вместе генетически неидентичные близнецы ДБ. Это ясно свидетельствует о наследственной детерминированности особенностей, разумеется, при изменчивости среды в рамках условной нормы.

Исключительный интерес для оценки соотносительной роли наследственности и среды в изменчивости коэффициента интеллекта среди наиболее одаренного юношества представляют исследования Р. Никольса (Nichols R.C., 1965). Он обследовал близнецов, входивших в число 600 тыс. ежегодно тестируемых старшеклассников. В ходе 3-часового весеннего тестирования их, между прочим, спрашивали, имеется ли у них близнец и проходит ли он тестирование. По условиям отбора на тестирование и опроса в обследование попадали среди близнецов только те пары, в которых одаренными были оба партнера. Замечательным образом среди тестируемых было выявлено не вдвое большее количество двуяйцевых, чем однояйцевых, а 315 пар однояйцевых (монозиготных) и 209 пар двуяйцевых близнецов. Это «ненормальное» соотношение само по себе замечательно, указывая на то, что среди одаренных, если один однояйцевой близнец одарен, то почти всегда одарен и его партнер, что далеко не так часто происходит при двуяйцевости. Но, несмотря на то что в обследование попали преимущественно интеллектуально схожие двуяйцевые близнецы, коэффициент наследования IQ оказался очень высоким (пг = 0.72). Наиболее схожими оказались ОБ-партнеры по математике (0.80), по словарному тексту (0.69), по естественнонаучной сообразительности (0.51) и по социальным проблемам (0.67). Относительно низкой оказалась доля наследственности в изменчивости по владению английским языком. Это последнее может объясняться тем, что однояйцевые близнецы, тесно общаясь друг с другом и понимая друг друга «с полуслова», меньше нуждаются в развитии речи, чем двуяйцевые партнеры. Но это — вопрос частный, основное и решающее — очень высокое сходство между собой у одаренных ОБ-партнеров, даже на фоне одаренных же партнеров ДБ.

Если перейти от содержания наследственной информации к ее реализации (даже если речь идет о самых элементарных, биохимических или морфологических особенностях), то в каждой данной ситуации, в бактериальной ли клетке, или, тем более, клетке человека, реализуется лишь малая доля наследственных потенциалов. Понятно, что и из альтруистического наследства человека, из арсенала его наследственных норм реакции в каждую историческую эпоху реализуется далеко не все. Для пробуждения, реализации этих общечеловеческих эмоций (об исключениях речь будет ниже) нужно воспитание, так, в ходе истории происходит приспособительное изменение реализуемой части этического кодекса в соответствии с существующими социальными условиями. Часть этического наследства временно остается нереализованной, например из-за перерыва в преемственной передаче стимулов, а другая часть, наоборот, усиливается, гипертрофируется.

Одной из систем явлений, связанных с развертыванием генетической информации и демонстрирующих, что это развертывание детерминировано лишь в меру целесообразности, является импринтинг. Сущность его иллюстрируется примером утят, которые сразу после вылупления начинают следовать за уткой, не нуждаясь для этого в каком-либо обучении; существенно, что если нет утки, то утята начинают следовать за любым крупным движущимся предметом, будь то человек, или собака, или даже что-то неодушевленное. Очевидно, что в естественных условиях таким первым предметом оказывается утка-мать, и следование за ней порождено инстинктом, созданным естественным отбором; этот инстинкт в норме обеспечивает выживание беспомощных утят и лишь в необычных условиях бьет мимо цели, заставляя следовать за совсем другим существом или предметом. Но экспериментальное изучение импринтинга показало, что он возможен лишь в течение очень короткого срока после вылупления, позднее же эта способность следования утрачивается и может быть достигнута только длительной дрессировкой.

Важно, что ранний импринтинг показывает, не только за кем надо следовать, но и с представителем какого вида надо спариваться после полового созревания. Подстановка в стадии импринтинга вместо матери другого предмета предрешает, что этот предмет или сходный с ним станут объектом полового влечения, и эта закономерность распространяется не только на птиц, но и на млекопитающих, до обезьян включительно. Более того, младенец тоже проходит период высокой чувствительности, когда у него образуется глубокая привязанность к матери, независимо от кормления и содержания в чистоте. Улыбка младенца, улыбка и возня матери с ним закрепляют накрепко связь между обоими; младенец, хорошо питающийся и ухоженный, но лишенный раннего импринтинга ласки, может на всю жизнь остаться нервозным и боязливым. Наоборот, ранний хороший импринтинг создает устойчивость к последующим психическим травмам. Пожизненное влияние импринтинга или его отсутствие на чувствительной стадии родственны по силе, остроте и длительности впечатлению, производимому на нас какой-либо катастрофой — происшедшее может запомниться навсегда. Ряд исследователей, и в их числе Д. Моррис (Morns D., 1967), полагают, что случайная первая эякуляция, происшедшая во время возни мальчишек друг с другом, может способствовать развитию гомосексуального влечения. Это объяснение, однако, как нам представляется, может быть справедливым лишь по отношению к мальчикам с конституциональной предрасположенностью к гомосексуальности. Вообще не исключено, что гомосексуальные влечения являются своеобразным эволюционно сложившимся барьером — нейрогуморальной связью, ограничивающей размножение чересчур конституционально женственных мужчин (и мужчинообразных женщин), неизбежно появляющихся в виде крайних отклонений от типа в силу явлений внутривидовой изменчивости. Поскольку степень мужественности и женственности неплохо определяется, например, шириной нижнего выхода из малого таза и варьирование этого показателя в сторону интерсексуальности у женщин вело бы к затрудненному деторождению, а женственность мужчин почти наверняка отрицательно сказалась бы на бойцовых качествах, развитие гомосексуального влечения у подобных несколько интерсексуальных типов могло иметь адаптивное значение для вида.

Однако вернемся к явлению импрессинга, ясно показывающего, что генотип есть необходимое, но недостаточное условие для развития самых естественных эмоций. Сильнейшая привязанность младенца, ребенка к матери естественна, генотипична, но и этот элементарнейший инстинкт требует ряда условий для своего развития; то, что в норме эти условия почти всегда присутствуют, маскирует их фундаментальную значимость, но не отменяет их необходимости. Равным образом множество других этических эмоций естественны, генотипичны, но требуют некоторых внешних факторов для развития.

А какова роль импрессинга?

Попробуем взять слово импрессинг в кавычки для его расширительной трактовки и иллюстрируем примерами (Josselyn I. M., 1971).

1. Восьмилетний А. Комптон приносит объемную тетрадь и говорит матери, что в ней собраны доказательства трехпалости африканских слонов и пятипалости индийских, опровергающие установившееся мнение об обратном. Мать поздравляет его со столь серьезным отношением к вопросу. Через 30 лет она спрашивает А.Комптона, нобелевского лауреата по физике, помнит ли он этот случай. «Да, конечно, и если бы Вы рассмеялись, то мой интерес к исследовательской работе угас бы навсегда».