— Давайте сейчас не будем торговаться, — предложила я, заметив, как напрягся Рейдан. Он и так, пожалуй, сожалел о шкуре керато, которую мы истратили на такой ненадежный товар. — До Фолесо еще надо добраться.

— Хорошо. Ты отправляешься с нами, и если ты действительно поможешь нам найти храм Келлион, ты получишь больше, чем просишь. Но не вздумай бежать, — сказал Рейдан, поднимаясь из-за стола. — Даже если тебе удастся покинуть Базар без бирки о свободе, здешние места ничуть не менее опасны, чем знаменитый Цесиль.

— Ладно, — легко согласился Готто. — А где я буду спать? Я вижу только две кровати.

Мы постелили Готто на полу. Слегка посетовав на такую несправедливость, Готто уютно завернулся в теплые одеяла и мгновенно уснул. Виса неслышно подкралась к спящему юноше и, привалившись к его теплому боку, тоже с наслаждением растянулась, заняв собой почти весь пол в комнате. Моя четвероногая сестренка быстро становилась взрослой! Рейдан куда-то вышел. Я задула свечу, разделась, расчесала на ночь волосы и забралась на лежанку. Однако мне не спалось: то ли рассказ Готто растревожил меня, то ли не давали заснуть мысли о предстоящем путешествии. Поворочавшись с боку на бок, я встала и, как была, в одной лишь рубашке и юбке, босая вышла на крыльцо.

Базар спал. В тишине был слышен каждый далекий звук: беспокойное ржание лошади в конюшне, ворчание собаки, приглушенные голоса. Манящими огоньками где-то вспыхнули окна. Весенний воздух коснулся моего лица, разгоряченного духотой. Я глубоко вдохнула порыв ветра, принесший запах леса и дороги, и чувствовала, как пушистая прядь волос ласково щекочет мой лоб. Темно-голубое небо, похожее на цветок ланцолы, было усыпано звездами, но среди них уже не было той, встречи с которой я ждала и боялась. Странная нежность переполняла все мое существо.

Бесшумной походкой откуда ни возьмись к крыльцу подошел Рейдан.

— Ты что не спишь, Шайса? — спросил он, садясь на ступеньку. — Хотя и мне сегодня не уснуть. Это все весна. В лесу сейчас слышно, как движется березовый сок по стволам. Чуру весной добывать нельзя: она родит детенышей. Лихо ты присмирила нашу покупку! Парень больно дерзок, но придется брать его с собой — да и тебе повеселее будет, а то все со мной, стариком. Только смотри: такие красавчики всегда рады девке голову заморочить!

— Зачем ты глупости говоришь! — звенящим голосом воскликнула я и сбежала с крыльца, чувствуя, как кровь приливает к лицу. Вдруг что-то обожгло мне ступни, и я поняла, что босиком стою на снежной полянке, укрывшейся в прохладном углу от злого весеннего солнца.

Рейдан встал и, улыбаясь, смотрел с крыльца, как я с несчастным лицом переминаюсь с ноги на ногу.

— Ну ты дуреха! — сказал он. — Ладно, стой там, сейчас я тебя отнесу в дом.

Он подошел и легко поднял меня на руки. Его насмешливое лицо вдруг оказалось так близко, что я чувствовала на своей щеке его дыхание. Мне хотелось смотреть и смотреть на него, а я не смела поднять глаз.

Рейдан уложил меня прямо на кровать. Неловким движением я схватила его горячую руку и припала к ней губами. Искоса взглянув на него, я увидела, как улыбка сбежала с его лица. Рейдан нахмурился — не то в недоумении, не то с недоверием. Он осторожно отнял у меня руку и вышел из комнаты. Вскоре я услышала, как скрипнула кровать под его сильным телом. И тут я расплакалась. Слезы душили меня, со стоном рвались из груди, когда я прятала лицо в подушку. Сердце мое разрывалось между неподдающимся описанию счастьем и беспредельным отчаянием. Я не знала, от чего плачу — просто мне шел пятнадцатый год, и я встречала первую в своей жизни весну…

Глава 10. ПОТЕРЯВШИЕСЯ В ТУМАНЕ

Через неделю мы покинули Большой Базар. Рейдан впряг Белку в новенькую телегу, купленную очень недорого у Хоро. Готто, сменивший свои обноски на одежду лесовиков, не замедлив отозваться о ее грубом качестве, заботливо подсадил меня в телегу, Рейдан примотал сзади поводок Висы — огромную резвую кошку Белке было уже не свезти.

