Но там были каучуконосы. И для того, чтобы собирать каучук, потребовались огромные силы и средства, потому что каучук, как вы знаете, нашел себе применение в автомобильной промышленности и в целом ряде других отраслей. Для того чтобы обеспечить безопасность этого сбора, потребовались целые племена индейцев, которые к этой тяжелой цели приспособились. Убивали их, высасывали соки из каучуковых деревьев и из доходов строили себе дворцы, оперные театры — там, в бассейне Амазонки. Денег им девать некуда было. И все это продолжалось до тех пор, пока семена каучука не были перевезены в Африку, и Америка перестала быть монополией. И на месте плантаций осталась еще худшая «зеленая пустыня».

Историю прерий я уже рассказывал. Рассказывал, да? Или нет?

Это было так. Пока европейские переселенцы продвигались через влажные леса восточной половины Северной Америки, они свирепствовали главным образом по поводу местного населения. Индейцы были земледельцы, имели свои поля, большие дома, довольно быстро переняли у англичан и французов огнестрельное оружие. Они сопротивлялись как могли, но не сумели организоваться.

Для того чтобы организоваться, даже в условиях крайней необходимости, нужна некоторая пассионарность, позволяющая ставить себе идеальную цель. Идеал — это далекий прогноз.

Для того чтобы защитить себя, человек должен по крайней мере знать, что это ему будет полезно. Если он живет сегодняшним днем, как обыватель, то при всех хороших характеристиках — личной храбрости, выносливости, честности — при всем этом он не сообразит, чего ради он должен подчиняться этому вождю, да еще чужого племени? То есть конфедерацию племен им создать не удалось.

Конечно, у индейцев попадались отдельные пассионарии (имена их мы знаем), потому что этногенез был очень давнишний, пассионарные толчки у них в свое время были. Вот, например, Понтиак — вождь племени оттавов (это алгонкинское племя) — сумел на какой-то момент создать конфедерацию всех племен, включая французов, которых он тоже сумел привлечь для организации сопротивления английскому проникновению на запад. Но Адорлунд убил Понтиака, его войско разошлось по домам, и было в дальнейшем последовательно истреблено американцами, имевшими хорошую организацию. Потому что американцы понимали, что подчиняться своим губернаторам, своим полковникам — надо и в этом есть смысл, и хотя это в данный момент не приятно, но потом — окупится.

И вот эта пассионарная волна перешла через Миссисипи и стала распространяться по американской прерии. А прерия — это примерно как наша казахская степь, с той только разницей, что в ней паслись не стада сайги, а стада бизонов. Индейцы этих бизонов истребить не могли и использовать эти огромные стада бесплатного мяса они не могли до тех пор, пока у них не было лошадей. Потому что по степи далеко не пройдешь без воды или надо брать с собой воду, а она тяжелая, и большой груз далеко пешком не унесешь. Поэтому они жили по берегам рек и на охоту уходили недалеко, чтобы успеть вернуться до тех пор, пока не умрет хозяйка. И бизоны безопасно паслись по всей прерии — от Рио-Гранде до Южной Канады, то есть до границы леса. Их прирост ограничивался только эпидемиями, которые уносили их в большом количестве из-за скученности. Иногда их резали крупные серые волки, а остальные животные не представляли для них угрозы.

Как я уже сказал, испанцы завезли лошадей для завоевания Мексики. А так как они их пасли небрежно, то лошади убегали в прерию, дичали, начинали пастись там как свойственно диким табунам. Индейцы сообразили выгоду: стали ловить этих лошадей и заново их одомашнивать. Это были мустанги. Причем индейцы народ-то способный, они вполне воспринимали все достижения европейской культуры. Ездить верхом они выучились гораздо лучше европейцев, потому что те племена, которые успевали поймать лошадей или приобрести их, учили своих детишек с 4-х лет ездить на лошади целый день. Так что уже в подростковом возрасте они чувствовали себя на лошади ничуть не хуже наших монголов. Благодаря лошадям у них появилась возможность отходить далеко от рек и убивать бизонов. Но они делали это крайне осторожно.

