Брай закусила губу, стараясь не выдать свои эмоции. Рука Этьена обняла её за плечи, и девушка уткнулась носом в мужское плечо, не замечая короткого «убийственного» взгляда серо-голубых глаз.

— Умна и красива! Я в восхищении! — рассмеялся искусствовед, Ви недовольно нахмурилась. — Увы, нам с Себом, придётся вас покинуть на пару минут, так и не дослушав столь увлекательной лекции из жития святых.

Гидеон молча встал, и мужчины направились к выходу. Брай, не отрываясь, смотрела им вслед, переживая, справится ли воин и сможет ли не выдать их.

Дождавшись, когда мужчины уйдут, Виолетт мигом пересела к подруге и затараторила:

— Хотя я и обижена, что ты мне ничего не рассказала, но так и быть я тебя прощу, если ты поведаешь мне все подробности!

— Какие подробности? Нет никаких подробностей!

— Милая, я с ним только пять минут разговаривала, а у меня уже трусики мокрые насквозь! Да он одним своим видом, подорвет устои любого женского монастыря! А ты, дорогая, на монашку никак не тянешь! Я теперь понимаю, почему ты отшила Матео… Признайся, ты уже тогда встречалась с Себастьяном?

— Мы не встре…

Но Виолетт, махнула рукой на слова Брай и с нетерпением продолжила:

— А у Себа нет, случайно, свободного друга? Желательно такого же сексуального! — девушка только закатила глаза, а Ви решительно дернула её за руку, буквально подпрыгивая от интереса. — Ну, не будь такой таинственной! Я тут умираю от любопытства! У него ВСЁ такое же впечатляющее?

— Ви, я не буду это с тобой обсуждать!

— Боже, неужели он настолько хорош?!

Брай уже собиралась ответить, но тут увидела вернувшегося Этьена, Гидеона нигде не было видно. Девушка надеялась, что воин ничего не натворил, хотя если бы он «додумался» превратится в гаргулью, то Этьен сейчас бы либо валялся где-то в обмороке, либо голосил на весь Булонский лес. Француз же выглядел скорей задумчивым, чем напуганным. Когда через пару минут Гидеон так и не появился, Брай пробралась сквозь толпу к другу, что в одиночестве пил возле бара.

— Что-то случилось? Где Себастьян?

— Курит на улице.

Девушка шокировано замерла, переваривая информацию. Этьен выпил очередной шот и внимательно посмотрел на неё. Паника мурашками прокатилась по позвоночнику.

— Да что, чёрт побери, произошло?

— Скажем так, мне чётко дали понять, что если я хотя бы ещё один раз тебя обниму, мне не поздоровится, — искусствовед, задумчиво покрутил в руках пустую стопку и, поставив её на стойку, закончил. — И что-то мне подсказывает, эта угроза не была простым бахвальством.

— Я не понимаю… — растеряно пробормотала Брай.

— Что тут непонятного? Себ ревнует тебя до одури, — улыбнулся мужчина.

— Ты ошибаешься! Может ты его не правильно понял? Он не очень хорошо говорит по-французски.

— Солнышко, я не знаю, как в Ирландии, но во Франции фраза «Я оторву тебе руки, если ты ещё хоть раз дотронешься до неё» трактуется весьма однозначно, — съязвил мужчина.

Брай прижала ладони к пылающим щекам

— Да он терпеть меня не может!

Этьен хмыкнул, насмешливо приподняв бровь.

— Тогда это самый оригинальный способ это показать!

Хьюз смущенно и неуверенно посмотрела в сторону выхода.

— Иди, поговори с ним, — посоветовал ей Этьен. — Да и не забудь ему сказать, что я гей, так что мои обнимания не несут для тебя никакой угрозы. Мои руки, знаешь ли, мне дороги! — проворчал мужчина.

Она как в тумане вышла на задний двор, мигом выхватив среди отдыхающей публики Гидеона. Он стоял у старой акации, уставившись невидящим взглядом в пустоту перед собой, кончик сигареты тлел между жестко сжатых губ. Поравнявшись с ним, Брай негромко сказала:

— У меня есть две новости, — когда военачальник гаргулий так и не отреагировал, девушка подошла к нему вплотную и, нежно взяв его лицо в свои ладони, заставила посмотреть на себя. Он выглядел растерянным. — Первая: Этьен гей. Ему нравятся парни. Это мне надо ревновать. А вторая: курение, вроде как, считается грехом.

