Ю. Л.: Вы сами ответили на вопрос: откровенная покупка голосов — это удел “так называемых демократов”. Компартия до этого вряд ли опустится — ей не нужны подобные “сторонники”...

А вот чрезмерное увлечение кабинетной работой действительно наличест­вует. Иногда кажется, что некоторые коммунистические деятели живут в другой стране, где все хорошо и стабильно, по-прежнему работают обкомы и райкомы, а они сами ходят на работу и перекладывают там с места на место важные бумаги.

Но меня волнует даже не это, а отсутствие работы с новыми кадрами, с молодежью. Вы не задумывались, почему в Западной Европе сегодня так много молодежных организаций левого толка, а у нас — только лимоновские национал-большевики и комсомольцы, которые, к сожалению, реальной политической силы не представляют? Можно все списать на растление детских душ, извращенную мораль, бездуховность, безыдейность, внушаемые им с телеэкранов, со страниц газет и журналов, через Интернет. Но где барьер для этой бездуховности и безыдейности? Что предпринимается? Вот и живет молодой парень или девушка либо одним днем, либо в погоне за “счастливым” по нынешним меркам будущим — большим количеством денег, заработанных любым путем... А ведь у нас есть молодые силы, которым совсем не безразлична судьба России, но они слишком разобщены.

А. К.: Юрий Евгеньевич! С обострением московского противостояния власть — оппозиция неизбежно усилится давление на “красных” губернаторов — причем с двух сторон: из Кремля и со стороны товарищей по партии. Существует ли какая-то модель поведения, выработанная на этот случай левыми силами?

Ю. Л.: Сегодня нередко получается, что патриот, работающий в органах исполнительной власти (а таких в России очень много), оказывается чуть ли не на антипартийных позициях. А какой-либо модели, компаса для такого рода руководителей, в том числе и для меня, попросту не существует. Их не дает ни одна из партий и общественных организаций, в том числе КПРФ.

Сергей Есенин вспоминал, как “дядья” учили его плавать: вывозили на середину озера на лодке, бросали в воду и кричали: “Плыви, стерва!”. Слово это было у них ласкательным. В такой же ситуации находятся сегодня патриоты —руководители субъектов Федерации: на них со всех сторон орут: “Плыви, стерва!” Только в данном случае это слово далеко не ласкательное...

А. К.: Совет Федерации в Москве еще раньше, чем Госдума, потерял роль всероссийского форума, которая была у него в то время, когда там работали главы регионов. Вы достойно представляли Брянск перед российскими сенаторами. Запомнились Ваши смелые и яркие выступления. Как Вы оцениваете ситуацию в Совете Федерации сегодня?

Ю. Л.: Несомненно, уход глав регионов во многом отрицательно повлиял на работу и значимость Совета Федерации. К.п.д. его заметно снизился — в первую очередь за счет потери харизматической фигуры Строева и того, что туда попали порой совершенно случайные, малопонятные персонажи. Но в то же время я могу назвать многих достойных людей, которые представляют там интересы своих регионов так же, как некогда губернаторы или руководители законодательных собраний.

А. К.: Весной В. Путин призвал правительство разработать “более амбициоз­ные” планы развития страны. Обеспечены ли эти призывы экономически?

Ю. Л.: Эти призывы могут быть реализованы в том случае, если на трубу “сядет” государство. Если будет возвращена госмонополия на экспорт нефти, газа, продуктов переработки химии, лома черных и цветных металлов. Вот тогда амбициозные планы будут обеспечены.

Впрочем, спросите об этом Касьянова... Трудно сказать сейчас, что за “более амбициозные” планы разрабатывает правительство и как собирается их финан­сировать. Не исключено, что и в самом деле будут найдены новые пути и возможности, и это можно будет только приветствовать. Я бы очень не хотел, чтобы вышло, как всегда: красивые и оптимистичные программы, цели, идеи, в ходе реализации которых обнаруживается финансовый вакуум. Таких примеров в истории постсоветской России было великое множество. Будем надеяться, что еще раз на те же грабли правительство не наступит — сколько можно, в конце концов.

