Пил вышел. В другом конце холла появился человек в белом халате и быстрым шагом направился к актрисе. Заметив его, та немедленно схватилась за сердце.

– Как он себя чувствует, доктор? – простонала она. – Прошу вас, скажите мне правду!

Роджер, как и все свидетели этой сцены, застыл, очарованный красотой актрисы и ее умело принятой позой. Но на врача все это уже явно давно перестало действовать.

– Выживет, – сухо бросил он.

– Поклянитесь!

– Могу вас заверить только в одном: Греаторекс не сможет работать как минимум несколько недель.

– Но это ужасно!

– Это только предварительное заключение. После рентгена и консультаций специалистов мы получим более подробные данные.

– Так он при смерти? И вы не позволяете мне войти к нему, хотя бы на минутку?!

– Если будете так буйствовать, то уж точно не позволю.

Угроза подействовала мгновенно – актриса успокоилась. Когда врач собрался возвращаться в палату, Роджер предъявил ему удостоверение, и тот кивнул, предлагая идти следом. Они вошли в тесную прихожую. Сквозь открытую дверь Роджер увидел другую, более просторную комнату. Врач остановился.

– Я не могу разрешить вам идти дальше, суперинтендант.

– А у вас есть на это право?

– Есть. Я здешний врач, моя фамилия Андерсон.

– Но как же так, мистер Андерсон? Какой-то молодой особе вы обещаете, что проведете ее к больному, и в то же время не подпускаете к нему полицию?

Врач смутился.

– Это совсем другое дело. Они снимаются в одном фильме и...

– Как себя чувствует ваш пациент?

– Сейчас он спит. Мы накачали его снотворным.

– Мне все же очень хотелось бы взглянуть на него поближе.

Андерсон недовольно покачал головой, но все же проводил Роджера в комнату, где две медсестры и еще один врач дежурили у постели Реймонда Греаторекса. Раненый спал глубоким сном, и несмотря на забинтованную голову и мертвенную бледность, его лицо оставалось очень красивым. Недаром же он был одной из самых модных "звезд".

– Он что-нибудь сказал? – без особой надежды спросил Роджер Уэст.

К его величайшему удивлению, Андерсон кивнул:

– Да, но всего одну фразу, мы все ее расслышали. Вот она: "Эти сволочи Донованы".

Обе сестры и второй врач молча кивнули, подтверждая, что слышали то же самое.

– И больше ничего?

– Ничего.

– Благодарю вас. Не стоит беспокоиться – я найду дорогу сам.

Вернувшись в холл, Роджер столкнулся с той же молодой актрисой и на сей раз узнал эту "восходящую звезду". Зрители впервые оценили ее талант и красоту после удачного выступления в какой-то авангардной пьесе.

Суперинтендант вышел из медпункта, мысленно повторяя слова Греаторекса и раздумывая, что они могли значить. Уоттс протянул ему карандашный набросок, и Роджер увидел круглое широкоскулое лицо, сломанный нос и густые вьющиеся волосы. Внизу инспектор дописал то, чего не смог передать карандаш: волосы рыжевато-белокурые; цвет лица румяный; рост примерно пять футов десять дюймов; плотного телосложения, широкоплечий; одежда: плащ, шарф и потрепанная кепка (сценический костюм, который легко заменить).

– Пил уже уехал, забрав копию, сэр. Набросок не совсем точен, но, пожалуй, поможет нам задержать этого типа. Я лично узнаю его в любом виде.

– Нет, ваш рисунок не так уж плох, а описание очень подходит парню, который сегодня заезжал в Берн Корт и, видимо, подсыпал снотворного Мэри-Элин.

– Вы хотите сказать?..

– Ох, совсем забыл, что вы не в курсе.

И Роджер вкратце рассказал инспектору об утреннем происшествии.

– А теперь, – закончил он, – вам надо показать этот эскиз ирландской кухарке миссис Мэллоуз. Если она признает своего торговца мукой, мы сделаем большой шаг вперед.

Уоттс повернулся, собираясь как можно скорее выполнить поручение, но суперинтендант остановил его.

– Возьмите мою машину, – предложил он, – так вы скорее доедете. А я потом попрошу кого-нибудь меня подбросить.