Лучшая дорога в Фолесо лежала через Лех, а дальше — по Сольту. Однако Рейдан, разумно опасаясь, что Готто может остаться дома, решил двигаться дикими дорогами, заодно сократив расстояние.

И вот снова на пути замелькали дорожные пейзажи — то пасмурные и дождливые, то освещенные ярким весенним солнцем. Мы миновали несколько крошечных, в три-пять домов, деревенек, и я поняла, что покинула самые процветающие места в Лесовии. Избы здесь были стары и убоги — не то что в Кромельчиках — а лица людей, изможденных постоянной работой, тупы и лишены всякой мысли. Я оборачивалась на них со страхом, а они глядели нам вслед с любопытством лесных животных и, наверное, забывали о нас раньше, чем мы исчезали из виду за поворотом. Когда я смотрела, как они, скрючившись в три погибели, примитивными орудиями пашут свои бесплодные поля, я пыталась вызвать в себе сострадание к этим беднягам, но у меня ничего не получалось. Женщины, рано утратившие молодость и красоту, с морщинистыми, обветренными лицами, окруженные орущими, вечно голодными ребятишками, являли собой унылую, безрадостную картину. Если в Кромельчиках я привыкла к мысли, что состою из той же плоти и крови, что и остальные люди, то теперь я недоумевала: как вышло так, что я, сестра звезды, и Готто, художник, которого посетило великое откровение, и Рейдан, простой, но добрый, мужественный и далеко не глупый человек, смутно напоминавший мне отца, — как вышло так, что мы одной породы с этими убогими людьми?!

Готто, похоже, разделял мои мысли. Наш новый спутник был весьма высокого мнения о себе и своем таланте. К Рейдану он относился с подчеркнутым снисхождением, каждым словом норовя подчеркнуть его «невежество» и «дикость». Охотник не обращал на это ни малейшего внимания, и я думаю, Готто решил, что Рейдан еще и туповат, раз не понимает его намеков. Зато я вызывала у Готто явный интерес. Он постоянно расспрашивал меня о жизни в храме. Особенно его интересовали произведения искусства, хранящиеся в храме и созданные его обитательницами. От моих сомнений насчет того, что в них не хватало чего-то важного, он отмахнулся со словами:

— Твои наставницы совершенно правы, Шайса. Искусство должно говорить на языке красоты, и все, кто не способен понимать этот язык, — тут он обернулся по сторонам: мы как раз проезжали через какую-то деревушку, — заслуживают только той жизни, которую ведут. Ах, как бы мне хотелось побывать там, хоть одним глазком посмотреть на это пиршество красоты, о котором ты рассказываешь! Но вот что мне интересно, — тут он понизил голос и покосился на Рейдана, — его-то что влечет в храм? Почему он взялся тебя сопровождать, а, Шайса?

Я смутилась. Но Готто не обратил на это внимания, он продолжал рассуждать:

— Если бы Рейдан был другой человек — ну… если бы он мог оценить и понять избранность твоей судьбы — я мог бы предположить, что он помогает тебе бескорыстно.

— Но сам-то ты отнюдь не бескорыстно собираешься оказать нам помощь, — заметила я и покраснела, вспомнив о сапфирах Келлион.

— Вот именно, — самодовольно поддакнул Готто. — А уж Рейдан и подавно преследует какую-то цель. Но это не мое дело. Мне лишь хочется знать, известно тебе о ней или нет.

Возмущенная до глубины души, я резко напомнила Готто, что он всего лишь раб и должен помнить свое место. Художник обиделся и надолго замолчал. В тот момент я впервые подумала, что он, наверное, влюблен в меня…

Тем временем мы покинули пределы Лесовии, и перед нами раскинулись Дикие поля, на безбрежных просторах которых можно было неделями не повстречать ни одного жилья. Я спросила у Рейдана, знает ли он эти края; он отрицательно покачал головой.

— Я там не охотился — в полях зверя нет. Однако что здесь мудреного? Дорога есть, будем двигаться все время на юг и наконец упремся в пролив Тонсо, а там либо по побережью, либо по воде доберемся до Фолесо. Главное, не заехать ненароком в Дугонский лес — тамошние разбойники беспощадны. А в страшные сказки про эти поля я не верю.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: