— В Лёсковац, — Рокотов назвал первый попавшийся город, который, по его расчетам, находился совсем рядом.

— Далековато забрались, — здоровяк не опускал ружье и не снимал палец со спускового крючка.

— А это кто? — Арсеньевич кивнул на Хашима.

— А а, это приятель Антон Семеныча Шпака! — брякнул Рокотов первое, что пришло в голову. Уловка сработала.

Явно незнакомый с советской комедиографией серб уставился на Хашима, соображая, кто такой Антон Семенович Шпак и что его малолетний «приятель» делает весенним утром на лесной дороге в компании небритого и грязноватого субъекта. Дуло ружья ушло в сторону, и Влад рывком оказался рядом со здоровяком.

Биолог четко, как на тренировке, выбросил вбок локоть и всадил его немного выше переносицы противника.

Здоровяк выронил ружье и рухнул в пыль.

— Достаточно одной таблэтки, — констатировал Владислав.

За его спиной раздался щелчок передергиваемого затвора.

— Убери пушку, — не поворачиваясь, сказал Рокотов, охлопывая карманы потерявшего сознание здоровяка. — Сначала на предохранитель поставь.

Хашим послушно сдвинул фиксатор «вальтера» и сунул пистолет в карман штанов.

Улов оказался не богат — пять патронов в подствольном магазине помпового «моссберга» и полупустая пачка «Кэмела» в кармане куртки. Биолог почесал затылок, но куртку брать не решился — с его сорок восьмым размером пятьдесят шестой был великоват.

С трудом затащив бесчувственное тело в кусты и положив его на левый бок, чтоб немолодой ополченец случаем не задохнулся, Влад объявил старт нового этапа бегства.

Теперь уже стоило опасаться не только озверевших полицейских, но и жителей близлежащей деревни, которые максимум к вечеру обнаружат местечкового Рембо, заботливо прикрытого от посторонних глаз еловыми лапами. Удар, проведенный биологом, гарантировал «отключку» часа на четыре, потом разве что будет голова болеть.

Дополнительным преимуществом могла послужить посттравматическая амнезия, но сие зависело от конкретного организма, и Рокотов особо не рассчитывал, что здоровяк их не вспомнит. За последние дни он привык предполагать худшее.

Самым неприятным в сложившейся ситуации было даже не то, что в деревню им путь заказан, а возможная погоня с участием хорошо знающих окрестности местных жителей и своры собак.

Добравшись до тайника, они вновь взвалили на себя свои вещи и трусцой двинулись на юг.

Заметив подходящее болотце, биолог срубил две слеги и удачно, всего за час, провел Хашима по колено в воде до противоположного берега. Теперь собак можно было не бояться.

* * *

Кусочек льда, несущийся в безвоздушном пространстве, разминулся с облаком космической пыли, состоящим из микрочастиц кремния и пемзы, выбитых сорок миллионов лет назад из обломка давно исчезнувшей планеты.

По мере приближения к центральной звезде системы скорость метеорита начала понемногу снижаться. Фотоны, бомбардирующие поверхность любого объекта, гасили кинетическую энергию движущегося тела. Скорость падала — медленно, но на огромных межпланетных расстояниях ощутимо. С каждым парсеком, пройденным кусочком льда, солнечный ветер усиливался. Метеорит двигался к земной орбите. Попав в поле притяжения Луны, ледышка изменила траекторию и, будто раскрученная гигантской пращой, по дуге направилась к геостационарной точке с координатами 39 градусов северной широты и 75 градусов западной долготы. Точка находилась почти над самой Филадельфией, на высоте 680 километров от поверхности.

Там, в ожидании приказа на пуск ракет, описывал неправильную восьмерку дряхлый советский спутник КН 710. С отключенной системой уклонения от объектов, летящих по простым математическим кривым.

* * *

С началом войны НАТО против Югославии в Белградском телецентре, как и на всех других государственных и стратегических предприятиях, ужесточили пропускной режим и выставили дополнительные посты охраны.

