10 июля. Прочел "Ваганову" Красовской - хорошо написано и умно. Вчера заходил к Коле Фадеечеву, который живет рядом в поселке. Потрясающая плантация и цветы, а сам он как Гаргантюа. Нарвал у него петрушки и укропу. Сказал, что Майину племянницу Анечку Плисецкую приняли в Кировский.

Соня сказала, что Сереже удалили одно легкое и он в реанимации. Обнаружили еще массу болезней, запущенных. Прилетели Светлана и Сурен. Но больше к нему никого не пускают.

6 августа. Был у Сережи в больнице. Встретились как ни в чем не бывало, хотя он вначале плакал. Очень тяжело. Велел приходить каждый день.

Замечательно "Дело моего отца" Камила Икрамова, вещь документальная, на страницах которой видны следы крови ушедших годов. Панамка - все, что осталось от человека, даже праха нет. Как сын плачет в крематории! Нечеловеческая страна...

Вчера по ТВ видел прилет в Ленинград Натальи Макаровой. Она вышла из двери самолета, как вырвалась из клетки, страшно закричала "Мама!!!" и понеслась вниз по лестнице в развевающихся одеждах, просто кинулась сломя голову... Схватила мать, не могла оторваться. Это было потрясающе, я под огромным впечатлением. Так выстрадано, радостно, ничего вокруг не существовало... Не припомню столь эмоциональной встречи...

У Рязанова на нервной почве от "Чонкина"* сел голос. С ним вытворяют...

Двое русских эмигрантов разговаривают в Нью-Йорке:

- Ты чувствуешь ностальгию по России?

- Да что я - еврей, что ли?

20 августа. Так упоительно на Икше гулять по лесу, собирать грибы - синее небо, спокойная вода, тихо-тихо. Но не тут-то было.

Приехали Патрис Шеро и Паскаль Греггори, привезли "Гамлета" и будут играть во МХАТе. Мы поехали их встречать, устроили обед, Инна показывала им Москву. Шеро очень симпатичный и скромный. "Гамлет" нам понравился и имел успех у публики. Запомнилась Гертруда, потом появился какой-то круглый толстячок, которого я никогда не видел ни в каких "Гамлетах", оказалось, что этот персонаж всегда купировали, а Шеро - нет. И на блестящий пол сцены вдруг вышел огромный настоящий конь с Лаэртом в седле!

На другой день, сменяя друг друга, приходили Натан Федоровский с братом Сашей, которого он перетащил в Берлин. У них здесь какие-то дела, которые то сверкают, то гаснут; вечером - немец Ганс, которого на самом деле звали Курт, но он откликался на Ганса. Приехал из Хельсинки от Кая Холмберга** и привез кофе, чай и копченые сосиски. И совсем уже поздно (у них ведь утро) явился Джон Мандельберг из Мельбурна, который все шьется с фильмом о Лиле Брик, говорил, что ведет переговоры с Ванессой Редгрейв и что в случае удачи - дело в шляпе. Но я уже остыл к этой затее, и мне надоели разговоры и Ванесса в шляпе или без. Где этот покой осеннего леса на Икше?

21 августа. Летом мы с Людмилой Хитяевой живем рядом на даче и в жаркие дни ходим купаться. И я был удивлен, что Людмила лишь немного плещется у самого берега. У всех еще в памяти знаменитая сцена из "Тихого Дона" самоубийство Дарьи. Неужели она не умеет плавать?

И вот однажды, возвращаясь с реки, мы разговорились:

- Герасимов нашел меня случайно. Я шла по коридору "Мосфильма" в строгом пиджаке, гладко причесанная. Ничего во мне не напоминало персонажа из "Тихого Дона", над которым он тогда уже трудился. Мы знали, что в его группе набирают актеров, что на Григория Мелехова он взял Петра Глебова, хотя уже начал снимать другого актера. Глебов же играл офицера в эпизоде. Герасимов вошел в павильон, а они - офицеры - в перерыве там в карты играли. "Кто это сидит?" Он увидел эти глаза, эти брови: "Ну-ка, давай-давай, подойди, пожалуйста". Сделали ему гумозный нос с горбинкой - и пошло-поехало... А раньше был утвержден Саша Шворин - красавец двухметрового роста... Пете же тогда было сорок три года, а Григорию двадцать три, и Герасимов сделал так, что зрители верили, что ему именно столько. Поразительно он это умел!

И вот - навстречу мне Герасимов: "Товарищ Хитяева? (так официально). Не хотели бы у меня сниматься в "Тихом Доне"?" Что может ответить провинциальная горьковская актриса? Правда, я уже снималась... но Герасимов, но "Тихий Дон"! Я сказала, что счастлива, "но я вам заранее говорю, что не знаю деревенской жизни, казацкого села. Я выросла в городе и вообще урбанистка". Меня он утвердил на глаз, безо всяких кинопроб. Я когда перечитала (уже знала, что Дарья), образ меня, естественно, захватил, но первым делом подумала: "Боже, она же там тонет, а я плавать не умею, как же буду тонуть? У меня водобоязнь, я страшная трусиха, с водой шутки плохи". И стала отказываться от роли. Но Герасимов меня уговорил. Я приехала в станицу, а он мне сразу: "Надо тело наращивать, моя дорогая, тело, тело! Что за крючок такой? (Будто он впервые меня видит.) Казачки - они знаешь какие? Посмотри вокруг". И тело мы набирали с Элиной Быстрицкой. Утром завтракали - стакан сметаны, ежедневно, я потом год видеть ее не могла, много белого хлеба, каши... Мы так раскормились, что мне одной порции борща уже было мало. И вскоре обросли мясом, и тут, и тут, стали такие крутые, что мои житейские платья на меня не налезали. Как писал Лесков в "Запечатленном ангеле": "Сама не рада, какая у меня по всем частям полнота пошла". А Сергей Аполлинариевич все требовал: "Тело! Тело!" - и добился нужного результата. Все восемь месяцев, пока снимались, мы ели-ели-ели. Помните, какие сильные руки у Аксиньи, когда она скалкой катает белье? А были слабые, изящные. А потом мы похудели, вошли в норму, Элина, например, сбросила двенадцать кило.