Звонок в дверь. Наконец, пришел тот, кого ждали. Уже с порога предлагает сыграть. Мои знакомые сначала отказываются, ссылаясь на плохое самочувствие. Спектакль разыгрывают умышленно. Ведь на партнера давить нельзя. Потом все-таки соглашаются. Серега выложил на стол свою колоду карт.
— За "химию" отвечаешь? — спрашивает гость, имея в виду чистоту карт. Этот вопрос звучит, как гром средь ясного неба.
— Фабрика отвечает, — не теряется Серега.
Колода, разумеется, меченая. Поэтому "подписываться" за нее нельзя, поскольку данное слово у профессиональных игроков ценится куда выше, нежели честность в игре.
Так и не придя к общему решению, чьими картами играть, игроки уходят покупать новые. Через пару минут возвращаются — благо, ларёк поблизости.
Наконец, сели играть. Гость прошелестел колодой. Дал срезать, раздал, причем быстро и ловко, будто был с детства фокусником. Лица моих знакомых выражают недоумение. Кто перед ними — профессионал, морочивший им голову, или это всё "дешевые понты фраера", нахватавшегося верхушек?
Конечно, у Сереги и Олега в запасе был еще целый арсенал "маяков", то есть условных сигналов, благодаря которым можно запросто спланировать игру. Объясню: если нужно, чтобы партнер зашел в нужную масть, то игрок держит карты под определенным углом или просто кашляет. Данный прием, выражаясь словами игроков, очень "палевный", легко обнаруживается. Но "маяки" может давать и посторонний человек. В послевоенном Воронеже у входа в Дом офицеров рядом со столиками для картежников всегда сидел старый слепой музыкант с баяном в руках. На самом деле он всё видел, и очень даже хорошо, а главное — карты у игроков. Наигрывал он вроде бы обычные мелодии. А для шулера-партнера они были вроде азбуки Морзе.
В нашем случае подсказчика нет. Серега проиграл несколько партий. А ведь нужно играть, а не отыгрываться. В это время Олег якобы случайно цепляет рукой рядом стоящую вазу — о ужас! — она падает и разбивается; гость отводит глаза от карт, а в этот миг Серега совершает подмену колоды. Крапленую он вынул из рукава. Прием, проделанный Серегой, на жаргоне называется "сменкой"…
Полночь. Мне жутко хочется спать. Серега с Олегом не спешат "громить лоха", хотя его карты теперь у них как на ладони. Иначе можно "спалить номер", выдать себя. Поэтому игра походила на перетягивание каната. Выигрывать каждый раз нельзя, тогда потеряешь партнера. Но всё же настал момент, когда лопух почувствовал, как пустеет его кошелек… Близится рассвет. Вот тут обведенный вокруг пальца "Буратино" начинает возмущаться.
— Слышь, — отвечает Серега, — следи за базаром. Если имеешь что — предъяви. Немая сцена (почти как в "Ревизоре"). Ротозей трясущимися руками (нервы — они же у всех не железные) хватает колоду, которой играли, подносит к лампе, на свет.
— Точно, краплёная!
— А мы при чем? Ты же покупал.
— "Сменка"! Вы закатали!
— Признаем, — спокойно соглашается Олег. — Но ты схавал. Вот и терпи!
Это значит: после драки кулаками не машут. Больше сказать проигравшему нечего, да и за руку он никого не поймал. А в этом мире не пойман — не вор. Поэтому он уходит. Тут и Серега вспоминает, что его ждет семья.
— А как у тебя дела дома? Нормально? — спрашиваю у порога.
— По правде сказать, подумываю бросить карты. Вот недавно сын пришел из школы и спрашивает: "Папа, ты кто по профессии, а то учителя интересуются". А я не знаю, что и сказать. Мало того, у меня еще дома постоянно сходняк друзей, разговоры с должниками — лексика не для детских ушей. А как-то заехал погостить приятель с пятью "ходками". И я при нем сына воспитываю — он же, гад, добавляет: "Слушай папу, он прав. Вот у нас был на зоне тип, который тоже так делал, так его в концовке порезали…" И еще удивляется: "Хотел как лучше…" Сыт уже всем по горло.
Такое вот общество окружает профессионального каталу. Без "крыши" над головой шулер и шагу не сделает. Во-первых, дело игрока — играть, а не выбивать долги, если на то пойдет. Во-вторых, в казино или другом месте выигрыш может "засветиться". Грабеж в подворотне не исключен. Судьбу в одиночку испытывать ни к чему. Это только в кино у таких героев хеппи-энд. А в реальности у шулеров жизнь подчас висит на волоске. И некоторые сходят с дистанции преждевременно. Другие по-прежнему в игре. Ищут быстрых и рискованных денег. Шампанского хотят.
В прошлом году, выступая на митинге в Гаване, Фидель Кастро напомнил соотечественникам: "Лотерея и другие виды азартных игр были запрещены с первых лет революции, чтобы никто не возлагал своих надежд на случай". Как тут не вспомнить прежние советские времена с ясно выраженным и поддерживаемым государством культом труда. Теперь везде и всюду — культ игры, лотереи, случая. Никто не объясняет молодому поколению, что только труд является основой благополучия. Напротив, разжигается азарт, а от азарта до криминала один шаг…
Владимир Бондаренко
ВОРОНЕЖ
У каждого города своя судьба. Политическая, промышленная, историческая, литературная… В России наберётся сотня крупных городов. Среди них лишь десяток можно назвать литературными центрами России. Кто скажет, почему не Новосибирск, промышленный и научный центр Сибири, а Иркутск стал литературной столицей Сибири? Почему не Мурманск или Архангельск, а более тихая Вологда существенно влияет на всероссийский литературный процесс?
Вот и в центральной России несомненной литературной столицей давно уже стал Воронеж. Пожалуй, одного Андрея Платонова хватило, чтобы выделить Воронеж на литературной карте. Но прошли годы, и ярчайший талант Алексея Прасолова заставил вновь литературных снобов повернуться в сторону Воронежа. В Воронеже всегда была одна из самых сильных писательских организаций русской провинции. И живущие в Воронеже писатели смело могут посостязаться со своими земляками, переехавшими в Москву, значимостью своих книг, яркостью писательских дарований. Инна Ростовцева перебралась в столицу, её любимый — Алексей Прасолов — остался в Воронеже. И Москва прислушивалась к Воронежу, а не наоборот. Владимир Гусев давно уже в Москве, выпускает "Московский вестник", в Воронеже журнал "Подъем" редактирует его сверстник Иван Евсеенко. Думаю, что "Подъем" сегодня более влиятельный и значимый литературный журнал, нежели "Московский вестник".
Впрочем, перекличка московской диаспоры со своими земляками лишь положительно влияла на развитие литературы. Да и журнал "Подъем" никогда не чурался москвичей, охотно беря их в авторы, они не боялись конкуренции со стороны, руке Москвы они протягивали свою воронежскую руку. Анатолий Жигулин лишь дополнял Алексея Прасолова, прозаики Владимир Кораблинов и Михаил Шевченко, знаменитый журналист Василий Песков, критики Анатолий Абрамов и Владимир Гусев, поэты Владимир Гордейчев и Валентин Сидоров, — этот воронежский ряд именитых авторов охотно дополняли на страницах "Подъема" лучшие писательские перья России, от Владимира Маканина до Эдуарда Лимонова. Да и я несколько своих нашумевших статей о прозе сорокалетних опубликовал ещё в советские времена именно в "Подъеме", уходя от плотной и потной московской чиновной опёки.