Боялись всего — диверсий со стороны проживающих в Сербии албанцев и активных членов оппозиции, полупьяной толпы, способной за считанные мгновения разграбить аппаратные на нижних этажах, своих собственных работников, могущих под шумок вынести ценную профессиональную технику, мелких воришек, проникающих в помещения телецентра под видом внештатных корреспондентов никому не известных каналов.

Но больше всего опасались самих журналистов и их далеко не всегда лояльных правящему режиму сюжетов.

Вероятно, именно для того, чтобы пресечь несанкционированные включения прямого эфира, на всех четырех входах поставили огромные, уродливые ворота металлодетекторов, а особенно подозрительных гостей подвергали личному досмотру.

Махровым цветом распустилась цензура.

Редактировали и согласовывали абсолютно все — от познавательной передачи об искусственном осеменении коров до тридцатисекундной рекламы новомодного пластыря для похудания. Для любой съемки в любой точке Югославии требовались многодневные согласования с армейской бюрократией.

На некогда самую демократичную страну Балкан опустились сумерки подозрительности, взаимного недоверия и доносительства, многократно усиливаемые регулярными бомбовыми ударами и мрачными тенями вражеских самолетов в ночном небе...

Ненад Кротович традиционно взял в буфете творог и ряженку и устроился вкушать свой легкий ужин за столик у окна небольшого кафетерия, расположенного на девятом этаже главного здания. Не успел он проглотить первую ложку, как напротив села Мирьяна — давнишняя знакомая, секс символ третьего коммерческого канала, а по совместительству одна из наиболее пробивных и бесстрашных корреспонденток негосударственного ТВ.

— Слушай, Кротович, — с ходу взяла быка за рога Мирьяна, — вчерашние репортажи NBC ты компилировал?

Ненад погрустнел и тоскливо посмотрел на собеседницу.

— Ну, я... Поесть дашь?

Энергия корреспондентки пугала даже ее старых друзей.

— Да ешь спокойно! Значит, ты... А где сюжет, который америкосы дали — про деревню, уничтоженную неделю назад?

— У меня. Там минут сорок, я взял для новостей две с четвертью. Наиболее общих, — Кротович немного успокоился. По крайней мере, Мирьяна не требовала немедленно бежать и искать для нее эту злополучную кассету. — Остальное смотреть невозможно. В эфир бы не пустили.

— Я могу переписать?

— Заради Бога, переписывай. Материал же открытый. А зачем тебе?

— Есть сомнения, — журналистка вытащила из сумки бутыль газировки и отхлебнула из горлышка, с вожделением бросив взгляд на тарелку Ненада. Она в очередной раз сбрасывала вес и почти ничего не ела.

— Только кассета твоя, — предупредил видеоинженер. — У меня все под отчетом.

— Черт, и у меня тоже... — Мирьяна вытащила изящную пачку «Вог», закурила. — Ладно, не надо переписывать. Просто посмотрим. Часок для меня выкроишь?

— Легко. Я сегодня дежурю, так что все равно торчать в аппаратной буду. До завтра ничего нового не принесут... А сомнениями не поделишься?

— Поделюсь, — журналистка заговорщицки наклонилась к Ненаду и понизила голос: — Помнишь, что в комментариях говорили?

— В каких — наших или штатовских?

— Ну ты даешь! Конечно, штатовских. Наших то слушать без понту, все равно соврут.

— Тогда помню. Солдаты мистера Милошевича устроили очередную этническую чистку, международное сообщество требует немедленно прекратить, доблестные пилоты НАТО нанесли точечный удар по казармам этих убийц... И прочая лабуда, — Кротович доскреб свой творог. — Полезной информации — ноль.

— Не скажи. Основной то упор на то, что это сделали наши спецподразделения.

— Ну и что? Западники всегда так говорят.

— Верно, — Мирьяна подмигнула, — только на этот раз накладка вышла.

— В каком смысле?

— А в таком, что никаких подразделений в тот момент и в том районе не было!

— Ах вот ты о чем! — Кротович усмехнулся. — Так тебе твои источники в Министерстве Обороны и скажут, какие подразделения где и когда были.

— Я тоже сначала так подумала. Но тут вот какая петрушка. Мне показали якобы сорванный с головы полицейского берет. А на берете — малюсенькая эмблемка отряда, сбоку...