Польша как отчизна значительного большинства евреев Европы и как страна, восприимчивая к европейскому культурному влиянию, не осталась равнодушной к преобразовательному брожению. Однако самые радикальные взгляды не получили здесь немедленного рассмотрения, даже после того как раздел страны в 1772 г. обострил необходимость внутренних реформ. Например, в 1778 г. польский придворный чиновник и влиятельный магнат, Анджей Замойский, составил набросок проекта реформы для короля Станислава Понятовского. Этот проект дает возможность оценить все последующие польские проекты преобразований. План Замойского мог всего лишь сохранить status quo, хотя в нем отразилось влияние городского купеческого сословия, проявившееся в предложениях ограничить для евреев свободу торговли. Реформа ратовала за включение всех евреев в число категорий, занятых полезными профессиями – торговлей, ремеслами, сельским хозяйством. Это положение предполагали внедрять путем отказа в выдаче брачных свидетельств евреям, посвящавшим себя занятиям, не подпадавшим под. эти категории. Равенство для евреев означало, что они будут нести все обязанности каждого сословия поляков, а вот соответствующих прав и привилегий им не полагалось. Предрассудки духовенства были удовлетворены тем, что появилось правило, по которому евреям запрещалось нанимать в слуги христиан. Таким образом, в этой реформе звучали лишь слабые отголоски поиска тех сложных и тонких путей решения еврейского вопроса, которые обсуждались тогда в Западной Европе[167].

Тем не менее, по мере того как по всей Европе разгорался спор о евреях, поляки все активнее участвовали в нем. Уже в 1780 г. общая неудовлетворенность существующим положением была сформулирована в брошюре под названием «Разговор в Гданьске между польским шляхтичем, швейцарцем и евреем». В ней критиковались недостатки управления в шляхетской Польше в целом, и в частности, недостатки еврейской автономии[168].

Средства, применявшиеся другими европейскими государствами, привлекали в Польше пристальное внимание. Начиная с 1782 г. здесь неоднократно переиздавался памфлет «О необходимости реформирования жизни евреев», который был предназначен познакомить поляков с решением еврейского вопроса на новый, французский, лад. Поляков призывали прекратить смотреть на евреев как на «особенное явление природы», предмет насмешек и преследований, и признать, что какие бы недостатки ни обнаруживались у евреев, они были не врожденными, но сформировались под влиянием религии, законов, воспитания. «Человек не родится ни злым, ни добрым, ни умным, ни глупым; он скорее рождается с теми или иными задатками»[169]. Саму по себе религию евреев автор памфлета характеризовал как основанную на любви к ближнему. Следовать же этой заповеди евреям до сих пор мешали лишь преследования со стороны христиан. Поскольку на евреев во многом не распространялись законы, защищавшие занятия большинства горожан, то они были вынуждены браться за мелочную торговлю, чтобы прожить, отчего только росло презрение, которым дарили их соотечественники-поляки. Автор утверждал, что прежде чем станет возможным нравственное перерождение евреев, необходимо будет изменить влияющие на них условия жизни в Польше. Например, заметил он, наконец-то евреи после 1775 г. получили право заниматься сельским хозяйством, но так поступили всего лишь четырнадцать семей – вероятно, оттого, что евреям так и не позволено было владеть землей.

«Наши законы в отношении евреев дурны. Их положение вне всяких сословий несправедливо. Неправильно отдавать власть над ними в руки частных лиц или собственных еврейских бюрократов. Неверно рассматривать их как дурной народ и не предлагать им отечества. Но хуже всего, что мы даем им жить по особым законам и обычаям. Благодаря этому они выступают как новый corpus in corpore, как государство в государстве; принимая во внимание, что еврейские законы и обряды отличаются от наших, такое положение вещей порождает конфликты, путаницу, взаимное недоверие, презрение и ненависть»[170].