Его губы дрогнули в подобии улыбки, Гидеон смял окурок, щелчком запуская его в ближайшие кусты, и процитировал:

— Всё мне позволительно, но не всё полезно; всё мне позволительно, но ничто не должно обладать мною. Первое послание к Коринфянам, глава шесть, стих двенадцать.

Мужчина накрыл её руки своими и уткнулся лбом ей в лоб. Она провела большим пальцем по его губам, почувствовала, как у воина перехватило дыхание от этой ласки.

— Брай, не надо! Ты же знаешь, что нам нельзя…

Она закусила губу, смаргивая выступившие слёзы, и кивнула головой. Попыталась пошутить:

— Ты назвал меня по имени! Ни это ли божественное чудо?

— Не богохульствуй, женщина! — беззлобно прорычал воин.

— Прости, я не хотела… — Брай отвернулась, пытаясь взять себя в руки и не разреветься.

Гидеон погладил её по щеке, запустив пальцы в волосы, повернул её лицом к себе. Долго изучал взглядом, после чего тихо проговорил:

— Ты моё испытание! … Моё искушение! … Мой грех! … Ты погубишь меня! … Уже погубила! … — и, чуть наклонившись, прикоснулся к её губам мягким, ласкающим поцелуем.

Это было прощание.

Брай положила руку ему на грудь, чувствуя, как сильно бьётся мужское сердце под её ладонью. Гидеон обнял её, а она, прикрыв глаза, впитывала его запах и тепло, молясь, чтобы время остановилось, и беззвучно проговорила:

— Я никогда не причиню тебе вреда! … Я люблю тебя!

Она не видела, как воин зажмурился, словно её слова доставляли ему невыносимую боль.

========== Глава 12 ==========

Раскатистый звон колоколов Собора оповестил окрестности о начале вечерней службы. Брай сдавила переносицу пальцами, устраивая уставшим глазам небольшой перерыв.

Уехав из клуба, она завезла Гидеона и добытую плиту в Собор, а сама отправилась домой, в надежде хоть немного отоспаться. В итоге, она так и не сомкнула глаз, ворочаясь в кровати, сбивая простыни в бесполезной попытке отдохнуть.

Когда над Парижем забрезжил рассвет, она уже была на площадке, размышляя, как лучше вписать имеющийся у нее кусок известняка в геометрию крыла.

Плиту все же пришлось расколоть. По другому Брай не могла её зафиксировать, только по кускам. Это позволило сократить время реконструкции, так как не пришлось придумывать механизмов поднятия цельного пласта известняка.

Она планомерно соединяла осколки, опутывая их сеткой, намереваясь работать, пока не закончит или не вырубится от усталости — всё, что угодно, но только не думать, не вспоминать — иначе истерика ей обеспечена.

Девушка скривилась, военачальник гаргулий умудрился меньше, чем за пару недель, сделать из неё истеричку, которая рыдает по любому поводу. Хотя, если быть честной, плакала она только из-за него.

Брай не хотела думать о будущем, о том, что случится, когда она закончит. Ей в какой-то мере уже было всё равно, сдержит Орден слово и спрячет её или убьёт, таким образом решая проблему.

Единственное, что она хотела — это ещё хотя бы раз увидеть Гидеона. Посмотреть в его глаза и убедиться — ей всё не привиделось, там, в сумраке парка.

Она всё ещё ощущала его дыхание на коже, вкус поцелуя, тепло рук — это то, что останется с ней до самой смерти. Это то, что не смогут у неё забрать ни Бог, ни Дьявол. Это то, что она отчаянно надеялась почувствовать хотя бы ещё раз.

Раствор закончился, и девушка осмотрела собранную часть. Теперь надо было запастись терпением и дать основанию крыла высохнуть. Подойдя к столу, Брай выложила оставшиеся осколки и стала собирать их.

К утру на столе лежали ещё четыре собранных куска, которые можно было соединять между собой дополнительным слоем сетки, штырями и клеем.

Её разбудил опекун, потрепав по плечу и поставив на стол поднос со скудным завтраком. Она молча принялась за еду, не желая отвечать на его вопросы. Том, сразу оценив настрой воспитанницы, так и ничего не спросил, а сел рядом, кидая на неё взволнованные взгляды.

***