Однако для правильного понимания чрезвычайно важно точно различать обе ступени или оба слоя, о которых здесь идет речь. Сначала мы находимся как бы в преддверии души. Здесь ясно выступает статическая противоположность, напоминающая авестийскую противоположность "доброго чувства" и "дурного чувства": проводится различие между состоянием души, в котором она хочет доброго, и состоянием, когда она его не хочет, следовательно, не различие между доброй и недоброй "настроенностью", а между доброй настроенностью и ее отсутствием. Только когда мы обращаемся к этому второму состоянию, к отсутствию направленности к Богу, мы проникаем в глубь души, у входа которой встречаем демона. Только здесь мы имеем дело с подлинной динамикой души, как она дается через "познание добра и зла" посредством самоотдачи человека противопоставленности внутримирскому существованию, но здесь - в ее нравственном выражении. От общей противопоставленности, охватывающей как доброе и дурное, так и доброе и плохое, и доброе и злое, мы пришли к ограниченной, свойственной человеку области, в которой противостоят друг другу лишь добро и зло. Эта область свойственна человеку - так мы, позднее рожденные, можем сформулировать это, - потому что она может быть воспринята лишь интроспективно, может быть познана лишь в отношении души к себе самой: зло человек фактически знает только в той мере, в какой он знает о себе самом, все остальное, что он называет злом, не более чем иллюзия; но самовосприятие и самопонимание - чисто человеческие свойства, вторжение в природу, во внутреннюю судьбу человека. Именно здесь и кроется демоническое начало, которое жаждет человека, как женщина мужчину. Для того чтобы у читателя возникла эта ассоциация, надо непосредственно ознакомиться со словами Бога, обращенными к Еве и близкими тому, что Он говорит Каину, лишь исходя из этого, мы приблизимся к толкованию демонического начала в мире. Здесь, у внутреннего порога, уже нет места для настроенности, здесь необходимо вступить в борьбу.
В отличие от первых людей Каин не отвечает на обращение к нему Бога; он отказывается говорить с ним и отвечать ему. Он
отказывается выступить против демона на пороге; тем самым он отдается его "жажде" обладания. Углубление и подтверждение неспособности принять решение есть решение в пользу зла.
Итак, Каин совершает убийство. Он что-то говорит брату, мы не знаем, что именно, уходит с ним в поле и убивает его. Почему? Ни один мотив, в том числе и ревность, не дают достаточного объяснения ужасному деянию. Следует помнить, что это - первое убийство: Каин еще не знает, что существует убийство, он не знает, что можно убить, что, достаточно сильно ударив человека, его можно убить. Он еще не знает, что такое смерть и убийство. Здесь решает не мотив, а повод. В вихре нерешительности Каин ударяет брата в момент сильнейшего раздражения и слабейшего сопротивления. Он не убивает, он убил.
Когда проклятье Божие - опять в словах, которые возвращают нас к проклятью первых людей и выводят за его пределы, - уводит Каина от его пашни в далекий мир, чтобы он был "изгнанником и скитальцем на земле", Бог определяет его судьбу, в которой фактически воплотилось то, что произошло в его душе.
Воображение и влечение
Библейский рассказ о всемирном потопе обрамлен двумя фразами, близкими по словам, но различными по содержанию. Эти фразы надо понимать в их отношении друг к другу. В первом случае (Быт. 6:5) Бог увидел, что "зло человека велико на земле" и что "все образы, порождаемые его сердцем, только злы во все дни", и он раскаялся, что создал человека. Во втором случае (8:21) Бог говорит: он не хочет больше проклинать землю из-за человека, "потому что образ человеческого сердца зол от юности его".
"И увидел YHWH": здесь рассказчик, очевидно, соотносит свое повествование с семикратным "И увидел Бог" в истории сотворения мира. Шесть раз увидел Бог, "что это хорошо", а в седьмой раз, после создания человека, он взглянул на все, что он создал, и увидел, что "все очень хорошо". Как же это "очень хорошо" применительно к первым людям превратилось в "только злое" человеческого рода?
