Начало учебного 2002/03 года получилось тревожным. Прошел слух, что снимают надбавку у сельских учителей — 25 процентов надбавки к зарплате сельские учителя получили сразу после войны, когда надо было восстанав­ливать из руин страну. Возникла реальная угроза, что снимут с финансиро­вания детские спортивные школы. С началом занятий ребята из сельской глубинки на себе испытали, что означает реструктуризация . В России число малокомплектных школ сократилось на полторы тысячи, но далеко не везде появились автобусы для школьников. Из Курской области сообщали, что пеший путь к знаниям, который школьнику приходится преодолевать каждый день, кое-где составил до десяти километров, причем в этот путь его отправ­ляют из дома с наказом: в грузовик, если пригласят, садись, а в джип — упаси Бог! Нынче не ломоносовские времена: и по глубинке раскатывают бандиты.

Трудно сказать, какая часть пожеланий президента, высказанных на съезде Российского союза ректоров, будет выполнена правительством. Но, к сожалению, хорошо известно, что далеко не все его пожелания исполняются. Поэтому, чтобы знать, каковы на самом деле перспективы нашего образо­вания, надо не только выслушивать заявления и призывы сверху, но и обращать внимание, о чем толкует обслуга власти, распираемая от гордости за свою осведомленность.

Процитирую один из интернетовских образовательных сайтов. Редактор сайта хочет знать, что же все-таки подразумевается под заявлением реформа­торов: школа должна отвечать требованиям постиндустриального общества . Свой вопрос редактор задал А. А. Пинскому. Я этого энергичного деятеля тоже знаю, он входит в Российский общественный совет по развитию образования (РОСРО). Пинский разъяснил редактору сайта, что в постиндуст­риальном обществе большая часть населения занята не в сфере произ­водства, а в сфере обслуживания, — зачем этой части знать про “амфотерные гидроксиды”, “районирование по Баранскому” и т. п. Редактор задал еще один вопрос: “Как же нам при таком образовании восстановить промыш­ленность, да еще на более высоком технологическом уровне?”. И получил ответ: “А зачем? Как ни старайся, все равно мы не будем конкуренто­способны, и следует исходить из международного разделения труда”.

Государственная политика и русская культура

У нас, как только заходит речь о культуре, сразу же возникает вопрос о телевидении. Если судить о состоянии русской культуры по тому, что показывают все каналы ТВ, то дела обстоят катастрофически. Однако сами деятели ТВ устами Познера в одном из телешоу Швыдкого четко сформули­ровали, что электронные СМИ вовсе не обязаны заниматься культурой. Телевидение, как пояснил Познер, это — бизнес. И если продолжить обозначенную им тему бизнеса, то ТВ — дело такое же дикое, грязное и криминальное, как и весь сегодняшний российский бизнес. Между тем везде считается, что при любой свободе слова государственная политика все-таки способна воздействовать на общий культурный уровень СМИ. Поэтому уровень российского ТВ — мерило российской государственной политики.

Проблемы русской культуры в правительственных верхах давно не обсуждали. Не ставился на государственном уровне вопрос о культуре как факторе единства страны, как главной опоре для преодоления всех кризисов, охвативших Россию: экономического, политического, демографического, экологического... Верхи, судя по всему, не заинтересованы в подведении итогов: что же дала России официально заявленная смена цивилизационных ориентиров? А получили мы попытку фактически поставить под запрет слово “русский” и утвердить вместо него “россиянин” и “русскоязычный”. Заме­чательный анализ национальной политики нынешней власти проводит Александр Казинцев в статьях “Симулякр, или Стекольное царство”, напеча­танных в “Нашем современнике”. В этих статьях показано, какого размаха достигла борьба против “русского экстремизма”. Фактически о том же, но с максимальной осторожностью пишет доктор политических наук Татьяна Полоскова в статье “Россия и русские” с характерным подзаголовком: “Воспитание патриотизма нельзя отдавать на откуп экстремистам” (“Труд”. 31.08.2002). Доктора политологии тревожит “отсутствие реальной государст­венной политики по поддержке русского этноса, его языка и культуры в самой России”. Конечно, здесь возмущает понятие “этнос” в применении к русским, которых в России больше, чем англичан в Англии и французов во Франции. Но тем не менее: “Когда же перестанет быть хорошим тоном в негативном ключе освещать российскую историю и культивировать чуждые российскому народу нравственные ценности, выдавая их за плоды глобализации”.

