Таков и наш архимандрит Елисей. В храме он — величественный, огромный, как башня, грозный и торжественный. А в своем кабинете поздно вечером, сидя перед нами в подряснике, становится домашним, уютным, говорит чуть слышно и все время хочет подбодрить, доказать, что все хорошо и будет хорошо, словно мы сами о том не ведаем.

СЛОМАННЫЕ ФЛАГИ

В России украшают флагами города в дни больших праздников. Предпо­ло­жить, что Православная Пасха признана в Израиле государственным праздником, было бы слишком дерзко, все равно, как если бы день бомбардировки Хиросимы объявить национальным японским празднеством. И тем не менее, куда ни кинь свой взор, всюду на столбах и на домах можно было увидеть то самое полотнище, которое мы у себя в Москве чаще всего видим в качестве сжигаемого. По всей видимости, работники наших ОРТ, НТВ и РТР настолько ненавидят государст­венное знамя Израиля, что редко когда показывают его просто так, предпочитая издеваться над ним, все время являя нашему взору, как арабские экстремисты обливают его бензином и жгут, жгут, жгут! Надобно приехать в Израиль, чтобы не видеть этого, а смотреть, как белый стяг с двумя голубыми полосками и голубой звездой Давида свободно развевается на каждом шагу.

У израильского флага есть примечательные особенности. Во-первых, древко у него не прямое, как у флагов во всем мире, а погнутое, словно переломленное пополам. Полагаю, это символизирует изломленность всей исторической судьбы еврейского народа. Во-вторых, на всех автомобилях, принадлежащих евреям, непременно трепещут два израильских флажка, слева и справа. На арабских машинах можно увидеть палестинское знамя где угодно — в Сирии, в Иордании, в Ираке, в Египте, но только не в Израиле. И третья особенность принадлежит бело-голубым знаменам, прикрепленным к патрульным машинам израильской армии и полиции, — они не белые, а черные от копоти, их не стирают. Я старался объяснить себе причину такого отношения к государственной символике и не сразу догадался, что таким образом они дают понять, как часто им приходится выезжать на боевые задания — даже постирать флаг некогда.

Что касается прочей символики, ее тоже хватает. Поскольку тротуары грязны и ты все время смотришь себе под ноги, то часто видишь канализационные люки с гербом Иерусалима, на котором изображен лев в окружении пальмовых ветвей. В лифтах обязательно бросится в глаза металлическая табличка с названием фирмы, которая сразу навевает воспоминания о знаменитом фильме Стивена Спилберга — “Schindler”. Большинство автомобилей украшены звездой Давида, составленной из голубых сердечек. На многих машинах можно видеть и пятиконечную звезду, перевернутую одним концом вниз, как в американских ужастиках про служителей сатанинских культов.

Над синагогами непременно возвышается девятисвечная или семисвечная менора — герб Израиля. Ее же можно увидеть на печатях, обертках, даже на заборах. Но на заборах чаще встречается перечеркнутая звезда Давида и надпись “Bin Laden”. Свастику я видел лишь дважды. Первую — на стене дома в Старом городе, на улице Муджахеддинов, а вторую — куда более древнюю, высеченную в камне на одной из стен Иерусалимской крепости.

ВАРВАРА И ВЕРОНИКА

Монахине Спиридонии лет двадцать пять, не больше. Раньше она была насельницей в Мукачевском монастыре на Украине. Теперь, вот уже семь лет, она инокиня Иерусалимского Горненского монастыря. Сам Иерусалим расположен на горах и окружен горами и долинами. В мае они особенно живописны, когда много зелени. В июне, по словам Спиридонии, трава выгорит, и все, что сейчас зелено, к началу июля станет желтым с зелеными крапинами. Но в мае — пышность тропическая. Спиридония поставлена Елисеем нашей сопровождающей, а мы пятеро подключены к большой группе паломников с Украины. И прежде всего мы, после обзорной экскурсии по Иерусалиму, едем в Горненскую обитель.

Здесь, на горах около Иерусалима, Богородица встретила свою родственницу, праведную Елисавету, которая сказала ей: “Благодатная Марие, Господь с тобою. Благословенна ты в женах и благословен плод чрева твоего, яко Спаса родишь душам нашим!” Женский монастырь основан в конце ХIХ столетия. В последнее время он постоянно пополняется насельницами. Здесь во время эпидемии холеры было явлено чудо с Казанской иконой Богородицы, которая остановила мор среди монахинь.