Но не человека видит Бог злым. Под "злом" подразумевается не испорченность живой души, которую вдохнул в него Бог, а извращенность "пути" (6:12), "наполняющего землю злодеяниями", (6:11) и этому соответствует не злая душа, а злой "образ". Зло действий выводится из зла образа.
"Образ", или образность, соответствует в понятийном мире, более простом, но и более сильном, чем наш, "воображению" в нашем словоупотреблении - не способности воображения, а его созданию. В человеческом сердце создаются наброски в виде образов возможного, которое может быть сделано действительным. Образность, "рисунки сердца" (Пс. 73:7) это игра с возможностью, игра как самоискушение, из которого иногда неожиданно возникает насилие. Оно, как и деяние первых людей, не основано на решении: место действительного, воспринятого плода занял возможный, вымышленный, придуманный, который лишь можно сделать действительным, и если можно было бы сделать - делают. Такая вымышленная возможность в этой ее сущности называется злом, ибо она уводит от действительности, данной Богом.
Изменение в свойствах первых людей происходит от познания добра и зла, не от непослушания, как такового, а от его непосредственных последствий. Человек стал в этом отношении "как Бог": подобно Богу он "познает" противопоставленность; но он неспособен, в отличие от Бога, господствовать над ней, он растворяется в ней. Он изгнан из предоставленной ему Богом действительности, из "доброй" фактичности творения в безгранично возможное, которое он наполняет своими образами, "злыми", так как они фиктивны; но и в изгнании по собственной вине человека повторяется его уход из божественной действительности. В сфере мятущихся образов, сквозь которую он проходит, каждый из них побуждает его к воплощению; то, что он пытается ухватить, как легкомысленный взломщик, без какого-либо решения, просто чтобы преодолеть напряженность всевозможности, становится действительностью, но не божественной действительностью, а его собственной, произвольной, не имеющей судьбы действительностью, его насильственным деянием, которое одолевает его, становится его созданием и злым роком.
То, что человек, отданный во власть познания добра и зла, не обладая способностью господствовать над их противопоставленностью, - таким господством обладает только Творец, - привносит в созданный мир покоренную в акте творения хаотичность возможного, время от времени, произвольно воплощая ее в себе, - именно это заставляет Бога сожалеть, что он создал человека, вызывает у него желание "стереть его с лица земли", а вместе с ним и все живое, вовлекаемое насильником в порчу: он раскаивается, что создал их всех (Быт. 6:7). В тех же словах, но с явным соотнесением к сказанному после совершенного им уничтожения Бог обосновывает свое прощение, решение больше не карать все живое, сотворенное им, тем, что "образ человеческого сердца зол от юности его". Теперь уже не "все образы", теперь уже не "только злы" и со странным добавлением "от юности его". Это можно понимать только так, что Бог допускает - воображение не полностью зло, в нем есть и зло и добро, ибо в нем и из него может возникнуть решение (а до познания добра и зла это было невозможно) направить волящее сердце к нему, покорить вихрь возможностей и осуществить задуманный в творении образ человека. Ибо блуждание и произвол не врожденные свойства человека, он не изначально грешен; невзирая на бремя прошлых поколений, он все время начинает как личность
с самого начала, и буря юношеской фантазии обрушивает на него бесконечность возможного - наибольшую опасность и наивысший шанс. Отсюда через много веков возникло талмудическое учение о двух влечениях. К этому времени слово "jezer", которое я перевел как "образ" (Gebild), употреблялось уже в измененном значении; уже у Иисуса сына Сирахова под этим подразумевается собственное побуждение, во власть которого сотворенный человек был отдан Богом, но со свободой соблюдать заповеди и верность, исполняя волю Божию. В Талмуде это понятие под влиянием растущей рефлексии разделилось на "доброе" и "злое" влечение и применялось также без определения для обозначения второго как первичного.