2. У девочки Дженни погиб щенок. Родители ее успокоили: мы купим тебе другого. А затем стали беспокоиться, почему Дженни не тревожится, когда ее песик бегает среди мчащихся машин. Дженни ответила: ведь всегда можно достать другого щенка. Может быть, Дженни когда-нибудь скажет: ведь всегда можно обзавестись другим мужем, замечает автор.
3. Жака Оффенбаха убаюкивали в колыбели одним и тем же вальсом. Первые восемь тактов пребывали в нем пожизненно, и, вероятно, потому его оперетты прямо насыщены вальсами. Раннее возбуждение музыкальной восприимчивости породило второго короля вальсов, или вальсовые такты запомнились навсегда вследствие необычайно ранней музыкальной восприимчивости? Вероятно, и то и другое вместе.
4. Ленин о себе: «Нет никого другого, кто был бы поглощен революцией 24 часа в сутки, который бы думал только о ней, кто даже во сне грезит только о ней». К 54 годам Ленин совершенно износил свой мозг. Что к этой целеустремленности привело? Арест и повешение брата с сопутствующими впечатлениями? Если нет, почему у других революционеров не было такой всепоглощенности революцией?
Можно, например, рассмотреть проблему доносительства. Нелегко подавить даже в детском саду общую нелюбовь к доносчикам. Еще труднее приходится фискалу в школе. Что до взрослых, то в начале XX в. беглый русский революционер мог открыться любому незнакомому интеллигенту в надежде, что получит необходимую помощь, и в уверенности, что не будет передан царским жандармам. То, что написано в 1921 г. Е. Полонской в «Балладе о беглеце», посвященной П. А. Кропоткину, — норма поведения:
Затем, что из дома в соседний дом,
Из сердца в сердце мы молча ведем
Веселого дружества тайную сеть.
Ее не нащупать и не подсмотреть.
Малоизвестный, но характерный факт, рассказанный автору в 1954 г. одним из Лопатиных: Герман Лопатин, знаменитый революционер, уже приговоренный к смерти, скрывался в поместье у своих знатных родичей. Когда оказалось вакантным место одного генерала в семейном праздничном генеральском висте, трое генералов Лопатиных, посовещавшись, вышли и торжественно объявили многочисленной собравшейся на праздник родне, что они за неимением четвертого военного генерала выбирают генерала от революции. Возможность предательства даже не принималась в расчет.
А в немецкой семье времен Третьего райха 9-летний мальчик, пропавший на полчаса из квартиры, заставляет тем самым родителей тщательно обдумывать вопрос: не побежал ли он на них доносить в гестапо, и если да, то что именно, и не обидели ли они его чем-нибудь. Пусть это только сценка из Бертольда Брехта, но мы убедимся далее в том, что истинное искусство — лишь концентрированна жизни.
Очень четким примером влияния импрессинга на развитие сексуальных аномалий является разобранный К. Леонгардом (Leonhardt К., 1974) мазохизм Руссо. Он описывает, как в семилетнем возрасте его телесно наказала воспитательница мадемуазель Ламберсье: «Это наказание даже повысило мое влечение к той, которая наказала. Потребовалась вся истинность моей склонности и моей природной доброты, чтобы я воздержался от провоцирования этого наказания вновь. Дело в том, что я даже в боли и даже в стыде воспринял какую-то особую страсть, которая оставила во мне больше удовольствия, чем страха, и мне хотелось вновь получить это наслаждение». Но второе наказание оказалось последним. Очевидно, м-ль Ламберсье о чем-то догадалась, потому что через два дня постель Жан-Жака Руссо перенесли из ее спальни в другую комнату. Далее Руссо пишет: «Кто бы мог подумать, что это на восьмом году жизни полученное от тридцатилетней девушки телесное наказание на всю остальную жизнь определило мои склонности, влечения, страсти, причем в совершенно обратном, противоестественном направлении». Далее Леонгард разбирает все дальнейшие влюбленности Руссо, показывает его стремление к подчинению объектам своих влечений, будь то женщины бальзаковского возраста и старше или молоденькая проститутка. Но это же выражалось в «Эмиле, или О воспитании», в «Новой Элоизе» и вообще во всех его произведениях. Некоторая доля мании преследования, необычайная возбудимость и психический эксгибиционизм несколько роднят его с Достоевским, дают ему возможность видеть по-своему.