О том же самом не раз говорил и Рамазан Абдулатипов. Власть предуп­реждена об опасности — перегибы (памятное слово здесь подходит) до добра не доведут. Ну и что?

Об истинном положении русской культуры в России — культуры, угодившей в опалу, — можно почерпнуть интересные сведения из социологических исследований. Например, опросы последних лет показали, что уже с середины 90-х годов стала меняться ценностная ориентация населения: от западни­ческих увлечений — к своему, русскому. Существуют, как везде и всегда, возрастные различия во вкусах и приоритетах, но они, по оценкам социологов, не приняли форму фронтального разрыва. Молодые люди до 30 лет более открыты западной культуре, но уже после 30 лет усиливается интерес к русской музыке, русскому искусству, а с 50 лет им отдается предпочтение. Конечно, здесь к социологическим показателям следует добавить, что интерес к Западу претерпел в России качественное изменение. Не “священные камни Европы”, как у Достоевского, не чтение взахлеб Ремарка и Фолкнера, как еще недавно. В теперешней России переводят и издают коммерческую литературу, а во Франции, в Институте славистики (!), обсуждают творчество Марининой.

Но примечательно, что, по данным социологов, в студенческой среде только чуть более одного процента респондентов считают эрудицию в области культуры чем-то лишним и бесполезным. Опрос проводился в одном из московских технических университетов. Большинство студентов ответили, что в наше время необходимо быть культурным человеком. Это не значит, что они на самом деле постоянно занимаются расширением своего культурного кругозора. Скорее, здесь выражена преемственность поколений, влияние сохранившегося в России культурного пространства. Но что-то могут значить и действия русского культурного сопротивления , становящегося все более популярным у студентов.

В технических вузах большинство составляют молодые люди из интелли­гентных семей с невысоким уровнем жизни. Где-нибудь в частном вузе, готовящем менеджеров по гостиничному бизнесу, социологи получили бы другие результаты. Но о разном отношении к культуре в разных слоях населения речь пойдет дальше. А в лучших технических вузах России, ставших универси­тетами, теперь дают студентам не только современное инженерное знание (действительно университетское, а не узкоспециальное), но и ввели предметы гуманитарного цикла. Не только юриспруденцию и экономику, но и русскую историю, философию, культурологию. Нашей высшей школе сегодня прихо­дится восполнять пробелы общеобразовательной школы, отстаивать традиции нашей национальной системы образования, согласно которым ее главнейшая задача — воспроизводство национальной культуры, а сегодняшней России угрожает воспроизводство культуры в сниженном качестве — и русской, и культуры других народов России, о чем и предупреждает Абдулатипов.

Позицию высшей школы в этом вопросе сформулировал в своем выступ­лении на VII съезде Российского союза ректоров президент Союза, ректор МГУ В. А. Садовничий: “Государственность, всесословность, фунда­менталь­ность — основы российского образования”. Про всесословность мы в России давно не слышали. Но для воспроизводства национальной культуры стало необходимым не только отстаивать качество образования. В МГУ открыли подготовительные курсы для пятисот молодых людей, которые придут из армии. В Екатеринбурге ректор Уральского университета В. Е. Третьяков назвал такие подготовительные курсы рабфаком — для выпускников сельских школ и ребят, отслуживших в армии. Глава Госкомитета по рыболовству Е. И. Наздратенко, как только удалось восстановить рыбзавод на острове Шикотан, сразу же добился, чтобы там открыли филиал Дальрыбвуза.