Обитель являет собой райский цветущий сад, где каких только нет цветов. На монастырском погосте особенно украшены две могилы. Таблички гласят: “Монахиня Вероника. Мученическая кончина 19.5.1983”, “Монахиня Варвара. Мученическая кончина 19.5.1983”. Монахини Варвара и Вероника — мать и дочь, они оставались одни в монастыре 19 мая 1983 года, когда все насельницы отправились в монастырь Марии Магдалины на берег Генисаретского озера, в гости. Двое в масках проникли в монастырь и набросились на Варвару и Веронику. Связав монахинь, изуверы долго наслаждались муками своих жертв, изрезали их тела крестами, выкололи глаза, залили всю обитель кровью и в конце концов перерезали мученицам горло. Потом негодяи были схвачены полицией, признаны невменяемыми и отпущены на волю.

Мир ничего не узнал тогда об этом и не знает по сю пору. Зато теперь мир знает полковника Буданова, убившего чеченскую снайпершу. Зато мир беспре­станно верещит об угрозе русского нацио­нализма, о русских скинхедах, о “зверствах” нашей армии на Кавказе. У мира двойной стандарт, и с этим надо смириться, поскольку мир не признает Христа, а стало быть, живет по волчьим, хищническим законам.

Полтора года то и дело в Израиле звучат взрывы. Не исключено, что один из убийц наших монахинь сидел однажды в ресторане, пожирал свой биг-мак и не сразу понял, что произошло, когда вдруг взорвалась бомба и душа изувера прямиком полетела во ад.

Ритуальные убийства православных монахов совершались в Израиле несколько раз. Только в последнее время, когда разгорелась интифада, мозги фанатиков переключились на исламистов. Католиков не трогали никогда. Католи­чество не кажется опасным для чересчур горячих приверженцев талмудизма. И это очень многое разъясняет, в чем разница между папством и Патриаршеством.

ЛЮБОВЬ

Украинская группа, к которой нас подключил о. Елисей, оказалась вся составлена из замечательных людей. Здесь были милые сестры-близнецы, всю свою жизнь неразлучные, здесь была учительница Таня, встретившая среди израильских полицейских своего бывшего ученика, здесь был инвалид Виктор, который с трудом передвигался, и часто приходилось его ждать, но никто на него не сердился; сердился он, когда кто-то начинал его опекать — он хотел сам, без посторонней помощи пройти всюду, залезть во все пещеры, каких бы страданий это ему ни стоило. Но примечательнее всех, конечно, были две Нади. Первая — женщина лет сорока с лишним, при ней — заботливые муж и взрослый сын. Вторая — бодрая и бойкая старушка в очках.

Первая Надя обратила на себя внимание в Горненской обители, когда все прикладывались к чудотворной иконе. Она трепетно склонилась пред ней, но вдруг зарычала, стала биться и стонать, исторгая неясные хулы. Мне приходилось не раз видеть так называемых одержимых, но столь мощной одержимости я не встречал ни разу. Она билась и рычала мужским голосом над каждой сильной святыней, к которым мы приходили на поклонение ежедневно по нескольку раз. Раньше бы про такое сказали: “В ней сидит бес”. Во всей нашей группе не нашлось ни одного человека, который бы позволил себе произнести эти слова. Все старались помогать Наде, горячо молились о ее спасении, страдали вместе с ней и лишь изредка, бывало, кто-то прошепчет: “Господи, какой же сильный ее мучает!”

На могиле недавно усопшего патриарха Диодора, двадцать пять лет встречавшего Благодатный Огонь при Гробе Господнем, Надю колотило особенно. Мужской голос из нее исторгал проклятия. Ломало Надю и в храме обретения честной главы Иоанна Предтечи, и в узилище апостола Петра, и в месте произрастания Честных Древ Креста Господня, и на месте Вознесения Христова. Когда в ночь перед Чистым Четвергом выносили Святые Дары, сидящее в Наде существо свирепо требовало плюнуть. Ужасно вспоминать все эти страшные, изнуряющие несчастную и всех нас сцены беснований. Но у всех хватало сил, чтобы мысленно и душевно оказывать Наде помощь. Саша, сын Нади, постоянно находился рядом с матерью, и невозможно было без слез смотреть на то, как трепетно он за нею ухаживает, как терпеливо переносит несчастье, хотя казалось, вот-вот — и он сорвется. Даже муж Нади иной раз не выдерживал и отходил в сторону. А сын стоял при родной матери, как верный страж на боевом посту.