Быть может, уместно заменить предельно краткую формулировку «импрессинг» гораздо более полным содержанием, опирающимся, в частности, на опыты с вживленными электродами (Penfield W., Jasper ff., 1954). Оказалось, что в зависимости от места вживления электрода возбуждение его вызывало строго определенное воспоминание: так, возбуждение точки 19 в первой извилине правой височной доли вызывало ощущение слышимой музыки, причем точно опознаваемой, с тем же воспоминанием при повторном возбуждении. При возбуждении точки 16 возникало точное, конкретное зрительное воспоминание. При возбуждении определенной точки на верхней поверхности сильвиевой извилины в правой височной доле пациент услышал популярную песню, исполняемую оркестром, причем повторное возбуждение вызывало то же конкретное воспоминание. Подобные точечные возбуждения способны вызвать и зрительные воспоминания. Существенно, что электрод возбуждал единственное воспоминание, а не смесь их или обобщение. При этом вспоминались не только детали прошлого события, но и те ощущения, которые были связаны с этими событиями. Событие и ощущение, которое оно вызвало, оказались столь тесно связанными, что одно было невозможно вспомнить без другого. Можно отметить, что некоторые люди, забыв какую-либо нужную мысль, полуинстинктивно воссоздают ту обстановку, в которой мысль пришла им в голову, восстанавливая свое место, позу и по возможности всю ситуацию, вплоть до настроения. Пенфилд сообщает: «Субъект опять испытывает эмоцию, первоначально созданную в нем ситуацией и осознает те же интерпретации, правильные или ложные, которые он ощутил при первом опыте. Возбужденные воспоминания, таким образом, не являются точными фотографическими или фонографическими воспроизведениями прошлых сцен или событий. Это воспроизведение того, что пациент видел, слышал, чувствовал и понимал».
На этом принципе ассоциативного воспроизведения базируется существенная доля психической жизни. Имеет место не просто воспоминание события, но переживание.
Так, психиатр Т. Харрис (Harris Т., 1973), излагая опыты У. Пенфилда, иллюстрирует их двумя примерами. Сорокалетняя женщина, услышав определенную мелодию, впала в состояние глубокой, невыносимой меланхолии; на вопрос, не помнит ли она, когда и где слышала ее раньше, через некоторый срок ответила, что эту мелодию играла ее мать, умершая, когда пациентке было пять лет. После смерти матери она испытала тяжелейшую, длительную депрессию. Другой пациент, гуляя, почувствовал запах извести и серы, которой обрызгивали деревья, и испытал чувство поразительной радости и свободы. Оказалось, что он маленьким мальчиком в саду своего отца чувствовал этот запах весной как предвестие весны и свободы. Таким образом, мозг функционирует наподобие точной магнитофонной ленты, записывающей с детства каждый комплекс увиденного, услышанного, пережитого. Однако вспоминаются лишь те сенсорные элементы, на которые пациент обращал внимание, выделяя их из массы других впечатлений. При этом, пишет Пенфилд, новый опыт, восприятие каким-то образом связывается с возможностью установления различий и сходств. Именно существование этих воспоминаний с их ассоциациями, повторные переживания их играют фундаментальную роль в психике человека и лежат в основе «трансакционного анализа» (Berne E., 1971) взаимодействия между людьми, каждый из которых является носителем трех личностных состояний: «родителя», «взрослого» и «ребенка».
1. «Родитель». Это та часть личности, которая определяется авторитетными заявлениями и действиями родителей либо заменяющих их воспитателей, когда ребенку было менее пяти лет. В течение этого времени все, что делали и говорили «родители», запечатлевалось в памяти как нечто авторитетное и неоспоримое, все упреки, правила и законы, примеры и высказывания. Ребенок еще не способен критически отнестись к увиденному, услышанному и пережитому, не в состоянии понять, что поведение родителей вызвано какими-то искажающими факторами, не в состоянии оценить бесчисленные ограничения, запрещения и табу, наслаивающиеся на восприимчивое дитя; все это воспринимается как истина, которая исходит от взрослых, источников всех радостей, безопасности всего, что необходимо для выживания физического и социального. Но ребенок точно регистрирует и непоследовательность: они запрещают курить, а сами курят, запрещают лгать, но сами лгут. Притом ребенок точно регистрирует гармоничность или дисгармоничность взаимоотношений между родителями, причем дисгармония между родителями ослабляет их влияние, а ослабленный родитель может наложить бремя неустойчивости, недовольства и отчаяния на ребенка, подростка и взрослого, если он потом не сможет осмыслить все сам. Ребенок обучается от родителей всему, и это влияние может сказываться и тогда, когда родительские взгляды, поступки, действия совершенно устарели.