Для нас это было тяжелым ударом. Нас не нашли такие опытные летчики…

Я чувствовал, что после этого случая вера экипажа в мои штурманские способности еще больше поколебалась.

Не желая повторить ошибки, я твердо решил лететь другим, более надежным методом. Но каким?! Я уже ощущал его, этот метод, но пока командиру не рассказывал. Одного ощущения правильности было явно мало. Нужны были математические доказательства, а их у меня еще не было, да и не было свободного времени на обстоятельное обдумывание. Каждый из нас по 18 часов ежедневно рубил торосы, чтобы подготовить площадку для взлета.

Это были утомительные, полные нечеловеческих усилий дни. С остервенением мы били кирками по голубому упругому и крепкому как гранит льду. В кровь были растерты руки, неумолимое солнце до боли слепило глаза, мокрые от пота волосы на затылке смерзались.

Медленно, но верно удлинялся аэродром. Тогда мы не думали ни о дрейфе, ни о том, что льдину может сломать. Мы думали об одном -сделать площадку, взлететь и прилететь в лагерь!

Шли шестые сутки битвы с торосами. Я отдыхал в палатке, куда заполз после сытного обеда. Уже засыпая, неожиданно услышал, как командир сдержанным, но энергичным голосом говорил кому-то:

- Запрещаю будить! Солнце никуда не денется! Пусть отдыхает. Ведь он первые трое суток совершенно не смыкал глаз, пытаясь наладить связь. Скоро будет готов аэродром. Штурману нужна свежая голова.

- Но, Илья Павлович, уже более суток не было солнца из-за облачности! Мы не знаем, куда нас унесло за это время. Разбудим, он снимет высоту и через 15 минут пусть спит!

- Еще раз повторяю, не тревожьте штурмана, а с завтрашнего дня не занимать его и на аэродромных работах. Пусть занимается только связью и навигационными расчетами!

Этот голос с нарочито подчеркнутой суровостью мгновенно лишил меня сна. Взяв секстант, я вылез из палатки и, действительно, увидел низкое солнце, мимо которого бежали рваные обрывки серых облаков. Стараясь не шуметь, я взял несколько отсчетов высот и с готовыми данными неслышно вполз в свою маленькую палатку. Сделав расчеты, нанес на карту новые координаты нашей льдины. Мы находились уже в 32 километрах от полюса, и нас медленно, но упорно несло не в сторону лагеря, который дрейфовал вдоль 36-го меридиана, а под углом, в сторону, почти противоположную. Таким образом, увеличивалась разность долгот между обеими точками и тем самым усложнялся курс следования в лагерь.

- Ты почему не спишь? - во входном рукаве появилась голова Ильи Павловича.

Я молча показал ему карту с новыми координатами.

- Да, все-таки нас растаскивает. До лагеря уже 147 километров. Нас тянет к Америке, а папанинцев - к Гренландии!

Он вернул мне карту и вполз в палатку, в которой царил оранжевый полумрак и было тепло от тихо шумящего примуса. Сбросив меховые рубашки и оставшись в одних свитерах, мы не без комфорта расположились на спальных мешках, которые лежали прямо на пневматическом полу палатки. С лицом, опаленным полярным солнцем, с корочками от ожогов мороза на щеках, при таком освещении Илья выглядел героем из романов Джека Лондона. Заметив мой взгляд, он улыбнулся:

- Не верится даже сейчас! Думал ли я - деревенский парень, что буду сидеть на полюсе?

Помолчали.

- Тяжело, но ради этого стоит жить! - снова заговорил Мазурук. - Ведь ты только подумай, под нами бездна океана в 4 тысячи метров глубины, а мы вот сидим, не хмелеем от радости, а ворчим, что океан-батюшка растаскивает наши льдины!

- А у меня, Илья, такое ощущение, что я сижу не в районе полюса, а где-то в заснеженной холмистой степи под Оренбургом. И, знаешь, что я надумал…

- Что? Не томи!

- Полюса нет! Эта точка - условная, и если ее не будет на земном шаре, тогда не будет и всей этой путаницы с меридианами!

- Постой, постой! - Мазурук схватил карту. - Ты хочешь сказать, что земля без полю-сов упростит навигационные расчеты в этом районе?

