Конечно, не все дети и не все родители реагировали так бурно, но про­явив­ших бурную реакцию было немало. Так что пришлось нам — по профессиональной обязанности — не ограничиваться чьими-то “экспертными оценками”, а все же взять в библиотеке одну из четырех книг, которая в тот момент там была, а именно вторую: “Гарри Поттер и тайная комната”. Собирались потом взять другие, но быстро поняли, что нам и этой вполне достаточно.

Чем дальше мы читали, тем больше изумлялись. Может быть, нам с некоторыми экспертами попались разные книги? Да нет, основной из них, диакон Андрей Кураев, как раз ссылался на вторую. И тогда мы решили высказаться. По основным, как нам кажется, пунктам.

ПУНКТ “А”: ПРАВО НА ГРАЖДАНСТВО

В ВОЛШЕБНЫХ СКАЗКАХ

Утверждение про хорошую детскую сказку неверно прежде всего потому, что “Гарри Поттера” вообще нельзя сопоставлять ни с народной, ни с авторской волшебной сказкой. Главный герой, главный действователь волшебной сказки — человек. И он никогда не бывает волшебником. Хотя может получить волшебный атрибут или волшебное свойство, но лишь на время. Волшебники же выступают в сказках либо как противники, либо как помощники героя. Причем основное здесь — не волшебные атрибуты, а личные качества протаго­ниста, за которые он, собственно, и бывает вознагражден волшебными дарами.

Героиня сказки “Гуси-лебеди” не могла воспользоваться волшебством, пока ее своеволие не сменилось послушанием. Не хотела девочка сорвать яблоки, чтобы облегчить яблоне ветви — никто ей помогать не собирался. Исправилась — получила подмогу.

Даже совершенно фантастические антропоморфные персонажи сказок: вытесанный из полена Буратино, мальчик-луковка Чиполлино, Незнайка, Гвоздик, Карлсон — тоже не волшебники. И это не случайно. Сказка создает модель мира, а миром (во всяком случае, христианским) не должны править маги и чародеи. Это, пожалуй, главное условие интеграции языческих персонажей в сказки христианского мира: не гражданство (и уж тем более не право на верховную власть!), а только вид на жительство для добрых волшебников и строжайшая, на грани гетто, черта оседлости для злых.

Вспомним Царевну-лягушку (такую прекрасную!) и Чудище из “Аленького цветочка” (такое благородное!) — даже они жизненно зависят от людей. Человек, а вовсе не волшебник, всегда занимает в волшебных сказках главенствующее место. (Что тоже своего рода компромисс с язычеством, ведь Бог в большинстве сказок как бы не присутствует. Хотя традиционная для христианства система ценностей сохраняется.)

Столь важное место отведено человеку в сказках неспроста. Поскольку сказка играет огромную воспитательную роль, очень важно, с кем отождеств­ляет себя ребенок, на кого он равняется, кому хочет подражать. Конечно, все дети хотя бы иногда мечтают о волшебной палочке, но в сказках они больше всего сопереживают не волшебникам, а главному герою. Поэтому принци­пиально важно, кем он будет: человеком или чародеем.

В “Гарри Поттере” все шиворот-навыворот. Главный герой — волшебник, почти все остальные персонажи — тоже. Люди фигурируют где-то на обочине. Либо как негодяи (Дурсли), либо как полудурки. И, уж конечно, как существа низшие по отношению к магам. Их даже людьми-то толком не называют, все больше простаками, простецами, маглами. Таким образом, ребенок исходно отчуждается от людей, изображенных в книге Ролинг. Мало того, что он сопереживает главному герою-волшебнику, так еще и люди не заслуживают ни сочувствия, ни элементарного уважения.

Характерно в этой связи использование слова “простец”. В русской культуре оно имеет скорее положительную окраску — бесхитростный человек с детски чистым сердцем, на самом деле мудрый, но мудрость эта “не от века сего”. То есть человек, близкий к Богу, такие встречаются среди монахов, странников, юродивых. В контексте же “Гарри Поттера” слово “простец” дискредитируется. Всего один пример:

“Мистер Уизли (добрый волшебник. — Авт. ) за ужином усаживал Гарри рядом с собой и засыпал вопросами о жизни простецов. Особенно его волновали электрические приборы и работа почтовой службы.