В то время как европейцы проповедовали безграничность богатств природы, которые надо только взять, и теорию прогресса, согласно которой следует уничтожать вредных животных и сохранять полезных (как будто кто-то знает, что вредно, а что полезно?), индейцы говорили: «Великий Дух не создал ничего плохого. Все, что он создал, все должно существовать! Убивать зверя, если ты его не съешь, может только сумасшедший».

Мы сейчас, с нашей позиции охраны природы, стоим вполне на точке зрения индейцев сиу. Но в то время они никому ничего доказать не могли. И поскольку они протестовали против бессмысленного убийства бизонов не ради мяса, а ради шкур (кож, которые вывозили промышленники), то их самих истребили. Но это было уже в 70-х гг. XIX в. — это так называемая «индейская» война.

На несчастье Америки, прогресс техники дошел до такой степени, что американцы провели трансконтинентальную железную дорогу и стали совершенно свободно ездить из Нью-Йорка в Сан-Франциско. В дороге эти самые проезжающие джентльмены развлекались тем, что стреляли в стада бизонов и убивали их массами, не имея возможности даже их подобрать. Иногда поезд останавливался, они ходили, перебив несколько сот бизонов, у некоторых вырезали языки, чтобы их поджарить. Но мясо и даже кожу они оставляли. Они были богатые — им это было не нужно! В результате стада бизонов сократились настолько, что бизонов практически в степях не стало. Вместе с бизонами погибли и индейцы, приспособившиеся к планомерной и регулярной охоте на бизонов.

Но ведь никогда не бывает, чтобы «свято место» осталось пусто. Нашлись предприимчивые американцы, которые привезли туда овец и решили, что траву съедят овцы. Но если бизон недоступен мелкому волку, а доступен только крупному, то овца вполне может быть добычей шакала или, как их там называют, койота. И шакалы стали делать набеги на овечьи стада и весьма сокращали их численность.

Пришлось перейти к разведению крупного рогатого скота. И тогда на месте индейских племен появились такие группы, которые мы называем — ковбои. Причем они создали, по существу, субэтническую группу среди американцев. Они жили в своих маленьких городках очень долго, иногда всю жизнь. Дети их оставались там на всю жизнь. Культуру они не воспринимали, грамоту им было учить незачем и ни к чему — все им было не интересно. Они пасли скот. Учились стрелять друг в друга с пояса из пистолетов и пить джин в большом количестве, а также — убивать тех индейцев, которые еще уцелели. Поэтому, вы знаете, создался целый пласт литературы и кино — ковбойские фильмы, ковбойская литература.

Но природа мстит. Пока разводились стада этих коров, жившие там в больших количествах суслики стали поедать оставшуюся от бизонов траву. Койоты, конечно, ели сусликов, но суслики-то размножаются быстрее, поэтому количество пастбищ резко сократилось. Кроме того, турчины, которые выкапывают суслики в степях, очень опасны для крупных животных (для лошадей и даже для коров), и если они попадают в них ногой, то ломают ноги. А лошадь со сломанной ногой подлежит немедленному убою. То есть суслики воспользовались преимуществами, которые для них создали первопроходцы англосаксонского происхождения. (Смех в зале.)

В дальнейшем ковбойское мясное хозяйство не выдержало конкуренции с планомерным мясным хозяйством Штатов и конкуренции с Аргентиной и Венесуэлой, где скот попал на довольно благоприятную землю. Пришлось им перейти к земледелию. И тогда американцы стали самыми крупными экспортерами хлеба и перебили конкуренцию наших русских южных помещиков, которые раньше через Одессу вывозили огромное количество хлеба. Американский хлеб — пшеница и маис — были настолько дешевы в то время, что они били любую конкуренцию. И для того, чтобы поддержать цену на них, правительство даже покупало по дешевке хлебные излишки и уничтожало их (топило в море, сжигало), для того чтобы не снизить цену и не разорить фермеров.