И здесь мы должны обратить свой взгляд на возможности самих субъектов Федерации. Если российское руководство планирует минимумы, то многие регионы берут амбициозные максимумы. Я отношу Брянскую область к разряду середнячков, но мы опираемся в основном на собственные силы. Устойчивый темп роста производства начался сразу после прихода нашей команды в 1997 году и только за прошлый год составил около 13 процентов. По темпам роста физического объема промышленного производства Брянщина занимает четвертое место в Центральном Федеральном округе России.

Инвестиции в основной капитал выросли в сравнении с 2000 годом почти на 18 процентов. Поднимается село, и здесь далеко не последнюю роль играют созданные нами МТС, техника которых обрабатывает землю и собирает урожай в большинстве хозяйств области. У нас нет долгов по детским пособиям, заработной плате работникам бюджетной сферы, более того, существуют специальные региональные доплаты — работникам образования, стипендии литераторам и художникам, участникам ВОВ, членам творческих союзов, наиболее ярким театральным деятелям. Достигнутая стабильность сказывается и на поступлении налогов в бюджетную систему: с каждым годом эти поступления увеличиваются в среднем наполовину.

А. К.: А существует ли идеологическая составляющая декларируемого “прорыва”? Россия испокон века жила большой идеей. Помните — “Третий Рим”, “Новый Иерусалим”, гоббсовское Идеальное Государство, которое Петр возмечтал построить на топких берегах Финского залива, “светлое будущее” большевиков. Головокружительные утопии, в основе которых (несмотря на смену названий и исторических реалий) — дерзкое стремление построить Царство Божие на земле. Хилиастический соблазн, не спорю, но, как видим, характерный для русской судьбы и русской души. И вот — едва ли не впервые в нашей истории — у России нет большой идеи. Не считать же за идею желание “срубить” как можно больше “бабок”, “баксов”, овладевшее, надо признать, значительной частью наших сограждан, во всяком случае, в Питере и Москве. Что скажете Вы — не только как губернатор — как русский писатель?

Ю. Л.: Согласен с вами: ситуация, которая сложилась на идейном поле российской политики, сегодня вряд ли может удовлетворить кого-то, кому небезразлична судьба России. Особенно важно то, что под видом идеологии некоторые пытаются протащить крайне правый либерализм, который совершенно неадекватен российским условиям и традициям.

Мне кажется, что определенный социальный заказ на новую идеологию в неявном виде присутствует, но, очевидно, он еще до конца не оформлен. Есть три слова, которые вроде бы определяют востребованные обществом ценности. Это “безопасность”, “эффективность”, “стабильность”. Кто-то из политологов назвал желательный результат реализации этих лозунгов “страна понятного завтра”.

Если представить идеологию, которую потенциально может “заказывать” номенклатура и власть, то она по определению не может быть левой, скорее она смещается немного вправо от центра, но не слишком далеко. Результаты реформ показали, что крайне правая идеология не принимается обществом, и власть это в своем большинстве понимает.

Далее: наша культура на протяжении многих лет была коллективистской. В то же время в последние годы наблюдается изрядный прогресс в накоплении индивидуализма. Можно предполагать, что в ближайшие годы произойдут серьезные сдвиги в сторону дальнейшего распада общества. Между тем в любом обществе эти начала — коллективизм, или, можно сказать, общинное начало, и индивидуализм — должны быть уравновешены.

Оптимальным будет появление такой идеологии, которая обеспечит это равновесие.

А пока мы наблюдаем ситуацию идеологического шока. Особенно сильно она отражается на поколении, которое не знает, что делать, которое оказалось в определенном смысловом провале. Ситуация идеологического шока рождает в стране все большее социальное напряжение, и все рассуждения о стабильности на этом фоне выглядят ничем не подкрепленными.