— Ну и ну! — удивился он, услыхав от Гарри про телефон. — Сколько же всего они напридумывали! А что еще им, бедным, остается делать без магии!”

Допустим, “простец” — это ляп переводчика. (Хотя такой опытный литера­тор, как М. Н. Литвинова, могла бы сообразить, что показывать “простецов” недоумками по сравнению с колдунами довольно кощунственно.) Но, во-первых, нашим детям, читающим по-русски, нет дела до того, какое слово употреблено в оригинале. А во-вторых, и там ситуация ничуть не лучше. Слово “маглы”, придуманное автором, содержит в себе и напоминание о том, что люди не владеют магией (mage-less), и... фактически обвиняет человечество в повальной наркомании, так как “muggle” на жаргоне значит “марихуана”. Кроме того, словом “mug” в Англии называют дурака, которого очень легко обвести вокруг пальца, а глагол “to mug” переводится на русский язык как “разбойное нападение”. В общем, трудно представить себе, что людей в книге хотели похвалить.

Итак, основные принципы существования волшебных персонажей в классической сказке здесь грубо нарушены. Главный герой не просто волшебник, а всесильнейший маг. Этакий король магов. Ему был один годик, а он уже победил Того-Кого-Называть-Нельзя, страшного и ужасного Волана де Морга (по-русски “дьявола смерти”).

В литературном же отношении это беспрецедентная халтура, беззастен­чивая игра в поддавки. Герой на то и герой, что он должен совершить невоз­можное, победить тех, кто заведомо сильнее, могущественнее. Именно это придает произведению драматизм. А тут что? Даже финальная сцена выглядит с точки зрения литературного ремесла позорно. Вдруг откуда ни возьмись на подмогу всесильному Гарри Поттеру прилетает птица Феникс (этакий deus ex machina), выклевывает глаза василиску (интересно бы узнать, почему эта птичка, в отличие от всех прочих персонажей, включая Гарри, не боится смертоносного взгляда чудовища?) и снабжает Поттера чудесным мечом. Если бы автор жила в России и явилась бы с такой поделкой на семинар молодых литераторов, ее бы подняли на смех. У нас и литературные поденщики напрягаются гораздо больше.

Но, может, в задачу автора и не входило создание ЛИТЕРАТУРНО-ХУДОЖЕСТВЕННОГО произведения? Ответим на это позже, пока скажем только, что “Гарри Поттер” — сказка наизнанку, антисказка.

Так что, дорогие эксперты, все сказки и сказочное волшебство, конечно же, запрещать не стоит, а вот к “Гарри Поттеру” не мешало бы приглядеться повнимательней.

ПУНКТ “Б”: МИЛАЯ, ДОБРАЯ ДЕТСКАЯ СКАЗКА

И за границей, и у нас “Поттера” читают дети самых разных возрастов, начиная с шести лет. Некоторые эксперты, правда, утверждают, что предназначен он для одиннадцати-тринадцатилетних. Но нам кажется, это не столь принципиально. Впрочем, мы предоставляем вам возможность самим побыть в роли экспертов.

Вот описание торговых рядов в районе, где обитают злые колдуны: “В витрине под стеклом красовались сушеная рука, заляпанная кровью, колода карт и пристально смотревший хрустальный глаз. Со стен таращились зловещие маски. А на прилавке — кошмар! — разложены человеческие кости разных форм и размеров. С потолка свисают ржавые, заостренные инстру­менты для пыток”. А вот чуть дальше: “...витрины, заполненные... высушен­ными головами... большая клетка, кишащая гигантскими черными пауками... Гарри вздрогнул, поднял глаза. Перед ним стояла старая ведьма с подносом в руках, на котором высилась горка скорлупок. Да ведь это человечьи ногти!”

Не хуже и описание банкетного стола на празднике с очаровательным детским названием “Юбилей смерти”: “Их (Гарри Поттера и двух его дру­зей. — Авт. ) обоняния коснулся тошнотворный запах... большие протухшие рыбы... бараний рубец, кишевший жирными белыми червями... протухший лосось... праздничный пирог в форме могильной плиты...”