Инспектор ушел, а Роджер, бредя по студии наугад, все раздумывал над словами Греаторекса. Решив, что суперинтендант заблудился, один из охранников поспешил предложить ему помощь.

– Вы не знаете, мистер Сэнделл все еще у себя? – спросил у него Роджер.

– Сейчас узнаю, сэр. Если хотите, мы можем пойти туда вместе.

По дороге молодой человек решил поддержать беседу.

– Вы слышали последние новости про совершившего покушение, сэр?

– Нет, а вы?

– Кое-что. Его рабочую одежду нашли в дальнем углу у самой стены. А по другую сторону – отпечатки шин на обочине дороги. Ребята с ног сбились, отыскивая улики, но, похоже, парень обвел нас вокруг пальца. Надо думать, сейчас он уже далеко отсюда!

– Еще бы!

Возле автостоянки охранник остановился.

– Да, шеф все еще у себя. Вот его машина – как раз под окном кабинета.

Через две минуты Роджер уже обменивался рукопожатием с Дэвидом Сэнделлом, начальником службы безопасности студии "Борили". Даже не будучи тонким психологом, можно было легко догадаться, что Сэнделл пребывает в самом отвратительном настроении.

Подойдя к столику, где были разложены потрепанная одежда преступника и увеличенные фото следов шин, Роджер улыбнулся:

– Быстро же вы все это раскопали!

– Можете обойтись без реверансов! – взорвался Сэнделл. – Я сам отлично знаю, что если бы воспринял ваш совет более серьезно, ничего подобного не случилось бы! Впрочем, работай я по-прежнему в Скотленд-Ярде, тоже немедленно почуял бы опасность, узнав, что Греаторекс снимается в сцене бунта. Надо было проверить каждого статиста, не говоря о посторонних... Здешняя работа здорово отупляет. Хочешь не хочешь, а привычка преодолевать только видимые препятствия быстро дает себя знать. Предупреждаю вас, Красавчик: когда уйдете в отставку, ни за что не беритесь за это паршивое дело. Покроетесь плесенью и начнете ненавидеть себя самого.

Это признание настолько удивило Роджера, что он просто не смог найти ответа и смущенно пошутил:

– Зато перегрузки плохо действуют на сердце.

Сэнделл насмешливо улыбнулся:

– А вы все такой же. Дипломатия и обаяние. Вы знаете, почему этот тип напал на Греаторекса?

– Не то чтобы знаю... скорее чувствую, что Дэнни О'Хара и Реймонд Греаторекс связаны какой-то темной ниточкой. Тут пахнет крупной игрой. Они были близкими друзьями?

– Как бы не так! Люто ненавидели друг друга. Обоим всегда нужны были одинаковые роли, лучшая гримерная и лучшая гримерша. В глубине души я их понимаю: когда два известных актера из кожи вон лезут, работая в диких условиях, вполне естественно, что время от времени они впадают в истерику.

– А из-за женщин они не ссорились?

– Такие слухи всегда распространяются очень быстро, тем не менее я ни разу не слышал ничего подобного. О'Хара никогда не был сердцеедом, зато Греаторекс не пропускал ни одной юбки.

– Как по-вашему, не могли они ввязаться в какую-нибудь аферу? Скажем, затеять не совсем законное дело?

– Сомневаюсь, но, если хотите, попробую навести справки. Вы серьезно думаете, что убил О'Хару и напал на Греаторекса один и тот же тип?

– Сам не знаю, что и думать. Но странно все-таки, что оба случая произошли почти одновременно, да еще Греаторекс получил по голове сразу после того, как позвонил мне и сообщил, что располагает важными сведениями об убийстве О'Хары.

– Простите, я не совсем понимаю...

– Ясно, что кто-то подслушал этот телефонный разговор.

Сэнделл скептически покачал головой, и Роджер подумал, что он, очевидно, всегда принадлежал к категории полицейских, которые продвигаются вперед очень медленно и никогда не доверяют инстинкту, даже если тот возник в результате многолетнего опыта и нередко мог бы подсказать правильный путь. Какое счастье, что Коппел дает ему, Роджеру, полную свободу и не мешает полагаться на собственное чутье всякий раз, когда оно дает о себе знать. Но разве это объяснишь такому человеку, как Сэнделл?