- Конечно! Ты представь себе, что полюс не рядом, а где-то далеко-далеко, быть может в бесконечности! Из школьной геометрии мы знаем, что все линии, идущие в бесконечность, параллельны между собой. Тогда и меридианы будут параллельны друг другу. Согласно геометрии, которую мы учили в пятом классе, при пересечении параллельных линий прямой угол пересечения будет один и тот же!

- Здорово! Понял! Ты хочешь сказать, что наш курс в лагерь Папанина будет какой-то одной определенной величиной и что ни к чему возиться с этой запутанной системой меридианов, которые придумали картографы, сидя в темных кабинетах и не испытавших на себе, что такое голубые торосы!

Илья до боли стиснул мои плечи.

- До чего здорово устроены мозги человека, а? Попал в беду - ищи выход, и обязательно найдешь!

- Может быть, теоретически этот вопрос где-то и решен, но я твердо знаю, что таких карт нет и в навигации еще не применялись.

Вот, смотри, наша точка и наш меридиан. Вытянем его в точку полюса, перенесенную с земли в бесконечность, и проведем параллельно ему все остальные. Тогда курс в лагерь, промерь, будет везде один и тот же!

- Вижу. Это потрясающе просто!

- И вместе с тем не просто! А по какому прибору надо вести самолет, чтобы выдержать этот курс?

- Да по любому из имеющихся на самолете!

- Нет, это не так. Ты убедился сам, магнитные компасы здесь скорее покажут цену на дрова, чем правильный курс. Солнечный компас наш рассчитан для полетов только вдоль меридианов, а не под углом к ним!

- А гироскопический полукомпас?

- Гироскопический? Но ты же знаешь, что его уход за астрономический час от первоначальной установки равен 15°. Но здесь, у полюса часовые пояса практически не существуют. Значит, за час полета гирокомпас уведет нас в сторону минимум на 15°! И это без учета закономерных инструментальных ошибок, которые здесь могут быть очень большими. Гироскопический полукомпас был бы нам очень полезен, если бы не имел таких ошибок!

Мы оба замолчали. Сквозь тихое гудение примуса было слышно, как где-то вдали гулко гремела канонада. Лопались и ломались трехметровые льды. Мы мало обращали внимания на эту титаническую борьбу. Уже несколько дней подряд льдины вздымались на дыбы и с пушечным гулом ломались, но это было далеко от нас и уже привычно. Так привыкает к канонаде солдат на фронте и спокойно, сидя в окопе, делает свои самые обычные дела.

- А солнечный компас разве не даст угла отхода ?

- Да, но, к сожалению, на земле не нарисованы меридианы, чтобы практически проверить угол отхода.

- Нет меридианов? Будет тебе нужный меридиан! Мы нарисуем его на льду! Что? Смело? - улыбнулся Мазурук. - Ты лишил Землю географических полюсов, за открытие которых человечество принесло столько жертв, и я не удивляюсь! У нас есть запас краски льды малевать, чтобы следить за их дрейфом. Вот этой краской и нарисуем тебе меридиан!

- Я думаю, вначале необходимо закончить взлетную полосу. А меридиан… Ну, если только как наглядное пособие… Пожалуй, можно!

- Не только как наглядное пособие, - Мазурук пристально взглянул на меня и тихо добавил. - Экипаж совсем запутался в определении направления. Скажем, что нарисованный меридиан - линия пути в лагерь папанинцев. Это подействует успокоительно!

- Они не верят! А ты?

- Твоим астрономическим расчетам верю. Но, когда гляжу на карту с этой паутиной меридианов, мне кажется, что мы как мухи попались в тенета. Смотри, какое огромное сходство этой коварной сетки с паутиной!

- Видишь ли, вся эта система со схождением меридианов в точке географического полюса пока устраивала всех навигаторов и геодезистов, так как в этих районах никто не плавал. Карты строились для широт, доступных морякам. А те исследователи, которые сюда попадали - Пири, Амундсен, Нобиле, Берд, - они приходили или прилетали только вдоль меридиана, выбранного от точки отхода экспедиции, и по нему же возвращались обратно.