Реформы, предлагаемые автором памфлета, выглядели широкими, но должны были обойтись евреям недешево. Предполагалось допустить евреев в городское сословие, ослабить над ними власть воеводы, разрешить евреям голосовать на выборах магистратов и самим состоять в них, а также пользоваться другими правами и обязанностями торговых сословий. Взамен евреи должны были отказаться от своей уникальной политической и культурной автономии. Организационную структуру кагала следовало разрушить. Евреям предлагалось отказаться и от своего особого платья, и от «жаргона» (т. е. языка идиш). Но если этот анонимный реформатор дальше всех зашел в стремлении предоставить евреям самые широкие права, то почти всех его последователей в первую очередь привлекала в его проекте уверенность в необходимости ассимилировать евреев.

Эти идеи через печать распространялись среди все более широких кругов. Прогрессивная газета «Историко-политический дневник» (Pamietnik historyczno-polityczny), которую издавал Петр Свитковский, уделяла особое внимание проблеме еврейской реформы. Газета представила своим читателям достоверный портрет еврейского философа и реформатора из Берлина, Моисея Мендельсона, и начала конструктивную дискуссию по поводу идей Х.Дома. В своих передовицах газета давала отклики – причем не всегда сочувственные – на каждый нюанс в дискуссии, развернувшейся в обществе по еврейскому вопросу[171].

Как только эту проблему поставили, она сделалась предметом усиленного обсуждения на все последнее десятилетие XVIII в. Особенной остроты обсуждение достигло в период Четырехлетнего сейма (1788—1792), и это была последняя попытка внутриполитических преобразований в стране, прежде чем Польша исчезла с географической карты. Реформаторов побуждала к действию необходимость спасать Польшу от нависшего над ней несчастья, а революционные события во Франции служили им источником вдохновения и конкретным примером. Для противников консервации существующего положения вещей уже сама величина еврейского населения, достигавшего, по оценкам, свыше миллиона человек, являлась основанием для того, чтобы упорядочить его положение в обществе.

Публицисты сознавали, какие сложности проистекали, с одной стороны, от значительной автономности существования евреев в стране, а с другой – от целого громадного корпуса ограничительных законов, затруднявших евреям каждый шаг в повседневной жизни. Существовало и дополнительное соображение – как полагали, евреи обладали существенной экономической мощью, особенно выступая в обличье арендаторов и корчмарей. Следуя предписаниям экономистов-реформаторов эпохи Просвещения, известных как физиократы и считавших землю важнейшим источником национального богатства, польские реформаторы никогда не уставали отыскивать способы сделать евреев более «полезными», превратив их в крестьян или ремесленников[172]. Впрочем, глубокие перемены в положении евреев были проблематичны. Всякое их «гражданское совершенствование» в духе идей Дома входило в противоречие с осознанными интересами самого главного их соперника, городского христианского населения.

Прогрессисты, направлявшие реформаторские усилия сейма, понимали, что нужно укреплять экономическое благосостояние городов с самоуправлением и собирать бюргеров в новую политическую коалицию в противовес узким сословным интересам магнатов. Их идеологи, такие, как трое прогрессивных священников, Гуго Коллонтай, Станислав Сташиц и Франтишек Езерский, строили планы, стремясь добиться поддержки со стороны городского населения[173]. На эти старания их вдохновляла растущая активность самих муниципалитетов, символом которой стала так называемая Черная процессия, состоявшаяся в Варшаве в ноябре 1789 г. – политическая демонстрация представителей 141 королевского города, которых прислали местные муниципалитеты наблюдать за работой сейма. Интересы этих бюргеров-христиан были прямо противоположны интересам евреев. Так, в польских провинциях Речи Посполитой из 301 города на королевских и церковных землях двести, включая Варшаву и Краков, пользовались правом de non tolerandis Judaeis – запрета на проживание евреев, что надежно защищало их от появления еврейских колоний[174]. И если евреи искали для себя «свободного гражданства и занятий», то города стремились к дальнейшему ограничению городских профессий евреев, действуя согласно распространенному изречению, гласившему, что «евреи разоряют город».