Каждый из лауреатов, после сердечных слов благодарности за высокую награду, поделился воспоминаниями из своей жизни, иногда даже курьёзными, связанными с армией, с военной историей нашего Отечества.

Вот два таких воспоминания.

Владимир Карпов:

"С именем Суворова в моей жизни связано много счастливых минут, и всё же один реальный случай, мне кажется, имеет несколько иное временное измерение… Все, конечно, видели стоящий здесь на площади замечательный памятник Суворову работы известнейшего и любимого мною скульптора Олега Комова (автора памятников Пушкину в Твери, Болдине, Пскове, Венецианову в Вышнем Волочке, Андрею Рублёву в Москве и т. д.). Так вот, я хочу с гордостью (и, конечно, с улыбкой) похвастаться, что к этому памятнику тоже имею отношение. Как известно, художники, прозаики, поэты… часто посвящают свои произведения прекрасной даме, родителям, товарищу… Своего "Полководца" я, к примеру, посвятил своей любимой жене. А вот этот памятник скульптор посвятил… мне. Дело было так. С Олегом Комовым мы давние друзья, и он, конечно, пригласил меня на открытие памятника. За несколько дней до открытия разговариваю с ним по телефону, а в конце спрашиваю, как там с открытием памятника, не меняется ли чего. И тут Комов с глубокой болью говорит мне, что срывается один из его замыслов — вокруг Суворова должны стоять пушки, а их-то ему и не дают. Куда только скульптор ни обращался… Но по его сведениям есть в Кремле одно место, где вдоль забора лежит много пушек, все давно позеленели… Олег обратился с просьбой передать ему несколько, но получил от коменданта Кремля категорический отказ. В общем, памятник откроем, сказал Комов, но композиция, к сожалению, будет не завершена, пьедесталы, подготовленные для пушек, останутся пусты. Я сказал Олегу, что ничего не обещаю, но попытаюсь помочь. А был я в то время членом ЦК. В общем, звоню первому секретарю МГК КПСС Гришину (а писатель, он ведь немного и психолог, вот я и решил сыграть на его самолюбии) и говорю: "Виктор Васильевич, поздравляю вас, ведь именно сейчас, в годы вашего руководства, в Москве совершается историческое событие, открывается памятник великому полководцу (Гришин встретил это известие с радостью). Я, конечно, понимаю, что вы очень заняты, но вот есть одна деталь, которая может омрачить праздник. И изложил ему суть дела. Гришин поинтересовался где лежат пушки и когда состоится открытие… И чуть ли не через пару дней пушки привезли, почистили. Олег был просто счастлив… А когда мы, как это положено, обмывали событие, Олег вдруг говорит: "Володя, знаешь, я решил, что в анналах истории, т. е. в моём дневнике, напишу, что этот памятник посвящаю тебе…" Такая вот история" — с улыбкой завершил своё выступление Владимир Карпов.

А Валерий Ганичев, поведав о многих эпизодах из жизни боевого адмирала и святого праведного воина Феодора Ушакова и отметив, что адмирал Фёдор Ушаков был активным сторонником суворовских принципов воспитания русских воинов, сказал:

"Это очень дорогая для меня награда, потому что Фёдор Фёдорович был другом Александра Васильевича, они вместе сражались на Чёрном море… Суворов брал Измаил, а Ушаков одерживал победы над турецким флотом в Керченском сражении, у острова Тендра и мыса Калиакрия… Вместе в 1799 году они двигались в центр Европы — Суворов разгромил хвалёных французских генералов в Ломбардии, Венеции, Северной Италии, а Ушаков взял штурмом крепость Корфу, умело организовал взаимодействие армии и флота при овладении Ионическими островами, освобождении от французов Италии — под его командованием войска взяли Барри, Неаполь, Рим, Геную… Так же, как и Суворов, Ушаков не проиграл ни одного сражения. Военный министр и замечательный историк Милютин писал в 80-х годах XIX века, что за блеском побед Суворова не в должной степени были отмечены победы Ушакова, а ведь сам Суворов очень высоко ценил воинское искусство Ушакова и даже прислал такую телеграмму: "Ура, Ушаков! Хотел бы я быть мичманом при взятии Корфу…" Их, действительно, связывала крепкая мужская дружба… Это были воистину выдающиеся полководцы, высокодуховные, православные люди. И для нас великая честь быть под покровом таких полководцев…

А 7 ноября 1941 г. с Мавзолея на Красной площади прозвучало: "Пусть вдохновляет вас… мужественный образ наших великих предков — Александра Невского, Дмитрия Донского, Кузьмы Минина, Дмитрия Пожарского, Александра Суворова, Михаила Кутузова!..". И А.Суворов был в числе тех, кто примером своего воинского и духовного подвига помог нашим воинам выстоять и одержать победу. Я, ещё мальчишка, помню плакат того времени "Бьёмся мы здорово, рубим отчаянно — внуки Суворова, дети Чапаева!"

И сегодня, в канун празднования 60-летия Великой Победы, нельзя не вспомнить, что уже в 1942 году в нашей стране в ряду высших воинских наград занял своё достойное место орден Суворова трёх степеней, а в 1944 году — орден Ушакова двух степеней и медаль его имени…"

По завершении церемонии награждения состоялся концерт, посвящённый Дню защитника Отечества, на котором выступили замечательные артисты, композиторы, певцы — Юрий Бирюков, Александр Маршал, Надежда Колесникова, заслуженный артист России Леонид Шумский, заслуженная артистка России Елена Калашникова, солист дважды Краснознамённого ансамбля песни и пляски им. Александрова Андрей Савельев, заслуженный артист России Валерий Струков, заслуженная артистка России Галина Шумилкина, исполнившие народные песни, песни на стихи поэтов Великой Отечественной, а также современных поэтов, в том числе, и ведущего вечер Владимира Силкина.

Николая Николаевича я знаю лет тридцать. Судьба свела нас в многотиражке одного завода. Вернее даже, в типографии. Николай Николаевич работал там метранпажем, а я, устроившись в заводскую газету после окончания института литсотрудником, забегал туда почти ежедневно по разным редакционным делам. День за днем, и мы с ним не то чтобы сдружились, но сошлись близко. Николай Николаевич по возрасту годился мне в отцы, воевал на фронте, был тяжело ранен в конце войны осколком снаряда в бедро и голень правой ноги. От этого он заметно прихрамывал, но в шаге всегда был легок и быстр. Я часто заходил к Николаю Николаевичу домой, познакомился с его женой, Марьей Петровной и дочерью, почти моей ровесницей, с немного странным по тем временам сказочным именем — Василиса.

По своему характеру Николай Николаевич был человеком молчаливым, замкнутым и, как все молчаливые люди, вспыльчивым, резким. Дома, правда, эту его вспыльчивость легко гасили Марья Петровна и послушная во всем Василиса. А вот на работе у Николая Николаевича случались из-за неуживчивого характера разногласия и с руководством типографии, и с подчиненными. Впрочем, и в типографии ему многое прощалось, поскольку метранпажем Николай Николаевич показал себя отменным и даже незаменимым.

Те, кто знал Николая Николаевича до войны и в первые послевоенные годы, говорили, что прежде он таким молчаливым и вспыльчивым не был. Виной всему стал один случай, приключившийся с ним году в сорок шестом или в сорок седьмом и острой занозой засевший у Николая Николаевича в душе. Его не приняли в партию, в члены ВКП(б).

Долгие годы об этой незаживающей ране никто Николая Николаевича не спрашивал — не положено тогда было, да, может, и опасно спрашивать: не приняли, значит, так надо было, а за что и про что — не нашего ума дело.